Авиатор: назад в СССР 5 (СИ) - Михаил Дорин
— Слушаю, товарищ командир, — сказал я, подойдя ближе к столу.
— Догадываешься, почему задержал тебя? — спокойным голосом спросил Томин, когда Валера захлопнул дверь.
— Есть пара вариантов.
— Тогда начну с твоей встречи с особистами. Заставлять рассказывать тебя я не имею права. Однако мы с тобой в одном коллективе находимся и скоро снова полетим на задание. Мне бы хотелось, чтобы я мог тебе доверять полностью.
— Доверять вы мне можете, товарищ командир. Особый отдел интересовался нашей с Гаврюком атакой…
— Это я уже с вами обсудил и высказал, всё, что по этому поводу думаю, — сказал Томин, пристально посмотрев на меня.
Тогда чего меня спрашивать? В остальном, никаких особых моментов в разговоре с Пуповым я не заметил. Разве только…
— Товарищ полковник, смею предположить, что где-то вы не нравитесь товарищу Пупову. Зуб он на вас точит сильный…
— Да я его знать не знал, пока ты с ними не поговорил, — сказал Томин и встал со своего места. — 236й полк мало кто жалует, поскольку работаем мы много. И времени у нас на комиссии нет с их тетрадками и бумажками. Вот и пытаются нагадить со всех сторон.
— Понятно, — сказал я.
— Чего понятно? — опешил Валерий Алексеевич. — Работать надо, а не уши распускать у меня здесь. Кругом и отдыхать, Родин.
То работать, то отдыхать — не поймёшь этих начальников! Сами не знают, чего хотят.
— Ой! Что вы себе позволяете? — вскрикнула девушка, которую я чуть было, не опрокинул на пол.
Товарищ Вещевая стояла в пикантной позе прямо за углом в коридоре. Оттого и наскочил на неё сзади жеребец вроде меня. Жаль, не успел рассмотреть получше вид сзади Оленьки Онуфриевны.
За размышлениями о сказанных словах Томина, я не заметил её наклон и сшиб с ног в коридоре. Создание, в погонах лейтенанта медицинской службы, полетела носом вперёд.
Не разбила бы только свой вездесущий и миниатюрный прибор для обоняния.
— Перестаньте… меня хватать, — отталкивала меня Вещевая, когда я помогал ей подняться и оттряхивал её от пыли.
— Я прошу прощения, Ольга Онуфриевна, но вы тааак остановились, что я не мог пройти мимо, — попытался я её поддёрнуть, поднимая с полу серебристую серёжку.
— Конечно, кобель, да и только! Мимо девичьей задницы пройти не может, — ответила она, поправляя воротник рубашки.
Естественно! Особенно мимо такой-то задницы! На её правом ухе отсутствует одна серёжка, которую я, похоже, держу сейчас в руке.
И ведь будет отпираться, что не теряла.
— А вы чего там потеряли? Сережку, небось? — спросил я, готовясь протянуть ей потерянную драгоценность.
— Нет, у меня… шнурки развязались, — волнуясь, соврала Ольга, касаясь правой мочки уха своими аккуратными пальчиками.
Хм, а наш Вещий Олег, похоже, посетил маникюрщицу! Ноготочки аккуратные и покрашены светлым лаком. Симпатично смотрятся.
— Никогда не думал, что на женских туфлях есть шнурки, — сказал я, кивнув на ноги Вещевой, которые были обуты в чёрные туфли на низком каблуке. — Вот ваша серёжка.
Отдав Ольге её вещь, я пошел дальше, чувствуя на себе виноватый взгляд красавицы. Эх, намучается кто-то с ней.
— Сергей… Сергеевич! — позвала меня Ольга.
— Да, слушаю вас, — медленно повернулся я, когда Вещевая подходила ко мне ближе.
Ну, вот и молодец! Сейчас наша сестра милосердия должна сказать, что была не права. Мол, прости, Серёжа и давай поужинаем в нашем общежитии. Романтический стол со свечами на кухне, макаронами-рожками из красно-белой коробки и молочными сосисками. Хотя, нет! Мне больше по душе сардельки.
— Вы… вы углубленный медосмотр не прошли. Если завтра не пройдёте, буду…
Вот только скажи «это», и я тебя убью, Айболит в юбке!
— Если не пройдёте, то я… я вас отстраню от полётов, — быстро протараторила она окончание фразы и заспешила вперёд по коридору.
Мда, зато у неё задница огонь!
В общаге первым делом я принял душ и планировал лечь поспать. Да только как тут отдохнёшь, если за стенкой кураж-бомбей с самого утра.
Ритмы Битлз и Антонова, звон стаканов и танцы, — знатное застолье там идёт. После нескольких минут безуспешных попыток уснуть, решил прибегнуть к самому лучшему снотворному в авиации — чтению учебника по аэродинамике.
