Кудесник (СИ) - Земляной Андрей Борисович

Но помогало это мало. Никто не мог нащупать первопричины изменений в Советском политикуме, и почему это в партийные и государственные органы массово пошли люди из армии и разведки, а застарелые партийные кадры стали массово уходить на пенсию, и не оставаться в Москве как раньше, а переезжать в один из областных центров по выбору. Как правило уезжали в Нижний Новгород, Казань, Ленинград, и тому подобные крупные города недалеко от столицы. При этом никто не отбирал полученную квартиру в Москве, и семья часто оставалась жить в ней, но вот сам отец семейства уезжал в своеобразную ссылку.

Сделано это было по причине того, что практически все отставные чиновники, продолжали влиять на жизнь своего министерства и влияние это уходило годами. А это в текущей обстановке было ни к чему.

А ещё изменилась структура потребления, когда львиная доля прибыли от работы предприятий оставалась у торговых организаций, и присваивалась ими. Теперь прибыль торговли жёстко ограничивалась пятнадцатью процентами, что сначала повлекло уменьшение «чёрных» зарплат в конвертиках, а чуть позже и отток самих работающих людей, которые стали искать, где лучше платят. Кто-то организовывал торгово-посреднические кооперативы, кто-то уходил в производство, но лучше всего от этого было именно производителям, которые начали получать реальную прибыль и вкладывать её в перевооружение предприятия, повышение зарплат, и содержание своих социальных программ: Садиков, пансионатов, столовых и прочих. Что в свою очередь сказалось на мелкой торговле продуктами и бытовой техникой, а это оживление товаропотока, сразу сказалось на общем экономическом здоровье регионов.

Но что было удивительнее всего, потекли кадры из партийных организаций, где вовсю лютовал Комитет Партийного Контроля под руководством профессионального разведчика Леонида Шебаршина. Генерал Шебаршин, взяток не брал, службу знал хорошо, и партийным работникам резко стало неуютно в креслах секретарей ЦК по всяким разным вопросам. Те, кто имел соответствующую профессию могли перейти на производство, кто-то уходил в свободное плавание под флагом кооперации, а кто-то просто получал досрочную пенсию, надеясь с комфортом дожить на сэкономленные средства.

Таких не трогали. И так было полно забот, чтобы ещё и преследовать сбежавших.

Следом полинял комсомол, который вообще имел смысл только потому, что из комсомольского кресла можно было пересесть в партийное. А раз такая рокировка сделалась бессмысленной, то и продолжать играть в патриотизм не было никакого резона.

В СССР впервые за много лет, образовалась безработица. Но не в рабочих специальностях, где всё ещё требовались люди буквально везде, а в управленческой сфере. Желающих поруководить было много, а руководящих мест – стало мало. Государство конечно помогало как могло. И курсами, обучающими разным нужным профессиям, и психологической помощью, но бывшие партийные и комсомольские деятели, непременно желали руководить, причём за хорошие деньги.

Многие так и уехали за границу в надежде отыскать там свой Грааль, кто-то ушёл с понижением на производственные должности, а кто-то просто тихо спился, не видя никаких перспектив для себя.

Эффект от такого исхода был прежде всего психологический. Страна увидела, что тысячи дармоедов от партии, ушли на другую работу, а райкомы, горкомы и обкомы впервые со времён войны, опустели настолько, что райкомы стали сводить по три – четыре в одно здание, городские комитеты, переезжать в здание райкома, а обком в старое здание городского комитета. Остальные здания передавались на баланс города, который находил им применение. Что-то переделывалось в школы, что-то в клубы, а что-то отдавалось институтам.

И всё происходило без особых фанфар и речёвок. Просто оставшиеся два десятка районных функционеров свозились в одно здание, а в освободившихся помещениях начинали ремонт, и через месяц здание меняло вывеску. И вот тогда приглашали газеты, радио, и сообщали людям что у них появился новый клуб. Или школа.

