Тринадцатый апостол. Том I - Алексей Викторович Вязовский
А разве бунты вообще случались когда-нибудь вовремя? Вопрос в другом — сможет ли Пилат правильно воспользоваться выпавшим шансом. Хватит ли у него решимости безжалостно подавить мятежников? Посмотрим. А пока…
— …Что с глазом? — кивнул я на повязку Сотника, меняя тему.
— Сам не пойму — тяжело вздохнул Лонгин — Как Назаретянин умер — я по всем правилам убедился в его смерти. Ткнул копьем под ребро. Но почему-то из раны брызнула кровь. Попало мне в глаз, теперь от боли сам на этот крест готов залезть.
— Открой, я посмотрю — я подошел к Сотнику поближе.
— Разве ты лекарь? — подозрительно уставился на меня Лонгин, но повязку все-таки, помедлив, снял.
Правый глаз закрывало огромное желтое бельмо. Кара божья…
— Уже и не вижу им ничего — пояснил центурион — Жертву богам принес. Козленка. Белого. Не помогло.
— Не тем богам принес — проворчал я, изучая бельмо. Может, попробовать вылечить глаз с помощью моих новых способностей? В конце концов, что я теряю?
— Сядь и сними шлем — я ткнул пальцем в камень, от которого только что отошел. Лонгин поколебавшись присел, стащил шлем.
Я возложил руки на его голову сосредоточился на Свете внутри меня. Сейчас он не был однородным, и в разных частях тела пульсировал по-разному. Я чутко прислушался к звучащему Слову и потянулся к Свету. Это оказалось совсем легко. Видимо сказывалась близость пещеры с телом Иисуса. Слово росло внутри меня, набухало торжественным набатом. И Свет вдруг легко заструился по рукам, собираясь в ладонях. А я направил его — как недавно в меч — в голову Лонгина, водя пальцами вокруг глазницы, как бы массируя ее невесомым движением.
Позади дружно охнули легионеры, о чем-то быстро забубнили между собой евреи. Дабы придать происходящему видимость ритуала, я начал по-русски читать молитву:
— Го́споди, Иису́се Христе́, Сы́не Бо́жий, поми́луй нас гре́шных…
Слова молитвы лились из меня свободно, будто я повторял их до этого тысячи раз. И это было очень странно, очень…! Потому что в храм я в прошлой жизни не ходил и церковных обрядов не признавал в принципе. Существование Бога как Создателя не отрицал — глупо было бы не верить в него после личного знакомства с его Аватарами. Но необходимость в посредниках в рясах, которые научат меня «правильно» верить, я всегда подвергал большому сомнению. И вот теперь сам изрекаю людям истины и творю молитвы во славу Господа. Дожил…
Лонгин под руками задергался, замычал от боли. Легионеры зашумели, Петроний выкрикнул:
— Отпусти его немедленно, Марк!
— Это бесы в нем корчатся! — со знанием дела прокомментировал происходящее Иосиф.
Я убрал руки от головы сотника, взмахнул ладонями, стряхивая с них свечение. Выдохнув, посмотрел на своего «пациента».
— Вижу… — Лонгин неверяще приблизил пальцы к лицу, повел ими перед пострадавшим глазом. Потом потрогал свой рот, осторожно касаясь пальцами коренных зубов. Воззрился на меня с благоговением — Марк, у меня выросли новые зубы!!
Тут уже все легионеры загалдели. Лонгиновские перемешались с петрониевскими, начали дружно снимать шлемы.
— Мне, мне помоги! — послышалось из толпы. Легионеры показывали мне свои болячки, у некоторых даже были воспаленные раны. Я прислушался к себе и понял, что света внутри стало гораздо меньше. Нет, не потяну я всех сразу сейчас вылечить. При всем желании. Сил на это у меня просто не хватит.
— А ну тихо! — Лонгин взял себя в руки, поднялся — Я твой должник, Марк. Но служба есть служба. Пошли, я отведу тебя к Понтию.
* * *Утро выдалось теплое и ясное. Пока мы шли по саду, пели птицы, нас окутывал аромат весенних цветов. Проходя мимо небольшого родника, я попросил у Лонгина разрешение умыться. Центурион, потерев спасенный глаз, нехотя дал добро.
Я стащил лорику, затем пропахшую потом тунику, и под опасливые взгляды легионеров, принялся обмывать холодной водой лицо и торс. Заодно и разглядел свое отражение в воде. Насколько это было возможно.
Классический римский нос Марка переходил в лоб практически без переносицы. Прямой греческий профиль, квадратный подбородок, тонкие губы. Лицо Марка Юлия Луция чем-то неуловимо напоминало лицо Алексея Русина, но в то же время и отличалось от него более резкими, грубоватыми чертами, придававшими лицу суровое выражение. Тело под туникой оказалось довольно мускулистым, и к моему большому удивлению, почти без шрамов.
Разглядев себя в отражении, я умылся, прополоскал рот, пальцем потер зубы. У меня они, в отличии от Лонгина, все были еще на месте.
В желудке громко заурчало, вызвав чей-то смешок. Лонгин покопавшись в наплечной сумке достал кусок желтого сыра и сероватого цвета лепешку. Смущаясь, сунул мне их в руки.
— На, пожуй — Сотник зло зыркнул на удивленных легионеров. Поди не приняты у них в центурии такие нежности с подчиненными.
Я поблагодарил его и принялся прямо на ходу откусывать попеременно то от ячменной лепешки, то от сыра. Последний оказался каменной твердости, и мне его пришлось скорее грызть, чем кусать. Еда римских легионеров действительно была очень простой — в этом наши историки не ошибались.
Пока шли в город, еще раз пробежался по своим воспоминаниям. Профессор Зайцев довольно подробно рассказывал о жизни в Древнем Риме во времена Христа. И о Тиберии тоже. Он был по сути императором-затворником. В столице появлялся редко — обычно жил на своей роскошной вилле на острове Капри. В Риме вместо него рулила его доминантная маманя — Ливия Друзилла — жена бывшего императора Октавиана Августа. А также ближайший сподвижник Тиберия — префект Сеян. Последний сейчас возглавляет императорский «спецназ» — преторианцев. Гвардия стянута в один общий лагерь, расположенный неподалеку от столицы. Такие лагеря — правда, для простых
