Сяо Тай и разбойники горы Тянь Ша - Виталий Абанов
Она повернулась к ждущей ее у палатки Минмин и кивнула ей, подвязывая меч к поясу.
— Не утомилась ждать? — спросила она и Минмин тут же подскочила к ней.
— Госпожа! Пайцза! Меч! Вы теперь разбойница⁈
— Минмин! Я же просила так их не называть! Кроме того, я теперь — удалая девица и ээ… сестра-храбрец? Добрая девица? Звучит так, словно я в публичном доме работаю… и была там Добрая Девица Сяо Тай — всем давала… бррр… не, не, не. Зови меня Седьмая Сестра. Для тебя — Старшая Седьмая Сестра.
— Старшая Сестра Тай!
— Угу, Белоснежка и шесть гномов. Все, пошли, у нас дел полно. Знаешь кто такие янычары?
— Нет, госпожа Старшая Седьмая Сестра Тай!
— Ты все в кучу собрала. Просто Тай и все. Мы же подруги. Так вот, янычары… это были люди без роду и племени собранные вместе для войны. И у них не было лояльности ни к султану, ни к родине, ни к семье. Знаешь, кому они были преданы? Котлу. Все питались вместе, а полковник лично накладывал еду, он знал кто отличился и кому кусок мяса получше дать, а кого поварешкой по рукам. Кстати, полковник на их языке так и зовется — башар. Что значит черпак, ковш, которым еду накладывают.
— О чем это вы госпожа?
— Все о том же, Минмин. Кто мужчину кормит — того тот и слушается. — отвечает Сяо Тай и сладко потягивается: — а у меня отсюда теперь два пути, либо на шелковые подушки в палатке Совета, либо голова в кустах.
— Не надо голову в кустах, — огорчается Минмин.
— Сама не хочу, понимаешь…
Глава 3
Когда Гу Тин открыла глаза, просыпаясь, то первым же делом охнула. Болела спина, болела шея, в животе застыло сосущее, тягучее чувство голода, а еще было очень холодно. Она попыталась съежиться, собраться в комочек, собирая немногие капельки тепла, что еще оставались, но мышцы как будто задеревенели и отказывались подчиняться. Она окончательно проснулась и немедленно пожалела об этом. Во сне было тепло, и ее матушка накладывала на тарелку горячие, обжигающе вкусные баоцзы с начинкой из мясного фарша, лепестков лотоса и мелко нарубленных креветок. А еще во сне она могла наконец вытянуться во весь рост, могла бежать по цветочному лугу и смеяться. В реальности же она сидела в маленькой бамбуковой клетке посреди лагеря разбойников горы Тянь-Ша и ждала выкупа. Она могла только молится о том, чтобы разбойники не выставили за нее слишком уж высокую цену, понимая, что Гунсун Шэн из Цзиджоу, владелец ее долгового контракта, ее хозяин — жадный сквалыга.
Она закрыла глаза, пытаясь заснуть снова. Если бы на то была ее воля, то она спала бы все время, не чувствуя утреннего холода, не испытывая сосущего чувства голода и то, как затекли ее спина и ноги. Сперва ей казалось унизительным то, что клетка стояла просто под навесом и никто не водил ее в туалет и она была вынуждена каждый раз приседать в углу клетки на забаву гогочущим разбойникам. Ей казалось ужасным то, что у нее забрали шелковые верхние одеяния и бросили в клетку какие-то тряпки. Она не могла есть то, что ей кидали через бамбуковые прутья.
Но теперь… теперь ей было все равно. От изнасилования ее спасло только то, что она оказалась девственницей и обязательным условием ее выкупа было сохранение этой самой девственности, ведь Гунсун Шэн, известный в Цзиджоу под прозвищем Липкие Руки — очень хотел поживиться на продаже этой Гу Тин в наложницы или даже жены богатому человеку. От изнасилования может и спасло, а вот от позора… ватага Толстого Мо, те разбойники, которые похитили ее — первые три дня держали ее в это клетке совершенно голой. И сперва это было ужасно и невыносимо. Но сейчас… она ходила бы голой по всему лагерю, если бы ей позволили выйти из клетки и дали поесть горячих баоцзы. Хотя… она горько усмехнулась. Сейчас ее тело не заинтересует даже этих разбойников. Гу Тин, Чарующий Голос Западных Провинций, Лепесток Лотоса и Разбивающая Сердца Песней — сейчас выглядит хуже, чем бродяжка-побирушка в какой-нибудь сточной канаве Столицы. Она грязная, от нее воняет, ее кожа давно приобрела серый оттенок с черными разводами, если сейчас сорвать с нее эти тряпки и бросить под ноги толпе… наверное отвернутся. И первое время это ее угнетало.
А еще — она практически потеряла голос. Из-за голода и жажды. Из-за простуды и несчастий. Она пыталась петь, порой ее заставляли это делать, однако это было жалко и никчемно. Она потеряла голос. Она старалась не думать о том, что это означало, потому что это означало что Гунсун Шэнь нипочем не станет выкупать из плена певицу, которая потеряла голос.
Она открыла глаза. Сердце болело больше, чем спина и шея. Она бы заплакала сейчас, но в ее организме так мало воды. В последнее время разбойники стали забывать о ней, прекратили подходить к клетке и издеваться, предлагая еду или воду в обмен на очередное унижение или жестокую забаву. Раньше она каждый раз сжималась, стоило им подойти к клетке, но потом… упавший в реку дождя не боится, не правда ли? Ну и пусть ей приходилось стоять на коленях и гавкать как собака, чтобы ей дали немного еды и попить, пусть. Главное — она все-таки что-то ела. И пила. Но в последнее время она им наскучила. Иногда ей казалось, что уж лучше бы ее выволокли из этой клетки и отдали этой толпе на растерзание, да ужасный конец, но все-таки конец. Хотя… она еще может рассчитывать, что доживет до холодов, а уже там — замерзнет насмерть в этой клетке. При мысли об этом ее сердце стало ныть в груди, и она сжалась в комочек на земляном полу. Матушка, дай мне силы, подумала она, дай мне силы пережить все это.
— … не больше! Сдавайте все запасы, если что найду — не поздоровится. Никаких заначек или
