Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая - Геннадий Борисович Марченко
Надо же такому случиться, что летели мы одним рейсом с Ельциным. Бориса Николаевича я встретил на регистрации, тот сразу кинулся обниматься.
— Какими судьбами, Женя?
— Награждали нас, олимпийцев, в Кремле государственными наградами, — скромно сознался я. — Лично Леонид Ильич вручал.
— Ого, вот это я понимаю, уровень! А что вручили?
— Так бы дали Орден «Знак Почёта», как другим, но из-за того, что задержал опасного преступника в Олимпийской деревне, вручили Орден Трудового Красного Знамени.
— А, того самого, палестинца… Ну ты молодец, везде успеваешь! А я вот из командировки возвращаюсь, вчера было совещание в Госстрое, отчитывался, как строится и благоустраивается наш Свердловск. Значит, обратно вместе полетим?
Полетели вместе, только сидели через проход, и я на несколько рядов сзади. Так что я досыпал весь полёт, а Ельцин читал какой-то «Строительный вестник». В «Кольцово» за ним прислали служебную машину, я не стал отказываться, когда он предложил меня подвезти.
— Как Полина? Сильно переживает?
Это он только сейчас спросил негромко, в салоне «Волги», когда мы выехали на ведущую к городу на трассу.
— Держится, хотя видно, что внутри да, переживает, — вздохнул я. — На днях в Пятигорск улетаем, она нервишки подлечит, да и я после Олимпиады и прочих потрясений отдохну.
— Это правильно, организму нужно давать отдых. Но это смотря где… Мы с Наиной и дочками в августе в Геленджик ездили отдыхать, так я больше устал от такого отдыха. Не созданы мы для юга, для такой жары, вот санаторий в Уральских горах — это по мне. В следующем году поеду в «Нижние Серги». Бывал там? У них минеральная вода не хуже, чем в этом твоём Пятигорске. А природа, а воздух…
Ельцин закатил глаза, я же промолчал, что доводилось мне бывать в этом санатории, но в куда более зрелом возрасте. И там действительно неплохо, отдыхаешь и душой, и телом. И в том, что южные курорты не для нас, уральцев, я тоже с Ельциным согласен. Мы — дети умеренного климата, и перестройка организма в связи с резкой сменой климата ничего хорошего не приносит.
К моему возвращению Полина сварила борщ и нажарила котлет, и это меня порадовало. В том смысле, что жена не утопила себя в унынии, а занималась делом, ведь, как известно, любая работа отвлекает от горестных мыслей. Да и Настя, как выяснило, заявилась к нам после моего отъезда, даже ночевала у нас обе ночи, не давая Полине заскучать. Да ещё я пригласил в вечер приезда и Настю, и Вадима обмыть, так сказать, государственную награду. Обзвонил их лично, они идею одобрили и обещали быть к семи вечера. Вывел из гаража «Москвич», слетал в магазин и на рынок, затарившись продуктами, и к приходу гостей стол был уставлен хоть и не так шикарно, как в Грановитой палате, но вполне достойно. Даже коньяк 5-звёздочный стоял.
Пока, кстати, мотался за покупками, звонили из редакции «Уральского рабочего» и тут же следом из молодёжной газеты «На смену!». Обещали завтра прямо с утра подъехать прямо к нам домой, взять интервью и сфотографировать меня с Орденом Трудового Красного Знамени на груди. Блин, выходит, много не выпьешь, с утра нужно будет иметь свежий вид. Хотя я и так особо-то никогда не напивался, даже если душа требовала, всегда знал меру.
Настя с Вадиком не опоздали, даже чуть пораньше пришли. Поздравления, тосты с пожеланиями… Полина даже разулыбалась, что стало пролитым на мою душу бальзамом. А тут по телевизору программа «Время» началась. И сразу же по траурно-торжественному выражению лица диктора Виктора Балашова стало ясно, что случилось что-то не очень хорошее. Мы невольно притихли.
— От Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Президиума Верховного Совета СССР, Совета министров СССР, — начал Балашов, и я окончательно понял, что кто-то из «небожителей» покинул нас, грешных. — Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что сегодня, 10 октября 1972 года, в 4 часа 15 минут утра скоропостижно скончался член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов.
