Андрей Максимушкин - Советская Британия
— Шторм в море не мешает авиации, — вступил в разговор Чкалов. — После того как четвертый дальнебомбардировочный корпус развернется на новых аэродромах и приступит к работе, положение англичан еще больше ухудшится. По сведениям из независимых источников, у противника уже проблемы с выпуском самолетов. Нам осталось поднажать, и вражеская авиация уступит небо.
— Стратегическая победа ценой тактических уступок, — прищурился Сталин. — Получается, флот воспользуется успехом, достигнутым ценой крови и пота летчиков? Вы готовы отдать первенство?
Вождь понимал, что его любимчик действует заодно с моряками, это хорошо, так и надо, но въевшаяся в кровь и плоть привычка сталкивать оппонентов лбами сделала свое дело. Слишком много сил в свое время пришлось потратить в борьбе с партийной оппозицией, слишком дорого и тяжело дался ему путь наверх. Прошлое не проходит бесследно, шрамы на сердце рубцуются, но до конца не заживают.
— Это не моя победа, товарищ Сталин. Это будет наша общая победа. Авиация, флот, воздушно-десантные бригады, морской десант — мы все работаем на победу.
— Вы хотите развязать большую войну? — вмешался Малышев.
— Мы уже ведем войну, — в один голос заявили Кузнецов и Чкалов.
Нарком флота недоуменно поднял брови, серьезное выражение его лица на миг сменилось озорной улыбкой. Чкалов же, воспользовавшись заминкой коллеги, с жаром продолжил:
— Мы не можем остановиться на полпути. Капиталисты воспримут наше миролюбие как слабость.
— Как я понимаю, в этом случае Гитлер не рискнет в одиночку форсировать Ла-Манш и повернет свои танковые армии против нас. Или я ошибаюсь? — Вождь задумался и подошел к натянутой на стене карте. На самом деле, Сталину карта была не нужна, он и так с закрытыми глазами мог нарисовать все европейские границы и безошибочно назвать все советские рубежи.
— Так, товарищ Сталин. Англичане на словах уже предлагали нам союз против Германии, но сами предпочли исподтишка ударить нам в спину. Где гарантия, что они не обманут нас в очередной раз?
— Вам нужны гарантии, товарищ Галлер? Ну, прямо капиталист.
— Нам приходится иметь дело с капиталистами и империалистами, — с достоинством произнес начальник морского штаба.
— И с нацистами, — прищурился Сталин.
Тимошенко во время этого жаркого спора спокойно рассматривал свои ногти. По большому счету возражений у него не было. Наоборот, в душе он был согласен с тем, что эта авантюра закончится громким крахом. Моряки в последнее время обнаглели сверх меры, мало того, что вышли из состава НКО в самостоятельный наркомат, так еще требуют к себе внимания и уважения, совсем как большие.
Провал будет хорошим уроком для «мокрозадых» самотопов. Несомненно, полетят головы, в первую очередь с высоким постом расстанется этот выскочка Кузнецов. Сам же флот вернут под армейское крыло, на его законное место. Потери авиации и экспедиционного корпуса Семен Константинович считал хоть и дорогой, но неизбежной платой за урок. Чкалову тоже не мешает немного прищемить хвост. Слишком вознесся всенародный герой. Сталин таких любит, но и спрашивает со своих выдвиженцев строже, чем с других, и наказывает не оправдавших доверие по всей строгости.
В случае же, если авантюра Кузнецова и Чкалова оправдается (Тимошенко не знал, что инициатором выступал сам Сталин), Наркомат обороны опять выигрывает за счет дальнебомбардировочной авиации и десантников. Тимошенко буквально передернуло от мысли: сколько средств вбухано в флотофильские увлечения Сталина! Эти ресурсы с куда большей пользой можно было бы пустить на насыщение армии транспортом и средствами связи. Одни только новые линкоры стоят дороже полноценного полностью снаряженного мехкорпуса. Бездумное расточительство!
В отличие от наркома обороны Вячеслав Малышев ничего не выигрывал. То же самое можно было сказать и об Иване Носенко. От кораблестроительной программы им не отвертеться в любом случае. А выполнить ее невозможно. В случае провала операции виноватыми окажутся не только моряки, но и кораблестроители. Наша промышленность только создается, мы только учимся, и все на своих ошибках.
