Олег Языков - Крылья Тура-3. Истребитель истребителей

-Да ты что! - ужаснулся Архипыч. - Такой человек! А с первого взгляда - дурак дураком!

Я покаянно повесил голову, кося на отцов глазом с поволокой…

-Ладно тебе притворяться, парень! Не боись - не выдадим. А ты впредь язык не распускай! И рабочего человека зря не чепляй! Не дело это, понимаш… А что ты воин знатный - поглядели мы уж на твои заслуги. Ладно, забыли! Говори, чего пришел?

Я и высказался по полной программе. Мол, полазать мне надо по истребителю, в кабине посидеть, прикинуть что-нибудь к носу, покумекать… И еще - комбинезончик бы мне не помешал. А то, вот беда, - переодеться мне не во что. Сирота я московская, стало быть…

Отцы усмехнулись в усы, и ответствовали, что, мол, все будет, все, стал быть, справим. Не сомневайся. Иди, сирота московская, руки мой. Сейчас чай пить будем, с сушками. Так, с чаепития, и начались мои трудовые будни.

Первые впечатления были несколько смутными. Во-первых, в цеху было несколько темновато. Поэтому, переодевшись, я воодушевил передовой отряд работников авиапромышленности на трудовой подвиг, и мы, кряхтя и поругиваясь, выкатили истребитель на солнышко.

Теперь дело пошло веселее. Правда, несколько диковато было смотреть на не покрашенную в привычный камуфляж машину. Истребитель был покрыт пятнами какой-то не то мастики, не то шпаклевки мерзкого серо-желтого цвета, и выглядел как больное проказой, несчастное существо с обвисшими крыльями.

Не было у него бодрого, боевого вида, не было. Хоть ты плачь! Ну, ничего! Это сейчас, как я понимаю, не главное. А что главное? А вот это мне и предстоит уяснить…

Глава 5.

В общем и целом, день прошел не зря. Я от души налазился по, наползался под и насиделся в кабине истребителя. Но - успокоения моей мятущейся душе это не принесло. Что-то было не так. Ну, не складывалась общая картинка, не складывалась! Не получалось этакого красивого и гармоничного рисунка, как в калейдоскопе. Хоть ты убейся - не получалось, и все тут! Все время вылезала какая-то, пусть и маленькая, но - несуразность, несоразмерность какая-то. А время ведь шло. Уже первая декада мая. Еще немного - и ожесточенная воздушная схватка разразится в небе над Курской дугой. А я тут новенький комбинезон маслом пачкаю, руки ветошью вытираю и лоб морщу… Вместо того, чтобы летать. Что же не так?

Я еще раз со всех сторон осмотрел истребитель, потом отошел от самолета и присел поодаль на вытащенную из цеха табуретку.

-Что ты, Виктор, все его обнюхиваешь? Гляди, дырку в машине протрешь, поломаешь, значит… - Это Иван Архипыч, подошел. Скоро за ним, как на веревочке, подтянется и его давнишний друг и напарник Николай Кузьмич. Самые опытные кадры на производстве. Еще с самого начала века судьба-придумщица связала их жизнь с авиацией. Сначала, еще солдатами, таскали первые воздушные этажерки на показательных полетах в Гатчине, потом ремонтировали битые аэропланы, потом - строили первые русские машины. В общем - живая история нашей авиации стоит передо мной, не хала-бала, полено дров!

-Чего-то, Архипыч, не вижу я в нем… Не узнаю. Неправильность какая-то… Или незавершенность. Да еще эти пятна, будь они неладны! Так и лезут в глаза, нервничать заставляют. А вторая машина крашеная? И где она, кстати?

-Вторая-то крашеная, летают уже на ней. А чего ты, голубь, не узнаешь? Рази ты видел где уже этот аэроплан-то?

Вот, блин, Шерлок Холмс советского разлива! Моментом поймал меня за язык. Уже какой раз… Осторожнее надо быть. Надо же! Смершевцы, контрразведчики ничего особого во мне не замечали, а этот дед постоянно меня ловит на несостыковках!

-Да где же я мог его видеть?! Окстись, Архипыч! Я о другом. Мне кажется, что в нем какие-то линии нарушены. Ну - не вижу я целой и законченной картины. Как будто смотрю на красивого боевого коня, а у него одной ноги не видно. А ведь я знаю - она есть! Четыре ноги у него - а нет! Не видать ее, хоть плачь. Так вот и здесь - все, вроде бы есть, а в полете я его не могу представить. Не привык еще, может быть, не знаю…

Но Архипыч вдруг насторожился.

-А ты не спеши, сынок! Не торопись, Витя! Ты сядь, сядь… Подумай, посмотри еще. Это очень важно! Знакомо мне такое чувство, бывало и у меня когда-то вот так же зудела душа, искала ответ, а его и нету! А потом - упаси бог! Прямо-таки - бац! И либо самолет разобьется, либо еще что случится плохое. Знать, можешь ты чувствовать, дано, вишь, тебе это… - уважительно покачивая седой головой, закончил старик.

-Что там мне дано - не дано я не знаю, но смотреть и думать буду, за тем и пришел… Как там насчет чайку? Погорячее?

-А един момент, Витя! Един момент! Тебе сахар как - внакладку или вприкуску?

