Артём Рыбаков - Три кольца (СИ)
Так что по идее, у меня здесь в округе всё схвачено, и наглость «псевдо-Дуба» мне совершенно непонятна. И, если наша община не может сравниться размерами с той же Югороссией, «вологодскими» или «посадскими», но, тем не менее, от Рыбинска до Воронежа я крупнее объединений не знаю. А мы, хоть и демократия военная, но соседей наглых у нас нет, наоборот, если бы мы как могли северянам не помогали, чухна со скандинавами их бы съела ещё десять лет назад. Отец, правда, говорил, что мы: «химера социальная, но, как и всякое чудище, живучие». Ладно, вельтполитиком голову мучить будем, когда «вторые девяносто» спасём. И не важно, что супостатов оказалось просто неприлично много, и у нас «кулёчек какашек» в запасе есть.
Я вытащил из кармана и включил рацию:
— Мелкий дятел вызывает дупло. Или кого-нибудь из первой или второй кладки.
«Кладками» в нашей системе называли как «поколения» Следопытов, так и уровни ответственности. Отец мой на жаргоне прозывался «Папа-Дятел», как и четверо других основателей «ордена». Я же, хоть и относился к первой, самой старой «кладке», до больших чинов не дорос, предпочитая жизнь «свободного охотника» и «вольного стрелка». Остальные «первокладочники», из тех, кто в живых остался, занимали должности от начальника штаба Следопытов до командира региональной «стаи». Фраза, начинающаяся со слов про «мелкого дятла», означает, что я сейчас на оперативном мероприятии, иначе я бы представился прозвищем.
— … Саламандр на связи, — с трудом пробившись сквозь помехи, отозвался незнакомый мне Следопыт. — Есть контакт с Трухлявым, могу транслировать.
— Понял тебя Саламандр! — Витьку Зимакова, по прозвищу «Трухлявый», командира одной из групп Старицкого «гнезда» я знал хорошо. — Передай ему, что Занозу зажали чужаки там, где «федералка» в реку упирается. У «ТэЭнКа» (это ориентир такой, по странной прихоти, синяя с белым вывеска разрушенной бензозаправки до сих пор торчала над деревьями, хотя от самого здания станции остались только обломки). Чужаков пять десятков. На грузовиках и с большими дубинками. Косили под людей «Дуба». Как понял меня, Саламандр?
— У «тээнка», пять-ноль пришлых, с БэДэ, на моторах и заявились от «Дуба»?
— Всё так, только передай, что это не «Дуб» а ширма. Все — не лохи! Конец связи.
— Понял. Береги батареи, брат! — попрощался традиционным следопытским пожеланием мой корреспондент, а это значит, что он либо хорошо знает традиции, либо не моложе шестой «кладки». Объясню, пожалуй. Всего у Следопытов на настоящий момент было одиннадцать «кладок». Раз в два года молодняк в свои ряды принимаем. По здравому размышлению решили, что лучше к кандидатам тщательнее присматриваться, нежели потом людей выгонять. Батареи и источники питания снова начали выпускать лет десять или одиннадцать назад. По крайней мере, тогда стали к нам привозить не самопальные. А старые, «до Тьмы», запасы иссякли году на шестом после Катаклизма, вот и получается вилка из тех, кому пришлось по краям нашим скакать с портативными генераторами за спиной, из старого велосипеда порой сделанными.
— Заноза, здесь Гедеван! — громко, отчётливо и совершенно неожиданно раздалось в наушнике. — Мы тут втроём в Борках отдыхаем, боюсь, быстро подскочить не получится…
— И не надо, не справитесь, — Валеру Терёшина, со смешным прозвищем «Гедеван» я знал много лет. Сын преподавателя питерской консерватории, чью семью мы пригрели вскоре после наступления Тьмы, скрипач, поэт и бабник. И при этом — один из лучших наших аналитиков. Да, он мог бы сильно помочь, если бы не кривой расклад. Ребята километрах в десяти-двенадцати на посту у паромной переправы. Скорее всего, встречают кого-нибудь, или провожают, что совершенно не существенно. Но их всего трое. Да и редко Гедеван в последнее время выезжает «в поле», всё-таки его задача — головой думать, а по кустам скакать — это ко мне. К тому же он старше меня он лет на пять, а в «сороковник» нагрузки иной экспедиции могут запредельными оказаться. Прозвище своё, кстати, получил, когда немногочисленные тогда молодые, «свежевылупившиеся», Следопыты посмотрели «Кин-Дза-дзу»[22], и кто-то, сейчас уже не помню, кто именно, позвал Валеру, самозабвенно игравшего во дворе на скрипке: «Эй, Гедеван Александрович, кончай пилить — обедать пора.»
— А мы и не рвёмся, дорогой! Ты «могилу неизвестного мародёра» знаешь? — продолжил Валера.
— Да.
— В тридцати метрах от неё к юго-востоку — горелый «Тахо»[23]. В нем — «точка» и вход в коллектор.
«Точками» мы называем любые, специально подготовленные места: тайники, закладки, базы.
— Спасибо, брат! «Точка» пустая?
— Три недели назад сам туда «инструменты» положил, — обрадовал меня Гедеван. — Коллектор там от фермы идёт, так что пересидишь, если у них собак нет.
