Керенский. В шаге от краха (СИ) - Птица Алексей

В Мариинском дворце его уже ждали и Коновалов, и Терещенко. Даже можно сказать, что с явным нетерпением. Не успел Алекс войти в свой кабинет, как, закрывая дверь, услышал, что его секретарь Володя Сомов уже разговаривал с Терещенко.

Не прошло и пяти минут, как дверь после еле слышного стука распахнулась, и в кабинет вбежал-вкатился министр торговли и промышленности.

— Саша?! Ну как так можно? Ты где так долго пропадал? Нас уже ждут в посольстве.

— Революционные дела, Александр Иванович. Весь в трудах, весь в заботах. Вот, развожусь! А ты: посольство, дипломаты, Россия. Всё это суета, суета…

— Саша! Опять ты лицедействуешь. Ну, нельзя же так, мы все ещё помним, как ты явился обряженный в греческую тогу, с деревянным мечом и с лавровым венком на голове. А ведь это был званый ужин. Ты же сейчас министр!

Керенский только усмехнулся про себя. Так вот откуда у него эта страсть к лицедейству, а также актёрский талант. А ведь он в прошлой жизни не сильно был склонен к подобному.

— Прости, друг, я и вправду развёлся. Но так надо. Ольга плачет, а в Петрограде опасно. Сейчас задействованы такие силы, что любой мой неосторожный поступок спровоцирует лавину непредсказуемых событий, которая, боюсь, что сможет подгрести под себя и мою семью. Кстати, я и тебе бы советовал отправить всех своих родственников куда-нибудь подальше от потрясений. Скажем, в Португалию или на Мадейру, можно на Канары или в Египет. САСШ не советую. Муторно, да и народ там не особо отзывчивый. А вот в глушь, на море… Карибское. Там интересно. Бермудский треугольник тот же. Ты не представляешь, как прекрасно на Мальте или на Гавайских островах.

— Представляю, — буркнул в ответ Коновалов. На Гавайях я и вправду не был. А вот на Мальте приходилось.

— Прекрасно, значит, ты меня понимаешь.

— Понимаю, но нас уже ждёт Михаил и сэр Бьюкенен с Морисом Палеологом.

«Подождут, не сдохнут!» — грубо про себя подумал Керенский. Ему было неохота ехать в посольство, но и другого выхода он пока не видел. Союзники — наше всё.

— Так поехали! Где Терещенко?

— Как где? — опешил Коновалов. — У себя! Тебя ждёт!

— Так чего же он ждёт, пусть сюда идёт. Я вас здесь жду. Торопился, с женой разводился. А вы тут меня сами же и задерживаете. Помчали. Звони ему на сотовый, только быстрее, а то времени, и правда, нет.

— Куда звонить? — не понял Коновалов.

— На сотов…. По телефону звони, — поняв свою ошибку, оговорился Керенский. — В общем, я уже почти готов, жду вас обоих внизу.

— Хорошо, хорошо, я его сейчас предупрежу, и мы спустимся.

Закончив разговор, Коновалов поднялся к Терещенко.

— Михаил Иванович, Керенский приехал, он нас ждёт.

Терещенко, задумчиво стоявший у рабочего стола, поднял голову и сказал.

— Мы никуда не едем, он не интересен никому. Быть может, когда-нибудь потом он и привлечёт к себе внимание, а сейчас для них он не более, чем человек момента. Поймал свой шанс и взлетел, также и упадёт.

— Но ты же говорил, что его ждут в посольстве?

— Говорил, но это была целиком моя идея. Я пытался обратить внимание сэра Бьюкенена на него. Но Саша не внял. На аудиенцию мы опоздали и это непоправимо.

— Как же так?

— Не стоит расстраиваться, Александр Иванович. Чуть позже нас вдвоём там примут. А Керенского, скорее всего, и не приняли бы. Подержали удверей полчаса, а потом, сославшись на отсутствие посла, отказали бы в аудиенции, чтобы знал своё место.

— Но, если ты это всё знал, зачем же настаивал?

— Дело в том, что я знаю, на кого делают одну из ставок англичане.

— Гм, и на кого же?

— На эсеров. Ты думаешь, зачем сюда плывут Чернов и Савинков? Не думаешь ли ты, что они плывут сюда просто по собственной инициативе и с пустыми руками?