Не заметил, как провалился в сон. Палящее солнце сверху, а под крылом снега горных хребтов. Мой самолёт прекрасно себя ведёт в простейших условиях и ничто не может нарушить этой безмятежности.
Сильный удар в правый бок и вот всё закрутилось. В кабине дым, а я не слышу самого себя. В ушах только сирена, а над головой пронёсся чёрный самолёт…
Проснулся я от громкого стука в дверь. За окном уже темно, а на часах 21.00. Соседи по-прежнему на волне радости и не знают печали.
К чему был этот сон? Причём здесь какой-то самолёт.
— Серый, я долго буду ждать? — кричал Марик пьяным басом, колотя в дверь.
Не самый желанный гость, но не открывать тоже нельзя.
— Чего тебе? — спросил я, открыв дверь.
— Поговорить хочу… ик, — еле стоял на ногах Барсов. — Ты чё, такой… ик… крутой, что сразу духов с пушки расстрелял?
— Так уж сложилось. У тебя всё?
— Нееет! — крикнул он. — Я…я более перс… пекперс… венти…
Сомневаюсь, что в таком состоянии он сможет сказать слово «перспективен».
— Я более хорош. А ты лишь сосунок… — сказал Марик и припал к стене.
— У тебя всё? — спросил я.
— Нет, мы ещё… не договорили!
Разговаривать дальше не было смысла. Я перекинул руку Марика поверх своей шеи и довёл это пьяное тело до его комнаты. Там по-прежнему был праздник. Трое мужиков рассуждали о проблемах с женщинами и пути коммунизма. Очень схожие темы, хочу заметить.
— Чего празднуете? — спросил я. — Новый год через неделю только, — продолжил я, но никто из собравшихся в нашу сторону не посмотрел.
— А ты кто? — крикнул в мне лысый парень в грязной майке и серых семейках.
— Я вам пять секунд даю, чтобы не объяснять. Живо отсюда!
Ну, хоть здесь силу не пришлось применять. Уложил Марика на кровать, и когда был уже возле двери, Барсов слегка очухался.
— Я всё равно лучше тебя… ик. Ты конченый. Так комэска… ик… сказал.
Пьяному сейчас ничего не объяснишь. С утра он даже и не вспомнит, кто его притащил в комнату.
На следующий день после постановки задач, Гнётов, исполнявший сегодня обязанности комэски, строго указал мне пойти в санчасть и пройти УМО.
— Родин, чего боимся-то идти? Какие-то проблемы со здоровьем? — спросил он, вызвав меня к себе в кабинет.
— Никак нет. Я сам не знал, что мне нужно проходить УМО именно сейчас. Только с училища пришёл и опять?
— Мы неизвестно на сколько в Афган перебазируемся, а выйдет медицина у тебя и где ты там её будешь проходить?
Я почему-то думал, что на войне такие мелочи опускаются. Ошибался.
— Разрешите идти? — спросил я.
— Погоди, — сказал Гнётов и достал какой-то лист из ящика в столе. — С дивизии командиру полка, сказали написать список отличившихся во время операции. Буянов предложил вас с Гаврюком. Не против?
— А кто был бы против? — улыбнулся я.
— Само собой, что никто. Я предложил тебя наградить медалью «За боевые заслуги». Как ты к этому отнесёшься?
— Большая честь, товарищ капитан.
И правда — как ещё отнестись к тому факту, что тебя представляют к награждению государственной наградой?
— Иди. Будем тебя представлять.
Интересно, если мне столь высокую дают награду, что тогда ожидает Валеру? Может к званию Героя Советского Союза представят? Но это вряд ли. А вот если в самом Афгане что-нибудь с ним сделаем вот тогда точно дадут.
Хотя, по мне так лучше бы войны не было.
Санчасть нашего полка это небольшое двухэтажное здание с облупленными стенами и подгнившими окнами. А вот внутри — образец чистоты и порядка. Растительности в горшках столько, что кислорода, как мне кажется, здесь больше чем на улице. Красочные плакаты, нарисованные от руки, вещают о вреде курения, употребления алкоголя, пользе закаливания и занятий спортом. Особое место уделялось прививкам от всего, чего только можно. Даже отдельный вход был с улицы в прививочный кабинет.
Второй этаж выделен под лазарет, а на первом, расположены кабинеты врачей. Здесь же обитает Склифосовский нашего полка — Ольга Вещевая.
По рассказам фельдшеров и врачей, Ольга Онуфриевна очень тщательно следит за здоровьем военнослужащих полка, чистотой помещений санчасти и регулярностью прививок.
Вот и сейчас, она объясняет, двоим лётчикам, насколько необходимо и важно делать вакцинацию.
— Оленька Онуфриевна, всё у нас сделано. Вот и штампики стоят, — показывал один из них Вещевой
