Алексей Фомин - Спасти империю!
– Кто там?
– Эй, земский, царевич велел тебя разбудить. К заутрене пора!
– Сейчас иду!
За дверью кто-то громко затопал сапожищами, удаляясь. Не теряя времени, Валентин принялся одеваться. «Показательные выступления прошли удачно, – мысленно констатировал он. – Теперь начинается самое трудное и ответственное – каждодневная кропотливая работа».
II
Предложение Лобова категорически не понравилось Валентину. Приостановить полет и дождаться… А чего дождаться? Возвращения Саши Ракитина? Бред какой-то… Получалось, что опытнейший слипер с почти десятилетним стажем этой весьма специфической работы при полетах в прошлое котируется ниже фактического новичка, можно даже сказать, салаги в их непростом деле. Нет, этого Валентин допустить никак не мог. Да, он понимал, что Ракитин добился определенных успехов, и теперь в глазах Лобова он в некотором роде эксперт по полетам в прошлое. Тем больше причин было у Валентина доказать шефу не просто свою профессиональную состоятельность, но и превосходство. Валентин являлся лучшим и намерен был оставаться таковым и впредь. А для этого надо было поторопиться с поисками Рыбаса и его рыбасоидов. Но, как назло, с выполнением этой задачи все обстояло как раз не очень удачно. А если уж быть точным, то совсем неудачно. По сути дела, рассказ князя Линского об исчезнувшем опричнике оставался единственным косвенным свидетельством того, что рыбасоиды присутствуют в царском окружении.
Первым делом Валентин постарался найти опричников, убивших в Ярославле Ваньку Рыжего. С помощью князя Линского это оказалось не столь трудной задачей, как представлялось изначально. Один из этой четверки молодцов – тот, кому достался браслет, – уже погиб. Остальных Линский без труда обнаружил среди своих ближайших дружков, порасспросив их о событиях в Ярославле. К великому сожалению Валентина, рыбасоидами они не были, а Ваньку убили, оказывается, вовсе не из-за браслета.
Пути этой компании пересеклись с Рыжим на одном из постоялых дворов между Ярославлем и слободой. В пьяной ссоре Ванька не только умудрился поколотить четверых опричников, но заставил их бежать с постоялого двора самым постыдным образом. Их коней же Ванька увел с собой в Ярославль, где и продал, видимо, с выгодой для себя. Но на его беду один из этой четверки был ярославцем, опознавшим Рыжего. С его помощью им и удалось разыскать Ваньку. А разыскав Рыжего, опричники с ним поквитались и за свой позор, и за нанесенный им ущерб. Браслет же взяли просто так, как занятную безделицу. На память о рыжем хвастунишке, бахвалившемся своей силой.
Была у Валентина сильная надежда на немцев, служивших в опричной дружине. Таковых оказалось десятка два. Их физиономии он изучил самым тщательным образом, мысленно сравнивая их с лобовской базой данных. Нет, таких лиц в лобовском фотоальбоме не было. Однако это вовсе не свидетельствовало о том, что они не могут быть рыбасоидами. Но для их проверки надо изобретать какие-то другие методы. Неплохо было бы заполучить сюда на денек-два Нину Федоровну. За нею числилось одно замечательное умение – она наяву видела ауру человека. И не только человека, но и рыбасоида. И очень даже элементарно их по этой самой ауре вычисляла. Валентин так не умел. Люди вообще все разные, и люди со сверхспособностями тоже. Один лучше умеет одно, другой – другое. Нет, в принципе если поднапрячься, то ауру какого-нибудь одного субъекта и Валентин сумел бы разглядеть. Но такое получалось у него, только когда он находился в собственном теле.
Не поставь Лобов вопрос о фактическом отстранении его от задания (пусть и под предлогом заботы о его безопасности) – Валентин обязательно попросил бы отправить вместе с ним Нину Федоровну на пару деньков. В сложившейся же ситуации приходилось рассчитывать только на себя.
А постоянных обитателей в Александровской слободе обреталось немало. Одних опричников тысяча шестьсот человек плюс царский двор какой-никакой. Хоть и считался двор на походном положении, но несколько сотен человек все равно набиралось. Да еще опричники, получившие от царя поместья и жившие в них. Эти тоже частенько наезжали в немалых количествах и жили в слободе по несколько дней. Торговцы, торгующие вразнос, скоморохи и крестьяне, привозящие свою продукцию на продажу, околачивались в слободе регулярно, но вероятность маскировки рыбасоидов среди людей столь низкого звания рассматривалась Валентином как нулевая. Не то пришлось бы еще не одну сотню человек просматривать.