— За наколку спасибо. С меня подарок, Паганини ты наш! Из следующего рейда я тебе рояль притащу — знаю, где стоит!
— Замётано. Удачи!
Приятно, когда друзья помогают решать проблемы, но и самому пошевеливаться надо — до цепи преследователей метров двести, а до большого креста, сделанного из двух металлических труб и известного как «Могила неизвестного мародёра», мне в полтора раза дальше. И про грузовик с пулемётами на трассе забывать не стоит…
* * *До «Тахи» я дошёл минут за десять, хорошо, что загонщики шли сторожко и не торопились, резонно опасаясь подлян с моей стороны. Машина выглядела так, будто стоит здесь с проклятого двенадцатого года, что, скорее всего не соответствует действительности — я думаю, наши её специально передвинули, закрыв вход в коллектор. Занырнув в приоткрытую заднюю дверь, висящую на одной нижней петле, я пролез в багажник. «Просторно тут у вас, граждане!» — передние сиденья, впрочем, как и задние, кто-то давно спёр, так что внутри можно если не в футбол, то в настольный теннис играть. Или бильярд. Причём изнутри машина выглядела совершенно по-другому, нежели снаружи, там — горелый изржавленый металл, внутри же — можно даже сказать, что ухоженная. Не удивлюсь, если выяснится, что наши ребята специально обработали кузов снаружи паяльными лампами для имитации последствий пожара. Да и дверь оторвали, скорее всего, специально. «Так, где же вход?» — спрашиваю сам себя. Грязное ковровое покрытие больше похоже на утоптанную землю, чем на продукт рук человеческих. Хотя… «Не думаю, что наши здесь что-нибудь чрезмерно хитрое сделали…» — и, достав нож, я воткнул его острие в чуть заметную щель у самой стенки. Подцепив большую квадратную панель, открыл люк. Снизу повеяло затхлостью. Как из старого, давно заброшенного погреба. А вот и обещанные «инструменты» — в нише, образованной днищем автомобиля и поверхностью земли я заметил продолговатый свёрток. Но вначале надо спрятаться!
Спустившись на несколько ступенек по деревянной лестнице, я закрыл за собой крышку люка и достал из кармана фонарик с генератором. Есть у меня, конечно, и на батарейках, но сейчас не тот случай. Несколько нажатий на рычаг, и в тусклом свете я могу осмотреться получше.
Ниша достаточно велика для того, чтобы в ней могли достаточно комфортно лечь человека три, не меньше. Вон, в дальнем углу даже скатка ковролина лежит на такой случай. А это что у нас тут поблёскивает? Антенный кабель! Точнее блеснул в луче света разъём, он из нержавейки сделан, а сам кабель и не заметишь. С уверенностью могу сказать, что он на вершину какого-нибудь дерева неподалёку выведен. Всё знакомо — сам немало похожих нычек строил. Для нас, Следопытов, это важно. И непогоду переждать, и подхарчиться, а то и засаду устроить. Без гранат меня, к примеру, отсюда выкурить будет довольно сложно, что сверху, что снизу. А Следопыт может подмогу вызвать. Хоть и шалит связь, и рации редки, но «птенцу», два года «по тропе» походившему и выжившему при этом, рация в торжественной обстановке вручается. У меня их так вообще шесть штук имеется. Да и у остальных «стариков» вряд ли меньше. А на стационарных «приютах» и сканеры стоят и серьёзные базовые станции есть. Это ведь для посторонних мы — «перекати-поле», бродяги, с мародёрства живущие, а на самом деле мы для нашей общины и армия, и разведка с контрразведкой, и полиция. Кстати, те люди, что в окрестных государствах, так сказать, у кормила стоят, об этом прекрасно знают и к нам с должным уважением относятся. В свете чего кривой заход «псевдо-Дуба» представляется мне более чем интересным. Можно, конечно, списать это на бандитскую отмороженность, но все мало-мальски серьёзные банды в радиусе восьми сотен километров так себя вести бы не стали. Тем более на нашей официальной, всеми признанной территории. То есть эти откуда-то издалека приехали. Но этому противоречит их слишком хорошая информированность.
«Насколько я помню, по последним данным, Дуб, настоящий, конечно, базу где-то под Калязиным имел. Если точнее — то между Кашиным и Калязиным. А это — почти полторы сотни километров от нас, — я достал из кармана карту-«пятивёрстку. — То есть его можно считать близким соседом, на подобную глупость никогда бы не решившимся. Остается, пожалуй, одно — кто-то из далёкого далека прихлопнул Дуба, предварительно хорошо его порасспросив, причём «прихлопнул» не обязательно физически. Вполне может быть, что Михаил Поддубный сидит сейчас в собственном погребе на короткой цепи и иногда консультирует своих пленителей. А пришлые, используют знакомое многим имя, как прикрытие для непонятных мне пока дел. Но дела явно нешуточные, иначе меня дядя Виталий так бы не накачивал перед этим походом. Хотя я его понимаю, по слухам за последние три месяца, то есть с мая, пропало или было убито восемь Следопытов, с Дубом дело имевших. Следовательно, что? Можно предположить, что кто-то «зачищает» тех из наших, кто его в лицо знает. Никому, и главе нашему это в голову, кстати, не пришло. Хотя откуда мне знать, что там у Виталия Андреевича в голове! Вполне возможно, что и пришло, только он мне не сказал…»
