Виктор Гвор - Щит

— Что, называют? — поинтересовался Буривой.

— Не то слово, — грустно ответил розмысл. — Засмеяли, нормановеды ящеровы! Считают, что русины пришли из свеев! Понимаешь! Из свеев, через мерю! И это при том, что свеи в то время не мылись и плавали на гребных судах с прямым парусом! И эти полудурки утверждают, что именно свеи построили на Руси державу. Зодчие, прах их Мара побери! Да если бы не русичи, то свеи до сих пор, кроме своей селедки, ничего и не видели бы!

— А почему неизвестно? — Скрытник решил вернуть разговор в прежнее русло. — Сам же говоришь, рукописей много сохранилось.

— Так там три четверти — художественные книги. Из них больше половины — фантастика. Кстати, сами эти слова появились именно в те годы. «Художественная» еще ладно, из готского к нам забрело. Но «фантастика» имеет греческие корни! Откуда у славян это слово, когда у греков и понятия такого не было? От то-то! Так что, разобраться, где правда, а где вымысел, почти невозможно…

Старик махнул рукой. Волхву стало его жалко. Дело было не в том, что Ждан Ярославов приходился родным дядей по отцу. Знатец всю жизнь посвятил истории. И своим умом дошел до того, о чем Бурислав читал совсем недавно в переданной по наследству рукописи. Но дать розмыслу прочитать рукопись он не имел права. По крайней мере до того, как удастся оформить разрешение на привлечение Ждана Лютого к делу в качестве эксперта…

«Переброс прошел штатно. Если, конечно, можно применить определение „штатно“ к мероприятию, проводящемуся в первый и последний раз в истории. Ворота в прошлое открылись как планировали и куда планировали. Мелкие накладки с перепутанным днем и ночью не считаются. Могли ведь и небо с землей местами поменяться. Непроверенные технологии, в конце концов.

После полугодовой суматохи „планомерных сборов“ и „небольшой проверки готовности“ последних дней ночная темнота за квадратом „ворот“ воспринялась как настолько маловажная мелочь, что и не разглядишь сразу. Щелчок замкнутого рубильника, и мы пошли. Никаких светящихся арок и зеркал порталов. „Ворота“ совпадали с воротами. Точнее с калиткой рядом с ними, которую профессор обмотал своей хитроумной проволокой. Калитка, к счастью, была достаточно широкой, навьюченный конь проходил. А вот телеги пришлось собирать уже на месте прибытия. А так, одна тайга за забором сменилась другой, и не будь Луны, можно было подумать, что не шагаем в другое время, а выходим в очередной тренировочный рейд. Профессор предупреждал, что при открытии должен подняться ветер, но в день „Икс“ на базе и без того свистело так, что и не поймешь, сильнее стало дуть, али наоборот.

Времени на прохождение отводилось аж пятнадцать минут. Успели даже с запасом. Уходили не оглядываясь. Ни к чему.

Определиться с местонахождением не составляло труда. А вот с датой — сложнее. Эпоху идентифицировали, выслав под утро разведку к веске, что раскинулась десятком дворов всего в паре верст от места высадки. Полежали в кустиках, дождались солнышка, на местных поглядели. Прикинули, что век примерно наш, плюс минус. Но вот насчет точности… Языка брать не стали. Не хватало еще осложнять отношения с местными. Да и вряд ли кто из „лесовиков“ мог знать точную дату. Это потом уже — единый календарь и поголовная грамотность. А те могли и вовсе себя единственными людьми под небом считать. Были такие, не в тех местах, врать не буду, но были.

В любом случае, тот век, не тот — назад не вернешься, профессору свое веское „пфе“ не скажешь. Вот и пошли мы на северо-запад, прикинувшись проезжими гостями. Купцами, в смысле. Ежели слово такое не забыли.

Из нашей купеческой легенды белые нитки торчали, словно из ежика иголки. Не бывало таких купцов. Любая железка на нас в этих временах стоила целое состояние. Но сразу открывать истинную личину Серый запретил. Мало ли как воспримет местный князек дружину в полста конников. Да еще и такую, что у каждого бойца меч дороже всего его княжества стоит?

А купцы, пусть и необычные, всего лишь купцы. Давно в пути — отсюда и все странности поведения. Могут и не додуматься до правильных выводов.

Увы, наших предков мы явно недооценили. Засада была организована достаточно умело. По меркам десятого века, конечно. Если бы поджидавшие не шуршали ветками так, что за километр уши закладывало, и не воняли на всю округу перегаром, у них даже могло что-то выгореть. И вроде лесной народ, с охотой знаком… Но то ли зверь вовсе непуганый, то ли слишком понадеялись на двойное численное превосходство и вконец расслабились. Не знаю. А докапываться не хотелось.