— Нет, но…

— Вот именно, но… А наш Саша, калиф на час, и пока ничего путного ещё не совершил, кроме сбора денег на мифическую милицию и какие-то непонятные формирования. Много разговоров, но будет ли результат?

— Тогда что ему сказать?

— Скажи, что обстоятельства изменились и Бьюкенен уехал к американскому послу. Этого будет достаточно. Всё равно нашему Саше глубоко наплевать на всё это. Он весь в революции. Оно и к лучшему. Меньше интриг, больше дела.

— Да-да, — подтвердил Коновалов и, качая головой, вышел от Терещенко.

Дойдя до автомобиля, в котором уже развалился с независимым видом Керенский, Коновалов сказал:

— Саша, поездка отменяется.

— Даааа, — удивлённо протянул Керенский, — а почему?

— Посол уехал в Москву.

— Ну, это даже хорошо, ничего полезного я бы там для себя не услышал, а потому, всё просто прекрасно! Спасибо, что предупредил. Клементий! — обратился Керенский к шофёру, — гони в тюрьму! У нас, у прокуроров, там дела.

Шофёр кивнул, автомобиль фыркнул выхлопными газами и, развернувшись, укатил в Петропавловскую крепость, оставив растерявшегося от такой реакции Коновалова безмолвно стоять на пороге Мариинского дворца.

***

До тюрьмы доехали быстро, и на входе Керенский был встречен уже ожидающим его комендантом. Войдя в здание крепости, весьма знаменитой в России, Алекс быстро направился в знакомую до боли допросную комнату.

Комната была такой же унылой, грязной и пустой, как и в предыдущее посещение. Родителей, как и тело, не выбирают, а попадать в тело Керенского он и не планировал, поэтому работать надо там, где необходимо. Осмотревшись и достав небольшое карманное зеркало, Керенский рассмотрел себя.

Что же, его вид как нельзя кстати соответствовал человеку с диктаторскими наклонностями. Френч сидел на нём, как влитой. Портной-еврей мастер Шалман своё дело знал и постарался на славу. Даже потайной карман для револьвера почти не оттопыривался, умело скрытый тонкой накладкой. Симметрично ему, справа также располагался накладной карман, чтобы потайная кобура не бросалась в глаза.

Этот стиль в одежде впоследствии перенял и Сталин. И не военный, но и не гражданский, строгий, но не пафосный, понятный, но не простой. В общем — идеал. Быть похожим на Сталина Керенский не хотел. Гораздо ближе ему был Антониу ди Оливейра Салазар, тихий диктатор Португалии. Вот уж поистине незаменимый человек, переживший многих, вышедший победителем из той мясорубки, которая постоянно происходила в Португалии после революции тысяча девятьсот десятого года.

Сев за стол, Керенский стал размышлять о том, почему его не принял посол Англии. В принципе, ответ лежал на поверхности.

Англичане — мастера подковёрных интриг, подтасовки фактов, проведения многоходовых и неочевидных для многих операций. Тонкие ценители и великие мастера чёрного пиара. С истинно английской хладнокровностью рассматривающие людей, с которыми вели деловые переговоры, всего лишь, как вещь. Вещь, помогающую им зарабатывать себе на скромную жизнь. И при этом, они умудрялись сделать так, что все верили в их равноправное партнёрство. Правда, только до определённого этапа. Этапа, когда пеньковая верёвка или острая сталь топора касалась голой шеи незадачливого партнёра.

Как процитировал Карл Чапек в одной из своих книг выражение английского премьера, сказанное от имени всей нации: «Британский джентльмен покровительствует животным, но не вступает в соглашения с ними». Но, неважно это сейчас.

По приказу Керенского в комнату для допросов привели узника камеры номер 723, бывшего министра внутренних дел Протопопова Александра Дмитриевича. Это был человек весьма измождённого вида, с благообразным сухим лицом и некогда торчащими вверх, а сейчас уныло обвисшими усами. На его худощавом теле топорщился грязный мундир.

Его ввели и усадили на табурет напротив Керенского, но доставивший его надзиратель продолжал топтаться на месте и не уходил.

— Что вам угодно, товарищ? Почему не уходите?

— Эээ, мне поручено вам передать, что данный заключённый страдает припадками сумасшествия и может быть опасен.

— Действительно? — удивлённо приподняв бровь, переспросил Керенский.