Балашов сделал небольшую паузу, как бы давая телезрителям возможность проникнуться трагичностью ситуации, на экране появился портрет Суслова в траурной рамке.
— Имя Михаила Андреевича, великого продолжателя ленинского дела, пламенного борца за мир и коммунизм, будет всегда жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества.
Балашов убрал прочитанный лист в сторону и начал читать со следующего.
— Вот ни хрена себе, — вякнул Вадик, звякнул вилкой о тарелку. — Это сколько ж ему было?
— Лет семьдесят, — немного подумав, ответил я. — По идее должны были сказать, на каком году жизни скончался.
Но эту информацию почему-то так и не озвучили. Да и мы не особо вслушивались в биографию и достижения покойного. Обсуждали, но как-то вполголоса, словно бы нас кто-то мог подслушать, уход главного идеолога страны, и чем это может аукнуться. В этом варианте истории Суслов скончался на 10 лет раньше, нежели в моём. Тогда он на меньше чем на год опередил Брежнева, после чего начался «падёж» лидеров страны одного за другим. Пока наконец не поставили во главе государства относительно молодого 54-летнего Горбачёва. И чем это закончилось — лично мне хорошо известно.
Хотел бы я повторения этого сценария? Ответ-то ведь не так однозначен, как можно подумать. На самом деле в стране действительно назрела необходимость что-то менять, и Горби с компанией с энтузиазмом принялись ломать старое… Вот только построить новое не получилось. Конечно, знай они наперёд, что получится, знай, в чём и где были сделаны ошибки — наверняка внесли бы какие-то коррективы. И кто знает, возможно, со второй попытки у них что-нибудь хорошее и получилось бы. Вот только никто из них ничего наперёд не знает, а я… А я знаю! И Судоплатов как минимум знает, и этой информацией он определённо с кем-то поделится или уже поделился. Осталось только понять, как они ею распорядятся.
Кстати, я подозревал, что не всё так чисто было с преждевременным уходом Суслова. Кому мог помешать «серый кардинал», он же «человек в футляре», обладатель коллекции резиновых калош? Ну, не считая студентов, которые его ненавидели за то, что именно Суслов пролоббировал введение в вузах такой дисциплины, как «Научный коммунизм». В любом случае, без моего, пусть и косвенного участия, здесь не обошлось. Не начни я писать «подмётные письма», в которых указывал на закоснелость коммунистической идеологии, не достанься они Судоплатову… Мне даже немного жалко стало Суслова. Как говорится, жить бы и жить. Но, может, и правда всё, что ни делается — к лучшему.
Глава 2
Полина захотела ехать поездом. Не знаю, с чем это было связано, она так толком и не объяснила. Хочу — и всё! Может быть. После прерванной беременности в её душе поселился какой-то страх. Хорошо, что сказала она мне об этом заранее, и я успел похлопотать насчёт билетов на поезд «Свердловск Пасс. — Кисловодск».
Накануне отъезда пригласили в областной спорткомитет. Для чего — не сказали, поэтому мучился в неведении. Но вроде ничего такого не накосячил, вряд ли будут за что-то сношать. Действительно, никто меня журить не собирался, напротив, вручили конверт с цветными фотографиями с награждения. На одной я жму руку Брежневу, на второй генсек вручает мне коробочку с наградой, на третьей стоим и оба улыбаемся в камеру. Каждая — в трёх экземплярах. У, жмоты, могли бы и по пять штук прислать. А ещё лучше негативы, но это я уже размечтался.
Дома по экземпляру сунул в пока ещё не столь пухлый семейный фотоальбом, а фото, где мы жмём с Леонидом Ильичом друг другу руки, отнёс в фотоателье, где мне его увеличили. Будет висеть на стене в «наградном углу», по соседству со стойкой с Кубками. Медали я хранил под замком, в небольшом, купленном с рук сейфе. Там же хранились наличные и украшения Полины из золота и с драгоценными камешками, которых было пока не столь много, но, думаю, со временем их число точно увеличится.
Дорога заняла два дня и 12 часов. Зато в СВ, в купе на двоих. Только
