Роман Злотников - Царь Федор. Таймлайн
Конечно, не все было абсолютно плохо. Страна продолжала торговать, добывать руды и пахать землю. Вследствие резко увеличившегося потока переселенцев в дальние земли повысился и товаропоток, из-за чего резко возросла численность кораблей дальневосточного торгового флота. Прежние верфи были расширены, и заложено множество новых. В Приамурье начался бурный промышленный рост, подпитываемый еще и почти непрекращающейся войной между Северным Циньским Китаем и Китаем Южным, который продолжал называться Миньским только по традиции. Ибо на троне в Гуаньчжоу сидел уже третий по счету император, в жилах которого не было ни капли крови императоров Минь… Кроме шести каналов, заложенных батюшкой Бориса II, были построены еще пять. В основном потому, что все недостроенное граф Салуццо почти сразу же отдал на откуп торговым компаниям, крайне заинтересованным в развитии торговых путей. Все начатые стройки были закончены довольно быстро. Торговые компании вошли во вкус и по окончании затеяли еще пять проектов, уже в Приуралье и на востоке. Потихоньку продолжалась прокладка дорог, хотя до размаха времен Федора Великого было далеко.
Множилось число мануфактур и заводов. Причем они все поголовно превосходили по техническому оснащению и используемым технологиям свои европейские аналоги. Причин этому было несколько, но одной из главных стал введенный еще при Федоре Великом закон об отчислении розмысловым избам процентумов. Во-первых, распробовавшие за полстолетия его применения весь вкус стрижки процентумов русские розмыслы не особо охотно брались за работу за пределами страны. Там-то им никто процентумы платить был не обязан, зато русские заводы они готовы были модернизировать за сущие копейки, рассчитывая вернуть свое позднее, за счет процентумов. А вот иностранные инженеры и изобретатели, и это во-вторых, наоборот, придумав какой-нибудь механизм, устройство или процесс, чуть подкопив денег, тут же переезжали в Россию и открывали собственные розмысловые избы. Ибо это означало сразу и достаток, и независимость.
Однако скорость развития той же промышленности заметно снизилась. Особенно после того, как в Европе закончилась Война за испанское наследство. Множество заводов, поднявшихся на военных поставках этой войны, к ее окончанию оказались лишены рынка сбыта. И в России в 1713–1717 годах разразился первый в мире промышленный кризис, вследствие которого число промышленных предприятий в европейской части России в эти годы не только перестало возрастать, но даже сократилось. Впрочем, к 1725 году он практически сошел на нет. Вся квалифицированная рабочая сила, оставшаяся не у дел в европейской части страны, была востребована на закладывающихся новых заводах в Сибири, на Дальнем Востоке и в Заморье. Этот кризис изрядно поспособствовал не только еще большему нарастанию напряженности в стране, но и возникновению при европейских дворах мнения, что Россия ослабела и настал неплохой момент для того, чтобы ее приструнить.
Были открыты еще три университета — в Верхнетуринске, Усть-Амурске и Софии, и три Славяно-греко-латинских академии — в Уфе, Даниилграде и Константинополе. Но вновь открытым учебным заведениям было далеко до блеска шести федоровских университетов и академий. К концу царствования Бориса II во всех шести новых университетах и академиях вместе взятых обучалось в три раза меньше народу, чем в одном Московском университете. В 1709 году русский физик, географ и астроном Ириней Полушкин впервые в мире измерил Московский меридиан, именно с того момента ставший нулевым часовым меридианом мира. А в 1714 году на базе профессорского состава Московского университета была образована редакция «Нового всеобщего словаря наук, искусств и ремесел разных, киклопедией именуемого» во главе все с тем же Иринеем Полушкиным, и в 1720 году был выпущен первый том.
Русской церкви удалось взять под свой плотный контроль церкви всех вновь присоединенных земель и начать кампанию по унификации богослужебных книг. Кампания шла туго во всех епархиях вновь присоединенных земель, а особенно в Греции. Время от времени дело доходило до церковных бунтов, иногда возглавляемых даже епископами. Но шла. Особенно возмущение греков вызвало то, что по смерти Косьмы III на престол Вселенского патриарха был возведен представитель Московского патриархата, бывший член Священного Синода Русской православной церкви и бывший Казанский митрополит Сергий, переход которого в Греческую церковь состоялся только за полгода до интронизации, когда вследствие смерти преподобного Диомида освободилась Салунская кафедра.
Однако это были успехи на фоне все явственнее намечающегося упадка. К тому же в отличие от Людовика ХIV, окунувшись в удовольствия, царь Борис совершенно забросил дела, и русские товары, как и купцов, начали активно вытеснять из европейской торговли. Впрочем, внутренний рынок страны уже был настолько развит, что русским купцам на пропитание по большей части долгое время хватало и его.