С просмотром рядовых опричников Валентину здорово помог дон Альба. Царевич Иван, памятуя о параде, устроенном в его честь, пристал к своему новому другу с требованием обучить сему искусству его опричную дружину. Валентину это было только на руку. Теперь дон Альба не меньше двух часов в день занимался с личным составом, свободным от караулов и нарядов, строевой подготовкой. Поначалу он и сам был недоволен этим своим новым заданием, совершенно не понимая, зачем воину нужна эта шагистика. Но Валентин убедил его в полезности данного занятия, доказывая, что, чем больше сил оставят опричники на плацу, тем меньше у них останется на всякие пакости. Благодаря же этим занятиям Валентин получил возможность внимательно разглядывать физиономии царских дружинников.
Но кроме задачи поиска Рыбаса и рыбасоидов существовала официальная цель, собравшая воедино их команду, – перетянуть царевича на сторону земщины и таким образом покончить с разделением Русской земли, неизбежно ведущим к гражданской войне. И для достижения этой цели Валентин велел каждому по мере возможности вживаться в обстановку, знакомиться с людьми, заводить как можно больше приятельских отношений.
Так уж получилось само собой, что на первом же пиру все они были приняты в опричное братство. Вроде бы никто и не объявлял об этом, и процедуры инициации никакой не проводилось, но прислал им царевич Иван в дар монашеские рясы, тем самым уравняв земских посланцев со своими, опричными. И Ероха с Силкой таким положением охотно и умело пользовались. Заведя множество знакомств среди рядовых опричников, они уже и службу чуть ли не на равных с ними несли. Во всяком случае, какой бы отряд ни отправлялся за пределы слободы, Силка и Ероха были в его составе. И главным для них в такой поездке было даже не столько помешать опричным набезобразничать и напаскудничать, сколько следить и выявлять любую странность.
У дона Альбы с наведением мостов дружбы и приязни дела обстояли посложнее. Испанца, ежедневно гонявшего их по плацу, рядовые опричники дружно возненавидели. Так что отправиться вместе с ними куда-нибудь за пределы слободы дону Альбе и в голову не могло прийти. При первом же удобном случае любой из опричных наверняка с удовольствием всадил бы ему пулю в спину. А тут еще и Валентин подсыпал перчику в эти непростые отношения. Заручившись согласием царевича Ивана (без зуботычин, мол, не выучить воина настоящему строевому шагу), Валентин разрешил испанцу пользоваться в процессе обучения и кулаком, и палкой. Валентину было необходимо увидеть реакцию обучаемых на боль (памятуя о том, что у рыбасоидов существенно, по сравнению с людьми, занижен болевой порог), но дона Альбу, однако, излишне увлек сам процесс.
Особенно доставалось двум немцам: Краузе и Штадену. Валентин в конце концов не выдержал, сделав испанцу выговор:
– Дон Альба, я тебя просил бить каждый раз разных, чтобы я мог увидеть их реакцию. Мне это для дела нужно. А ты колотишь этих несчастных немцев беспрестанно!
– А что я могу сделать, – оправдывался испанец, – если они самые тупые и ленивые.
Так это было на самом деле или нет, Валентин не знал. Скорее всего, у дона Альбы на немцев вырос огромный зуб с тех самых пор, когда он в Германии сражался с еретиками.
Царевич Иван с удовольствием наблюдал вместе с Валентином за процессом обучения своих воинов. Иногда поглядеть на диковинное зрелище подходили и представители старшего поколения: Никита Романович и Басманов-старший.
– Чудно́! – обычно восклицал Никита Романович. – И бестолково! Зачем это воину?
Но старый вояка Басманов с ним не соглашался:
– Не скажи, Никита Романович. Неглупо задумано. И красота… – Как истинный генерал, Басманов не мог не оценить эстетики парадного строя. – И польза для дела. Воины сплачиваются, научаются чувствовать плечо друг друга. На поле боя не требуется ходить с одной ноги, но многое приходится делать одновременно. Так что выучка эта даром не пропадет.
– А по-моему, глупость это, – ворчал Никита Романович. – Эй, Михайла, это где же такое удумали?
– В испанском войске, – уверенно соврал Валентин и кивнул на дона Альбу. – Мой испанский друг говорит, что испанцы, как выучились парадному строю, так стали бить всех подряд. Легко…
Вообще-то взаимоотношения с Никитой Романовичем, которого Валентин заранее внес в список главных врагов, неожиданно сложились как нельзя лучше. Первая их более-менее основательная беседа, если и не заставившая Валентина вычеркнуть Никиту Романовича из вышеупомянутого списка, но уж во всяком случае поколебавшая его уверенность в патологической зловредности царского дядьки, состоялась на следующий день по приезде. Валентин столкнулся с ним в одном из коридоров дворца, когда возвращался к себе в комнату после заутрени, дисциплинированно выстоянной им вместе с «братьями-монахами». Нормальные люди в это время только просыпались, а братья, отстояв службу, вновь отправлялись дрыхнуть.