Ещё как-то держались профсоюзы, но уже все понимали, что это ненадолго. Их штаты тоже были переутяжелены толпами бюрократов и бездельников, и до них пока просто не доходили руки. Да и не было особого смысла в подобных организациях, при наличии трудового кодекса, и уголовной ответственности за его нарушение.

С хрустом и скрипом, корабль СССР избавлялся от наростов и налипшей дряни. Что-то отходило спокойно, что-то отваливалось с куском обшивки, а что-то приходилось отбивать с помощью такой-то матери и лома в виде специальных органов.

Высвобождались огромные средства, которые ещё как-то нужно было пристроить, потому как к такой интенсивной инвестиционной деятельности ни Минфин, ни Госбанк готовы не были. Но в России существовала область куда можно было влить сколько угодно средств с длинной отдачей – дороги.

Интенсифицировалось строительство Байкало-Амурской магистрали, а параллельно с этим начали возводить автомобильную хорду Ленинград – Москва – Нижний Новгород - Казань. Точнее не саму дорогу, а строить завод дорожных машин в Ярославле, и комплекс по производству передвижных асфальтобетонных модулей в Иваново.

Автопром достал с полки проекты многоосных большегрузов, отложенных из-за ряда нерешённых проблем, и с помощью покупки лицензий на узлы и агрегаты, сделал два проекта вполне годных машин - четырёхосного Урала, и трёхосного тягача МАЗ. Заодно подпитали строительство КАМАЗа, где уже возводили первые цеха будущего завода, и начали модернизацию ЗИЛа, где было полно устаревших и просто древних станков, из-за чего страдало качество сборки.

Министр финансов Василий Фёдорович Гарбузов, воспитанный в ситуации жёсткой экономии и нехватки средств, и при появлении избытка финансирования, не потерял голову, а управлял сдержано, аккуратно, и берёг каждый рубль. Особенно, ему как министру, нравилось, что деньги перестали уходить в песок Африканских стран, и к арабам, которые могли сожрать и более, и ровно с таким же нулевым эффектом.

А в это же время, в стране были десятки сфер, с хроническим недофинансированием. И в первом ряду, этого позорного списка была медицина и образование.

Первым делом приняли решение по увеличению оплаты за учебный час, и час работы медика непосредственно в больнице и поликлинике. Плюс доплаты за разные сопутствующие действия, и зарплаты врачей и учителей, сразу поднялись до зарплат строителей, что было очень неплохо. А в планах было поднять содержание этой части общества на двадцать пять процентов выше средней по стране.

Советское общество в целом очень положительно реагировало на идущие изменения. Сказалось это во всём. Службы, следящие за общественным мнением, отметили резкое падение популярности анекдотов про советскую власть, а за злой анекдот про Брежнева, уже вполне реально можно было выхватить плюху. И даже «Новый НЭП» как прозвали кооперативное движение в народе, не вызывал отторжения, потому что кроме ресторанов появлялись столовые, магазины стройматериалов, а на прилавках в госторговле интересные и красивые товары.

Но далеко не всем это доставляло радость. Кевин Стюарт, глава аналитической службы Ми-6, даже лично приехал в СССР, чтобы разобраться в происходящем, и вот уже вторую неделю ходил по Ленинграду, Москве и даже съездил в тур по Золотому Кольцу, чтобы увидеть как живёт советская провинция, но ничего не понимал.

К семидесятому году СССР имел три огромных финансовых дыры которые съедали все свободные ресурсы, не давая ни малейшей возможности на массовые инвестиции в инфраструктуру и производство. Первая дыра звалась «Национальные республики» и поддержание лояльности этих весьма непостоянных образований сжигало громадные финансы. Вторая дыра – огромные, чудовищно раздутые вооружённые силы, которые на самом деле были неспособны вести интенсивные боевые действия, потому как пятимиллионная армия занималась в основном обслуживанием самой себя, а не боевой учёбой.

Ну и третья дыра – идеологически ориентированная финансовая помощь «братским» партиям, большинство из которых были просто компаниями жуликов и проходимцев, как например заместитель главы компартии США Моррис Чайлдс, одновременно работавший на ФБР, и уводивший со счетов компартии огромные деньги.