Но к 1725 году всем, кто давал себе труд хоть немного задуматься над ситуацией в стране, стало ясно, что Россия на грани большого бунта. Ибо, за исключением нескольких тысяч семей, принадлежащих к самой верхушке, положением дел недовольны были все — и крестьянство, и торговое сословие, и церковь (очень недовольная распространением среди аристократической верхушки идей нигилизма и либертарианства). Даже дворянство и армия были недовольны, поскольку вместо блистательных побед над внешними врагами армии приходилось почти непрерывно подавлять бунты внутри страны. Так что в том, что случилось в последующие три года, очень многие склонны видеть не цепь случайностей, а явные следы обширного заговора. Хотя этой точки зрения, как правило, придерживаются те, кто и само появление в России графа Салуццо объяснял происками иезуитов, целью которых после разгрома османов стало всемерное ослабление России.
Надеждой тех, кто надеялся на изменения к лучшему, стал Федор, младший законный сын Бориса II. Старший, которому в 1725 году исполнилось тридцать два года, уже превратился в подобие своего папаши. Младшему же к тому моменту исполнилось двадцать. Он три года как окончил Белкинскую цареву школу, в которой единственной, несмотря на отмену царевым указом, как «невместное действо, уничижающее дворянское сословие», сохранилась порка. И по совету своего воспитателя, ставшего к тому моменту игуменом Заиконоспасского монастыря преподобного Якова, коему в народе дали прозвище Праведник, отбыл на службу в Заморье. Всемогущий Джакомо Салуццо, обративший свое влияние на «прельщение» наследника, по поводу такого решения младшего царского отрока, выпавшего из-под его руки и даже в силу влияния своего воспитателя относившегося к нему резко негативно, только порадовался. Здоровье царя Бориса по причине множества допускаемых им неумеренностей совершенно расстроилось, и можно было ожидать его скорой кончины. А наличие при дворе царевича вследствие полученного воспитания объявленного оппозицией едва ли не но-вой реинкарнацией царя Федора Великого, в период передачи короны могло бы создать определенные трудности…
Чей это был заговор, если даже он и был, так до сих и не разобрались. Кто-то кивал на монахов монастырей «особливого списка». Кто-то — на командование флота, коий при Борисе II оказался в полном загоне. Кто-то видел в этом руку царевой секретной службы. Но последнее вызывает наибольшие сомнения. К тому моменту граф Салуццо, сразу же по прибытии в страну оценивший, потенциал службы, уже плотно держал ее в кулаке. Но как бы там ни было, 22 мая 1726 года царя Бориса II нашли мертвым в постели с одной из фрейлин, на визг которой и прибежали. После этого случая фрейлина впала в полную прострацию и потеряла дар речи, высокая комиссия так и не смогла от нее ничего добиться, и появилась версия о заговоре. Мол, фрейлина видела убийц, но те ее запугали.
Граф Салуццо действовал быстро. Слава богу, все произошло уже в Москве, поэтому старший наследник был привезен во дворец, ветеранский полк и Государственный совет были приведены к присяге, а затем началась лихорадочная подготовка к коронации. Она состоялась ровно через сорок три дня, когда закончился траур по усопшему «на посту» прежнему монарху.
В августе 1726 года турки, после многолетних обильных вливаний французов и чуть более скромных — англичан восстановившие и даже усилившие свою армию, атаковали Бурсу и Чылдыр. Новоиспеченный царь немедленно убыл на войну, захватив с собой то, что потом назовут «походным двором» — три десятка любовниц (продвинутый молодой человек любил практиковать групповой секс). Он не собирался чересчур близко подходить к вражеским войскам. В конце концов, война шла не так уж далеко от давно обжитого Царьграда. Если бы не это, молодой повеса вряд ли бы даже тронулся в ту сторону. А так привычный переезд на зиму в Царьград можно было представить общественности как отправление на войну. Короче, все шло своим чередом, но… 30 октября 1726 года, когда молодой государь со своим двором путешествовал по окрестностям Измира, расположенного очень далеко от осаждаемой османами Бурсы (поэтому и было принято решение развлечься небольшим путешествием), на пышную кавалькаду наткнулась неизвестно откуда взявшаяся здесь банда башибузуков. Началась всеобщая паника, и молодой государь был убит случайной турецкой пулей. Или не турецкой… поскольку ходили упорные слухи, что на самом деле это были переодетые в башибузуков казаки, подговоренные заговорщиками.
