Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр
Честно говоря, так себе ствол, затвор даже пришлось прикрывать кожухом из-за склонности к загрязнению. Но точная, прикладистая и легкая, этого не отнимешь.
Впрочем, даренному коню в зубы не смотрят — теперь кроме шашки у меня есть винтарь и куча патронов к нему. Осталось только какие-нить портки еще найти и вообще будет славно.
Пока возился с винтовкой, прояснилось паломничество туземцев. Из пристройки вывели под руки одного из волосатиков, с повязкой на глазах, после чего появилась Мадина в белом халате и жестом позвала следующего пациента.
Что тут непонятного; Майя и Мадина медицинским образом пользуют местных. Да сестричек аборигены вообще за такое на руках носить должны и охранять самым тщательным образом. Хотя, скорее всего, дело так и обстоит.
А хуторок, видимо является нейтральной территорией, потому что все эти племена, насколько мне известно, но особо уживаются друг с другом.
Впрочем, все к лучшему. Вряд ли айны с гиляками осмелятся вступить в открытое противостояние с японцами, но сестер, в случае чего, надежно укроют. Ну а я куда?
Тут я задумался. Действительно, а что я буду делать дальше, когда стану на ноги?
Еще в Рыковском, где я сидел в плену у косоглазых, стало известно, что генерал-губернатор Сахалина, Ляпунов, чтоб ему пусто стало, сдался в плен. Да, скорее всего, разрозненные отряды ополченцев все еще бродят по Сахалину, но организованное сопротивление практически закончилось — японцы вроде как заняли все крупные населенные пункты. В Александровском и Рыковском они точно есть. На юге, по слухам, вообще все заняли.
То есть, вариантов у меня крайне немного.
Можно добраться до мыса Погиби, к самому узкому месту Татарского пролива и каким-то образом переправится на материк. Но уже сентябрь, а туда пехом пилить черт знает сколько. К тому же придется обходить населенные пункты, чтобы не нарваться на узкоглазых. А сахалинская тайга — это не городской парк развлечений, тут не погуляешь. Природа здесь мерзейшая, особенно на севере. Я служил в Приамурском округе, где условия схожи с сахалинскими, так что знаю точно. В общем, отпадает, сгину однозначно.
Сдаваться тоже верная смерть, да и не смогу я. Только при упоминании душу воротит.
Тогда что? Не сидеть же вечно на заимке? Может попробовать прибиться к какому-нибудь отряду? Тоже верная смерть, но гуртом и подыхать веселей. К тому же, можно попытаться накрутить перед смертью хвост детям восходящего солнца. Что-что, а стрелять я умею, рубить, получается, теперь тоже. Опыт стычек с хунхузами по бывшей службе — богатый. А еще что-то подсказывает, что у меня вообще богатейший военный опыт, вот только какой и с кем, по-прежнему остается загадкой.
— Ладно… — вздохнул я. — Сначала приоденусь, а то в одних шоссах… черт побери, какие нахрен шоссы? Я же хотел сказать подштанники?
Удивляться уже надоело, так что я решил вообще забить на странности и полез рыться в трофеях — надо же обзаводится каким-нить имуществом.
Глянул на меч офицера и сразу отложил его в сторону — обычный син-гунто[3] раннего образца, дрянная фабричная поделка. Нахрен такое не надо.
Револьвер оставил себе — тоже дрянь, но короткоствол не помешает, к тому же к нему имеется дюжина патронов.
Затем открыл планшет офицерика. Совсем новый, из добротной кожи, очень удобный и вместительный.
Карандаш, компас, командирский свисток, письма, фото миловидной японки с высокой вычурной прической и в кимоно, на фоне сакуры… порнографическая открытка… а это что?
На свет появился узкий деревянный футляр, из которого я извлек опасную бритву. Совсем примитивной конструкции — узкая ручка, оплетенная веревочкой из рисовой соломы и абсолютно прямое лезвие с г-образным ребром жесткости. Но из великолепного металла и заточенная на славу. Помазок из лошадиного волоса, кусочек ароматного мыла в деревянной коробочке и зеркальце в кожаной оправе прилагалось.