-Вали внакладку, Иван Архипыч, не умею я как ты, вприкуску, чаи гонять! Ты, видать, еще при царизме, в тактирах, эту школу превзошел? А, дед?

Добродушно посмеиваясь, Иван Архипыч протянул мне самодельную, лично им изготовленную, "особую" чайную кружку из мельхиора. Емкостью 0,7 литра, по-моему.

-А как ты думаешь, Витя, если бы при царизме все плохо было бы, то и России не было бы! Все умели - и чай пить, и воевать, и самолеты строить научились! А уж детей делать на Руси всегда умели! Вон - какие вы, молодые, - все красивые и уверенные…

Вот ехидный дед, всегда вывернется! Всегда последнее слово за собой оставит.

Рабочий день подошел к концу. Пора было и мне заканчивать. Ничего сегодня я не придумаю. Хотя… как знать! Одна задумка у меня уже вырисовывается.

Я замочил испачканный комбинезон в большущей банке с бензином. Пожилой вахтер обещал часа через два его вытащить, сполоснуть и повесить на просушку. Знакомый "конторский" автобус довез меня до знакомой остановки, и я побрел домой. Кажется, на легкий ужин я что-нибудь в своей студии наскребу… В ресторан идти неохота, устал малость. Теперь бы еще одно - надо, чтобы сегодня мне позвонили ребята.

Ребята не подвели - позвонили около полуночи. Я их сначала отругал, что не спят. Ведь им завтра вставать ни свет, ни заря. А потом мы минут двадцать потрепались. Затем я приказал идти спать, а трубку передать солдату Рощину. Уже сержанту, как мне сказали. Растет парень, глядишь - скоро лейтенантом станет!

-Толя, привет! Слушай, мне твоя помощь нужна… Тут такое дело… Нет ли у тебя в Москве друга-художника, который либо служил, либо служит в армии. А еще лучше - если он на фронте сейчас. Так, погоди-погоди, записываю… Записал… Еще? Давай, чем больше - тем лучше. Ага! Готово. Ну, Толя, спасибо. Нет, пока не могу сказать - линия не защищена. Был бы ты в Москве, я бы тебя попросил… Слушай! А ведь это идея! Обойдутся они там без тебя месячишко! А ну, пан Анатоль, позови-ка мне оперативного!

-…Кто? Серега, ты? Здорово, это Туровцев, Виктор. Ага, из Москвы… стоит пока. Да, девушки красивые! В таких легких, понимаешь, платьицах - аж в дрожь бросает! Ага, и театры работают и кино… и рестораны тоже! Все-все, Серега! Хорош! Теперь слушай сюда… Бери бумагу, карандаш - пиши…

-…Все записал? Не забудь - сразу, как командир придет… Сразу ему и доложи. И на словах передай - это очень важно! Очень! Все, пока.

По команде "Отбой", как и следовало ожидать, сразу наступила тьма египетская. Спо-кой-й-й-ной но-о-о-о…

Утром я уже не пел, утром я чуть не опоздал. В госпиталь, я имею в виду. Ну, да! пришла пора снимать марлю с морды лица и начинать смотреть на мир двумя широко распахнутыми, по-детски радостными глазами, а не как циклоп какой-то, прости господи!

В ОКБ я всех предупредил, сегодня меня там не ждут. Да и пауза там пока намечается. Сегодня надо закончить все медицинские дела и получить допуск к полетам. Это главное. Да, еще и мундир надо взять - пригодится. Может, в театр схожу, может еще, что… А если Анатолия удастся вытащить, может, мы суаре какое закрутим, дело молодое, дело нужное. Еще бы одного летчика пригласить. Из ночного бомбардировочного… Но это уже мечты, причем - кретинско-подростковые.

В госпитале, как я не старался прогнать все процедуры поскорее, пришлось потратить время до пятнадцати ноль-ноль. Но врачебную комиссию я прошел, и соответствующий допуск к полетам получил. Уже веселее. Как там товарищ Сталин сказал: "Жить стало лучше, товарищи! Жить стало веселее!"

А ведь верно! Этот солнечный май 1943 года явно показывает всему советскому народу - жить явно стало лучше. А немцев бить стали веселее. Погодите, гады! Еще вам на Курской дуге рога обломают - обхохочитесь! И я, если успею, в этом веселье поучаствую. Уж я эту веселуху никоим образом пропускать не собираюсь.

Мое хорошее настроение еще больше поднял красивый вид молодого офицера-летчика, которого я увидел в зеркале маленького швейного ателье. Облаченный в новенький, прямо с иголочки, мундир, офицер довольно лыбился узкоглазому татарину-закройщику. У того, кстати, глаза и вовсе превратились в щелки от довольной улыбки. Костюмчик, как это сформулируют позже, сидел! Как влитой сидел! Мне очень понравилось. Правильно сделал Верховный, что вернулся к традициям русской армии и военной формы. Мне лично царская офицерская форма времен Первой мировой, да еще с двумя ремнями портупеи, всегда очень нравилась. Настоящая, мужская форма - красивая, достойная и щегольская! И фуражки тогда были куда как хороши. Я вспомнил аэродромы, введенные Пашей-мерседесом, бр-р-р!