Михаил Ланцов - Дмитрий Донской. Пробуждение силы
— Я беру дружину и иду по пришлым людям, — раздраженно произнес тысяцкий, вставая, после того, как Дима обобщил и разложил по полочкам собранные материалы.
— Погоди! — Остановил его князь.
— Почему? — Удивился Вельяминов.
— Потому что они к этому делу не имеют никакого отношения.
— То есть как?
— Вспомни — какие семьи или компании из пришлых людей из города уезжали после нападения? Видишь. Никому из них не было никакой выгоды вредить мне. Тем более что у всех из них остался кто-нибудь близкий в городе. Ты считаешь, что кто бы вот так взял и добровольно отдал своего родича на растерзание?
— Почему на растерзание?
— Потому что в таких ситуациях всегда думают на пришлых людей. А под пытками люди могут сознаться в чем угодно. Даже в том, как они Еву соблазняли в Эдемском саду.
Дядя нахмурился, а князь продолжил.
— Это кто-то свой. Тот, кому выгодна моя смерть.
— Так на Москве таких злодеев и не осталось, — пожал плечами Вельяминов. — Бояре, что против тебя были, отъехали в Тверь.
— Кстати, а что им с моей смерти? Какая выгода?
— С твоим братом было бы легче сладить. Это ты не по годам умный, а Иван возрасту своему подходящий. Так что много лет еще толком ничего понимать не сможет. Мутная вода, а не правление. А в ней и рыбу проще ловить, и от злодейства укрываться.
— Ясно, — хмыкнул князь. — Тем более что поехали они в Тверь к нашим «заклятым друзьям». Очень показательно. А кто кроме них? Кому я мог любимый мозоль отдавить?
— Не знаю, — покачал головой Василий Васильевич. — По Москве о тебе только добрые вещи говорят. Ну и потешаются, конечно. Куда без этого? А про тех, что зло затаили, я и не слышал.
— А помнишь ли ты, сын мой, — вдруг оживился митрополит, до того молчавший, — как поругался по весне с одним уважаемым плотником?
— Это когда я ульи задумал делать, а уважаемый плотник… хм… — задумался на пару секунд Дима, — Назар, кажется, препираться со мной стал?
— Мне мнится, что он обиду затаил. Люди говорят, мастер он был — золотые руки. Только возгордился из-за дара своего. Сказывали, что сложно с ним. Никого ни во что ни ставит. Даже с теми, кто заказывает — спорит да пререкается. Но если уж делает, то диво как хорошо. А ты ему раз сказал делать так, как тебе надобно, два, а потом разозлился и просто прогнал. С ним так еще не поступали.
— А действительно, — заинтересованно посмотрел на Алексия князь. — Этот мог. У него ведь и семья с домом в Посаде. Кстати, что с ним?
— Умер, — пожав плечами, произнес Вельяминов. — Еще в день покушения на тебя, княже, полез на крышу зачем-то, сорвался, и аккурат на обух своего топора затылком налетел.
— Как интересно он упал…. У него кто-то остался?
— Жена с двумя дочками-малютками. — Отметил дядя. — Родичи его давно преставились. Во время последнего мора. А она пришлая — он ее вроде как на торге купил в Тавриде для забавы. Так что, скорее всего по миру пойдет. По весне или ранее.
— Очень интересно… — задумчиво произнес князь.
Не прошло и четверти часа, как под задорный лай собаки Дмитрий вошел в избу искомой семьи. Уже вечерело. Семья собиралась ужинать. Обе дочки сидели на лавке и с нетерпением взирали на горшочек, с которым возилась Анна.
— Ну, здравствуй хозяйка, — с порога произнес князь, привлекая ее внимание.
Она явственно вздрогнула и резко обернулась. Судя по тому, как побледнело ее лицо — с узнаванием проблем не возникло. Супруга покойного Назара умудрилась выдать себя с головой. Ведь с чего честной женщине бояться подростка неполных десяти лет? Не с ножом же он к ней пристает в темном переулке?
Дмитрий же, окинул ее взором и обомлел. Фигура, проступающая сквозь одежду, говорила о стройности и даже какой-то изящности. Как и изумительно красивое лицо с большими, выразительными глазами. По его вкусу, разумеется. В те годы таких женщин на Руси не уважали. В цене были крепкие, дородные — кровь с молоком. Чтобы и коня на скаку остановить могла, и в горящую избу войти сумела. И в этом был свой прагматичный резон — жизнь была суровой, предъявляя жесткие требования к крепости организма. Другой вопрос, что значительная часть сознания князя прибыла в эти края из другой эпохи. А потому взгляды и вкусы имела соответствующие. В довесок ко всему, Анна, несмотря на двух детей-малышек выглядела очень подтянуто и упруго, имея за плечами лет двадцать от роду. Не «фитоняшка», конечно, однако, весьма и весьма близка.