При виде мыла, сразу зачесалось давно немытое тело. Я страдальчески вздохнул, пообещал себе сегодня же вымыться до скрипа и продолжил обыск.
По итогу, кроме десятка винтовок, почти шести сотен патронов к ним и револьвера, полезных вещей нашлось всего ничего. Три новеньких хлопчатобумажных полотенца в холщовых мешочках, пара комплектов фланелевых портянок, компактный фонарик, жидкая пачечка японских ассигнаций, горсть мелочи, несколько швейных наборов, неплохой нож-айкути, фляга с дрянным вонючим саке, несколько опасных бритв, но похуже качеством чем первая, четыре чистых записных книжки, пара тетрадей, шесть карандашей и два русских золотых червонца. Остальное в употребление было мало пригодно, а большей частью совершенно бесполезно для меня. А несколько комплектов чистого белья оказалось банально малы. Ни одна пара ботинок тоже не подошла, господь наградил меня приличной лапой.
— Ну что же… — опять вздохнул я. — На безрыбье и сам, того, раком станешь. Так, а это что?
В командирском планшете нашлась еше карта, примерно равная масштабом нашей двухверстке. Очень подробная, на отличной бумаге, правда все названия были написаны иероглифами. Но самое интересно было в том, что на ней был отмечен маршрут к какой-то определенной точке.
— Так… — я пригладил карту на колене. — Гребанные закорючки… Но ладно… Вот это Рыковское, это — Тымово, а это, скорее всего — Дербинское. Река — Армудань, а эта… ну да, вроде Пиленга. Или нет? Черт, географию Сахалина знаю только с дрянной отечественной карты, которую краем глаза видел у нашего отрядного. Стоп, со слов Майи, выходит, что мы как раз находимся где-то в этом треугольнике. Ну да… Получается, что маршрут проложен к заимке? То есть, косоглазые маршировали именно сюда? И нахрена? У кого бы точней узнать…
Я повертел головой, было собрался расспросить аборигенов, но потом понял, что из них собеседники никудышные и поковылял к пристройке, откуда доносились заливистые вопли, будто Майя кому-то по живому ампутировала ногу. Пара волосатых как медведи айнов было попытались преградить мне путь, но стоило только нахмуриться, как они живо отступили в сторону.
Чуть позже стало ясно, что ноги никому не резали — это Майя просто принимала роды. И живо турнула меня прочь, безапелляционно и бесцеремонно, хорошо хоть не обругала.
Пожал плечами и вернулся на лавочку. Появление на свет нового раба божьего дело интимное, мужикам нехрен при этом присутствовать, а все эти новомодные манеры торчать папашам рядом с родильным столом — от лукавого.
— Какие нахрен новомодные манеры? Рожать вместе с бабами? Это где? Это когда? — и поняв, что из меня в очередной выскочил кусочек информации, глубоко скрытый в подсознании, махнул рукой. — Ну да ладно…
Баба в пристройке продолжала орать, а айны вдруг образовались в делегацию, во главе с пожилым патлатым, кряжистым мужиком и в полном составе подступились ко мне. Но близко не подошли, остановились за несколько метров и принялись почтительно кланяться.
— Ты… — я ткнул пальцем в главного. — Иди сюда. Ближе. Вот так достаточно. Какого хрена вам надо?
Старик еще раз достоинством поклонился, после чего, сдержанно жестикулируя, разразился длинной речью, изредка разбавляя ее русскими словами.
Очень многое так и осталось непонятным, но кое-что распознать все-таки удалось.
Айн горячо благодарил меня за спасение Мадины, обещал, что я всегда найду приют у него в племени, так как айны мне по гроб обязаны и так далее и тому подобное. Майю при этом почему-то называл матерью-спасительницей, а японцев всяко разно хаял и рассказывал, что когда-то очень давно, айны этих сволочей гоняли пинками, как шелудивых псов.
Моя попытка намекнуть, что можно и сейчас легко показать оккупантам кузькину мать, наткнулась на полное непонимание. Айн отговорился в стиле, мол, раньше и девки сисястей были, да хрен длинней, а сейчас все наоборот.
— Ну и хрен с тобой… — в завершение разговора, я ткнул пальцем в карту. — Разбираешься? Мы здесь?
