Нильс - Андрей Валентинов
Тонкие пальцы с дорогим маникюром коснулись его плеча. Анри Леконт встал. Кажется, самое время вспомнить прежнюю профессию.
— Я смотрю на все иначе, мадам Вальян…
— Бриссо, — Мари-Жаклин отвернулась. — Пришлось оставить фамилию этого урода.
— Мадам Бриссо… Фантомас — уникальный феномен массовой культуры, чтобы его выдумать и пустить в народ требовался немалый талант и огромные усилия. Я, знаете, даже горжусь, что работаю в издательстве «Файар». Книги про Капитана Астероида, конечно, чтиво, как говорят американцы «палп», но они не так просты. Там очень интересное двойное дно, кто-то даже предположил, что авторы задумали научно-популярную серию. Новейшие открытия, описания самой совершенной техники… А костюм? Все, что у меня было, я оставил бывшей жене при разводе. Живу на свои, покупаю, что могу. Квартира же мне нравится, как и весь дом. Уникальный памятник эпохи Второй империи и расцвета Старого Монмартра, пора музей открывать.
Подошел к столу, плеснул вина в глиняные стаканы.
— Не будете? А я выпью. Сегодня еще можно, завтра сяду за перевод. «Ловушка для Капитана Астероида» часть вторая.
Мари-Жаклин, оторвав взгляд от стакана, молча встала, шагнула к двери. Бывший учитель решил, что настало время прощаться. Не угадал. Скучавший возле входа портфель с негромким стуком лег на стол. Пальцы потянулись к замочку.
Фотографии? Да, они, причем много — и все очень разные.
— Ваш перевод никуда не денется, мсье Леконт. Я предлагаю настоящую работу.
Бывший учитель взял один из снимков. Улица, две женщины с сумками, рядом с ними худой и определенно голодный кот. Дальше очень примечательная стена. Район Маре? Точно!
— Я ничего не пропустил?
Предатель Пьер Вальян стоял на пороге, с интересом оглядывая комнату. Кажется, увиденное его слегка разочаровало.
Бывший учитель не выдержав, усмехнулся. Не на того напали! Прокашлялся, взял следующее фото…
Una furtiva lagrima Negli occhi suoi spunto: Quelle festose giovani Invidiar sembro.[9]Не Энрико Карузо, но узнать можно. Когда-то он очень любил оперу, они с Инессой не пропускали ни одной премьеры.
* * *Дождь, ливший с самого утра, наконец-то ушел на перерыв, и Анри Леконт, накинув пальто на плечи, вышел проводить гостей. Мари-Жаклин была без портфеля — оставила его на столе, пообещав заглянуть через пару дней. Брат сделал вид, что так и надо.
Бывший учитель не возражал. Фотографии он, конечно, просмотрит, а вот работа… Нет, с переводами проще!
Гости ушли. Анри, помахав им вслед, поглядел на мокрую скамейку. Если бы не дождь, можно и посидеть немного. Суровая консьержка регулярно гоняет с нее курильщиков, но в этот вечерний час вокруг было пусто. Ушли рабочие, разбиравшие руины сгоревшей три года назад развалюхи, когда-то стоявшей прямо посреди двора. Исчезли старички, игравшие в шахматы под небольшим навесом. Тихо, спокойно… Двор как и весь район ему очень нравился. Издательство «Файар» переводило немало фантастики, и путешественники во Времени встречались там очень часто. Но тут, в Париже, никакой Машины не требуется. Весь квартал — целиком прошлый век, стена на фотографии прямиком из эпохи короля Филиппа-Августа, а недавно снесенные дома на улице Шоффай прямиком из Галантного века. Об этом бы в рекламных проспектах писать, а не о том, что Париж — город любви. Прочитав такое, так и хочется добавить «по сходной цене».
«Читатель отнюдь не так глуп, как вы думаете — часто повторял его работодатель, директор издательства. — Читатель значительно глупее».
— Добрый вечер, мсье Леконт!
Он обернулся. Кажется, соседка. Точно, девочка с чердака.
— Добрый вечер, мадемуазель Грандидье.
Хотел спросить, не течет ли крыша, но вовремя прикусил язык. Каждый делает свой выбор. Юная особа желает обитать под старой разбитой черепицей? Ее право.
На нос упала большая тяжелая капля. Дождь вернулся после перерыва.
5
— Начинайте! — вздохнул директор герр Краузе и без особой нужды протер платком лоб. В музейном хранилище топили экономно, только бы прогнать сырость.
Один рабочий, ростом повыше и с усами, слева, второй, широкоплечий лысый коротышка, справа. Вид флегматичный, равнодушный. Их дело маленькое, скажут — развернут, скажут — совсем наоборот.
Дело оказалось непростым. Еще бы! Семь метров в длину, три с половиной в высоту. Хорошо еще пыли нет — полотно хранилось в надежном футляре с намертво приклеенным матерчатым номерком. Когда процесс был завершен, герр Краузе тигром прошелся вдоль полотна, глубоко вздохнул.
Выдохнул…
— Что… Что это?! Я спрашиваю…
— Картина, — честно отрапортовал доктор Иоганн Фест. — Ян Матейко «Прусская дань», она же «Присяга Пруссии на верность Польше». 1885 год, авторская копия. Состояние приличное, реставрация не требуется.
— Откуда вы взяли эту гадость?
Консультант Фест невольно огорчился. Почему гадость? Аляповато, конечно, зато во всех подробностях. Как раз для музея.
— С исторической точки зрения все достаточно точно. Обратите внимание, герр Краузе: в центре — Великий Магистр, который, стоя на коленях, присягает на верность польскому королю Сигизмунду и передает ему штандарт с гербом Пруссии…
— Хватит! — директор скривился, словно хинина лизнул, — Сам вижу! 10 апреля 1525 года, самая позорная страница нашей истории!
Безнадежно махнув рукой, вновь потянулся к платку.
— Сворачивайте!
Когда полотно вернулось в футляр, а рабочие были отправлены восвояси, герр Краузе, лично закрыв за ними дверь, повернулся, обжег взглядом.
— В концлагерь захотели? Откуда