«Эх… мне бы лет побольше» — с определенной грустью подумал Дмитрий, ощупывая Анну взглядом. Вероятно, та что-то такое почувствовала, потому как в ее глазах кроме откровенного ужаса, на грани паники, стало читаться и недоумение. Ведь перед ней стоял парень явно слишком маленький для того взгляда, которым он ее одаривал.
— Почто не здороваешься с гостями? — Сухо поинтересовался митрополит, который вошел вместе с князем и боярином к вдове. Видимо его голос и хмурый вид подействовали на нее отрезвляюще.
— Д-д-доброго вечера, — дрожащим голосом произнесла она. — Проходите. Садитесь к столу.
— Спасибо хозяйка, — произнес Дмитрий, отметив у нее едва заметный акцент. — Только я поговорить с тобой хочу. Скажи, незадолго до того, как твой супруг захворал, к нему никто не захаживал в гости?
— Не помню, княже, — нервно сглотнув, произнесла женщина вновь задрожавшим голосом.
— Послушай, — уже намного холоднее продолжил князь. — Твоего мужа убили те же люди, что и пытались убить меня. Попользовались и избавились, дабы не болтал лишнего. Я вообще удивлен, что вы живы. Или я не прав?
От услышанных слов у Анны подкосились ноги, и она рухнула на колени. А из глаз полились слезы — натурально крокодильи. Однако долго заливаться слезами женщина не стала, а бросилась в ноги князю и стала причитать.
— Не за себя прошу! За детей! Вымрут же! Как же они без меня? — Ну и так далее, и тому подобное.
И снова этот неподдельный страх в глазах. А обе дочки, что сидели на лавке, сжались как-то, стараясь спрятаться на ровном месте. Им явно передалось настроение мамы.
— Ты закончила? — Поинтересовался Дмитрий, когда женщина как-то замешкалась в мольбах и воззвании к жалости.
— Не за себя прошу… — вновь, было, начала она.
— Хватит! — Довольно жестко прервал ее Дмитрий и, взяв за волосы, задрал ей голову так, чтобы глаза не прятала в пол. — Я к мольбам глух. Придумай, как стать мне полезной. От этого зависит твоя жизнь и благополучие. И их тоже, — кивнул он на лавку с детьми. — Ты поняла меня?
— Да, княже! Да! — Попыталась кивнуть Анна, но рука подростка на удивление крепко держала ее за волосы. Впрочем, сильно рыпаться она и не пыталась.
— А теперь говори, — уже примирительным тоном произнес Дмитрий и присел на лавку подле нее.
Анна же, чуть помедлив, видно собираясь с мыслями, начала с самого начала и весьма обстоятельно. Даже митрополит с боярином подивились тому, сколь точно и метко женщина давала оценки и описывала события. Для своего уровня разумения и информированности, разумеется.
Повествование длилось не меньше часа. И за все это время ни у кого даже мыслей о том, чтобы задать наводящий вопрос не возникало. Она говорила ровно то, что было нужно.
— Вот сволота… — с ненавистью процедил тысяцкий и сплюнул, когда женщина закончила и глазами преданной дворняжки уставилась на князя. Так и не встав с пола. — Теперь ты все знаешь, княже. Отдай ее мне. Я уж возверну сторицей за зло. Пять дружинников полегло. Тебя чуть не убили.
— Не горячись, дядя, — остановил его жестом Дмитрий и глянул на митрополита. Тот находился в шоке, переваривая. И пока ничего решать не хотел.
Понимая, что своих советников нужно скорее уводить подальше, пока они не открутили этой ушлой особе голову, князь встал с лавки и, достав три крупные серебряные монеты, протянул их Анне:
— Я слышал — ты бедствуешь. Вот, на первое время, чтобы дочерей нормально кормить. Сама же приходи завтра после полудня к терему. Если сговоримся — работу тебе дам, которая и тебя и детей обеспечит. Ясно ли ты меня поняла?
— Ясно, княже, — энергично кивнула она и, принимая монеты, постаралась как можно нежнее поцеловать руку Дмитрия. Видимо чертовка пыталась что-то проверить. На что князь задорно улыбнулся и, чуть подавшись вперед, шепнул ей:
— Не такую работу предлагаю. Мал я еще для нее.
После чего подмигнул ей и вышел, уведя довольно митрополита с боярином.
— Зачем ты так поступил, сын мой? — Поинтересовался Алексий, когда они уже подъезжали к княжьему терему.
— Как именно?
— Отчего не велел ее в поруб посадить. Сбежит же.
— И куда же ей бежать?
— Да куда глаза глядят, — пожал он плечами.
— У нее за спиной два ребенка. Она и тут-то их еле в состоянии прокормить. А там, в лесу — сколько они протянут? Родичей, как дядя сказывал, у нее тут нет. Да Назаровых всех сморило. А детей она любит и радеет за их благополучие.