Носенко вспомнил, как месяц назад те же Галлер и Кузнецов устроили настоящий разнос на совещании с проектировщиками в Наркомате судостроения. Дело касалось итогов боевого применения подлодок в финской войне и в Северной Атлантике. Разговор вышел жесткий, на повышенных тонах. Дошло до того, что мореманы на полном серьезе предложили сформировать экипаж из кораблестроителей и конструкторов, посадить его на подлодку и отправить в боевой поход к берегам Исландии.
Положа руку на сердце, Иван Исидорович во многом был с моряками согласен. Действительно, не умеем пока работать. Много приходится учиться у иностранцев, свои разработки пока уступают зарубежным образцам. Мы даже порой и скопировать толком не умеем. Мореходность кораблей невысока. Металл верфи получают некондиционный. Плохо обстоит дело с весовой дисциплиной, из-за этого зачастую получается перегруз.
Подводные лодки уступают немецким аналогам. У наркомата большие проблемы с поставщиками приборов и оборудования. Гидроакустические станции слабые и ненадежные. Проектировщики наделали ошибок с компоновкой. Доходит до того, что на субмарину невозможно загрузить провиант на штатную автономность. Места нет! Моряки по этому поводу много ругались, впрочем, справедливо.
С вооружением кораблей тоже не все в порядке. Вот лишь недавно наладили производство неплохой торпеды, скопировали с итальянской. Да и то, до сих пор не можем решить проблему со взрывателями и устойчивостью торпеды на курсе. Смех и грех один. Оказалось, что из популярной на флоте 45-мм пушки почти невозможно попасть в самолет и очень сложно потопить судно.
Иван Исидорович сам более-менее понял ситуацию, только когда его назначили наркомом. До этого все валил на мелкие недостатки и временные трудности. Оказалось, не все так просто. Нет кадров, и все тут. Нельзя вырастить конструктора за пару лет. Нельзя сельского парня от сохи за месяц научить работать на современном станке. Да и станков тоже мало.
Все эти вопросы решаемые. Дайте время, и люди научатся работать, вырастут, освоят технику. Квалификация по приказу не повышается, техническая грамотность сама по себе, после прочтения пары книжек, не возникает. Нам нужно нарабатывать опыт. Нам нужно время, а времени нет. Носенко надеялся, что еще лет через пять мы сможем утолить кадровый голод, а пока приходится работать, чем есть и как есть, пока приходится набивать шишки и набираться опыта, зачастую горького.
Носенко удивился бы, узнав о чем сейчас думает Малышев. По мнению наркома судостроения, заместитель председателя Совнаркома зачастую требовал невозможного и не понимал реального положения дел в отрасли. На самом деле Вячеслав Малышев знал ситуацию не хуже Носенко, знал, что кадры в голом поле не рождаются, но и отказаться от навязанных ему программ, уменьшить план не мог.
Кроме того, Малышев понимал то, до чего Носенко еще не дошел. Например, не всем ясно, что у нас слабая судоремонтная база. С ходу эту проблему не решить. Нарком тяжелой промышленности планировал при первой же возможности ввернуть вопрос судоремонта морякам, когда они придут жаловаться на задержки с плановым ремонтом кораблей. Дескать, надо было раньше мощности заказывать, а не когда жареный петух закукарекал. Под этим соусом можно будет пересмотреть планы, перераспределить ресурсы и выделить средства на ремонтные корпуса и доки.
Тем временем Кузнецов, Галлер и Трибуц докладывали о состоянии немецкого флота и степени его готовности к форсированию Ла-Манша. По всему выходило, что ради удержания проливов и района плацдармов на 5–7 дней союзникам придется пожертвовать всем своим военным флотом и половиной каботажного тоннажа. Даже с участием советского Балтийского флота операция остается рискованной.
Мало кораблей, мало подводных лодок для блокирования вражеских баз. Даже мин и то мало, для операции не хватит, придется делиться нашими запасами. Кроме того, сильное течение в проливе не способствует устойчивости заграждений. А сорванные с минрепов мины отнесет к району плацдармов. Это повысит риск для транспортов, и без того недопустимый даже по нормам военного времени.
Иногда во время доклада Малышеву казалось, что моряки намеренно сгущают краски, выставляют предстоящую операцию как принципиально невозможную. Зачем? Нарком тяжелой промышленности скосил глаза в сторону Валерия Чкалова. Тот сидел с невозмутимым видом и что-то рисовал карандашом. Вячеслав Александрович удивился было такой реакции летчика, но вовремя понял, что тот в курсе дела и владеет ситуацией не хуже моряков. Значит, мрачный тон выступления для Чкалова не является неожиданностью.