Местный руководитель был больше охотником, чем военачальником, а уж про настоящую диверсионную подготовку, скорее всего, даже не слышал. Так что о его планах мы узнали за версту, если не больше. И меры соответствующие приняли. В общем, ни хрена путного у „засадчиков“ не вышло. Гора собственных трупов не считается.

Зато выяснились и текущая дата, и геополитический расклад в окрестных лесах и степях. Заодно подивились на рожу предводителя мерян. Надо было видеть, с каким удовольствием воевода его прикончил…»

Караван остановился, не доехав до засады пары сотен саженей. Встали на большой поляне, собираясь то ли трапезовать, то ли и вовсе, на ночлег укладываться. И сколько их ждать? Мешко даже хотел скомандовать дружине начинать сечу, но пришлые споро установили возы в круг подобием гуляй-города, и князь передумал.

Мешко Меченый громко называл себя князем, а своё войско — дружиной. Но вся его громкость была напускной. Мешко дураком не был. И понимал, что вся его «дружина», против настоящих воинов не продержится и части…[24] А пришлые смотрелись бойцами.

Опасные. Именно так хотелось Меченому описать первое впечатление. Крепкие, поджарые, без лишней груды мыщц на костяке, без дурного мяса, что больше в тягость, чем в пользу. Сжатые готовой к броску змеей. Ядовитой змеей, надо уточнить. Но не той, что кидается при первом намеке на угрозу, а той, что всем видом своим говорит — бойся меня, самозваный князь, бойся!

Все воины были разные. Кто темный, подобно хазарину, кто волосами как спелая пшеница… У кого глаза косят прищуром степных лучников, а у кого распахнуты, словно в вечном удивлении.

И все были одинаковыми, несмотря на разность. Чем — внятно Меченый сказать не мог. Слов не доставало. Но вот проступало сквозь всю разность, что-то общее. Словно у мечей, вышедших из-под молота одного и того же коваля. Неуловимое сходство. Выражение ли глаз, манера стоять, двигаться…

А еще оружие. Хорошее оружие. И никак себя не убедить, что караванщики держат его лишь перед девками красоваться.

Ну то ладно. Мешко — князь, а не волхв, и не дознатчик. А еще точнее, правитель захолустной вески, промышляющий между делом на большой дороге. Ему больше пристало не катать в голове темную гальку боязливых мыслей, а прикидывать, как коней таких добрых в свой табун угнать. Да за сколько золота такой меч купец возьмет. Тот, что приезжает посланцем другого купца, который в граде-Киеве сидит. Тот, киевский, обещает много, но и делает не мало…

А повезет, так даже треть богатства этого ухватить, и до княжеского кремля рукой подать. Настоящего кремля. Из камня ложенного, а не лозой обнесенного… «Великий князь народа меря Мешко Меченый!» Эх, хорошо звучит! А ежели так пойдет, то и родимое пятно на рано облысевшей голове, в цвет станет. Имя его прославится так, что все позабудут, что «Меченый» в обидку дано. Бояться будут! А там и на Киев пойти можно… Но сперва надо взять тот скарб бесценный, что рядом сейчас. Так близко, только руку протяни…

Рано руку тянуть. У скарба хозяева есть. И воины они добрые. Руку, по-глупому протянутую, по самую шею обрубят. Харалугом. Мешко не медведь, чтобы на рогатину брюхом лезть. Он видеть умеет и слышать. Вот и не будет наскоком брать, на стены возов карабкаться. Он полежит, подождет. И возьмет свое, когда луки дружины сделают должное.

Гостей-то с полсотни будет. Да и если считать со смердами и возницами. Или меньше? Вроде разведчики говорили о полусотне!

Мешко поерзал, пытаясь уползти с сучка, неведомым образом вдруг оказавшегося под брюхом, снова присмотрелся к кругу возов. Вроде как меньше люда вокруг них стало. Куда остальные делись? Всё на виду, не могли утечь незаметно. Забеспокоившийся Меченый начал пересчитывать людей, но проклятые пришельцы мурашами сновали туда-сюда, сбивая мерянина со счета. В третий раз, сбившись в начале седьмого десятка, князь плюнул: ошибся, конечно, и не раз. Но коли семь десятков по счету вышло, то все пять на месте. Просто тех, кто в возах не видно. Ну и боги с ними. Как поедут, все на виду будут. Все под стрелы подставятся.

«Князь» расслабился, выгоняя лишнюю тревогу из тела и раздумий. Тихо прошептал, не поворачиваясь: