Сайберия - Владимир Сергеевич Василенко
Я сделал вид, что заинтересовался чистотой своих ногтей. Попутно обратил внимание на небольшую царапину на ладони. Порез и небольшая гематома под ним предстали передо мной, будто в окуляре микроскопа. Но это было не всё. Я вдруг понял, что могу исправить повреждения. И, сосредоточившись, сделал это. Царапина затянулась прямо на глазах, мне осталось лишь сковырнуть сухую корочку.
Так вот, значит, в чем особенность моей «текучей» ауры. Она может копировать Дар другого Одарённого. Вряд ли, конечно, я получаю чужой Дар во всей его полноте. Я, например, не чувствовал в себе силу, позволяющую воскресить мёртвого, да и вообще не знал, как подступиться к этой задаче. Но я точно стал неким двойником князя.
Вот только, как выяснилось, ненадолго. Утром следующего дня от целительского Дара не осталось и следа — проснувшись, я увидел у себя всё тот же расплывчатый серый нимб.
Последний эксперимент мне удалось провести уже сегодня. В течение дня я снова попробовал скопировать Дар Аскольда. Получилось легко. Но, как выяснилось, стоило мне потерять «контакт» с источником настоящего Дара, как моя копия начинала постепенно рассеиваться. Пара часов — и я снова чистый лист. Либо можно было сбросить Дар самому — это тоже получилось легко и естественно, как стереть капли воды со лба.
Вот, значит, какой Дар оказался у наследника князей Василевских. Богдан не унаследовал фамильные способности к целительству. Вместо этого — трюк с подражательством. Заёмная сила, да ещё и временная. Что ж, негусто, но лучше, чем ничего. Особенно если прибавить к этому ещё и умение видеть чужие Дары. Тоже полезно.
Василевскому я решил обо всём рассказать завтра. Пусть сначала он соизволит приоткрыть завесу своих тайн. Может, и скорректируем некоторые наши планы. Хотя в целом его намерения отправить меня в другой город на учёбу меня вполне устраивали. Мне в любом случае нужно осваиваться в этом новом для меня мире, налаживать жизнь. И учеба в местном институте — хороший старт. Уж всяко лучше, чем если бы я остался здесь, в этом мрачноватом старом особняке, в котором заправляет не менее мрачный и сварливый старик.
На самом деле, уже даже не терпелось отправиться в свободное плавание. Смущало одно. Кажется, у Василевского завалялись какие-то скелеты в шкафу. И как бы не получилось так, что разбираться с ними придётся именно мне. И хорошо бы знать, чего ожидать.
Сам Аскольд, кстати, хоть и объявил, что собирается спать, проторчал в кабинете ещё около часа. Я это точно знал, поскольку двери в библиотеку не закрывал, а пройти из кабинета в спальню князь мог только мимо меня. Вскоре я расслышал его уже знакомые шаги и взглянул на часы. Время уже к полуночи. Засиделся-таки старик.
Мне пока спать не хотелось — за последние двое суток я и так только и делал, что спал, читал либо бесцельно слонялся по дому. Даже во двор выглядывал всего однажды. Тёплой одежды у меня не было, а за порогом было довольно зябко.
Я устроился в кресле-качалке с увесистым томом энциклопедии про покорение Сайберии, придвинул поближе занятный светильник, в котором вместо лампочки сиял кристалл солнечного эмберита. Одно из маленьких чудес, тоже заставивших меня всерьёз относиться к рассказам о магии.
В библиотеке было тепло и уютно, пахло пылью, кожей и деревом. Поэтому мне здесь и нравилось. Чтиво, правда, оказалось спорного качества. Познавательное, с кучей интересных фактов, но изложенное таким суконным скучным языком, что меня натурально начало подташнивать, да и голова разболелась. Я всё же сделал над собой усилие, решив дочитать до конца раздела. Но сам не заметил, как в итоге задремал.
Разбудила меня беготня по коридору и чьё-то приглушённое шушуканье.
— Ой, плох совсем барин!
— Да что же будет-то, батюшки…
— Кончайте причитать, клуши! — громче остальных донёсся басовитый голос Захара, служившего у князя кем-то вроде управляющего. — Машка! Дуй бегом к Огородниковым! Дохтур у них новый комнату снимает.
— Да не любит их барин, дохтуров-то этих! Осерчает…
— Пусть серчает! Пусть даже плетей всыплет, как в старину. Но зато, может, даст бог, живой будет! — отрезал Захар. — Ну чего встала, дурёха? Бегом, говорю!
Голоса доносились как-то искаженно, приглушённо, будто сквозь толщу колышущейся воды. Но дело, конечно, было не в акустике, а в моём собственном состоянии. Меня здорово мутило, сердце ворочалось в груди тяжело, словно бы неохотно. Я поморгал, потряс головой, поднялся с кресла. Голова закружилась так, что пришлось ухватиться за книжную полку.
Встав и пройдясь по комнате, я постепенно пришёл в себя. Только в ушах продолжало немного шуметь, а к горлу подкатывал ком тошноты. Но для человека, пару дней назад восставшего из мёртвых, состояние вполне сносное, грех жаловаться. В первый день после пробуждения ещё не так колбасило.
Через пару минут, более-менее придя в себя, я выглянул в коридор. Прислуга, сгрудившаяся чуть дальше, возле дверей в спальню князя, испуганно обернулась на меня, будто привидение увидели.
— Что стряслось-то? — спросил я.
Тётка Анисья — кухарка князя, мать Маши, начала было причитать, заламывая руки, но Захар резко оборвал её. Мужик он был смурной и деловитый, с цепким тяжёлым взглядом.
— Нездоровится барину, — сухо ответил он. И, будто предвидя последующие расспросы и заранее пресекая их, добавил:
— У него это бывает. Он когда лечит кого-то, вроде как силы свои тратит. Порой через это и сам хворать начинает.
А, так вот чего ты таким сычом глядишь, дружище. Меня винишь в том, что хозяин твой слёг? Ну, так я ж не просил меня воскрешать.
Однако в душе зашевелилось смутное беспокойство за князя. Всё ж таки он немолод, и на меня наверняка потратил уйму сил. А если его Дар и правда работает с этаким откатом, то как бы старик не надорвался ненароком.
— Я слышал, за врачом послали? — спросил я.
— Да, на всякий случай, — буркнул Захар, нервным жестом дергая козырёк потрёпанного картуза, который таскал постоянно, даже в помещении, будто прирос он. Скорее всего, просто залысины прячет.
— Хорошо. Если моя помощь понадобится, зовите.
— Да не извольте беспокоиться, барин. Вы бы шли к себе, отдыхали.
Тон его мне по-прежнему не нравился, но чувствовал я себя не ахти, да и собачиться на ровном
