Мари Клармон - Возрожденная любовь

– Меня покормили в приюте, приятель.

Мэтью поймал сыр, его улыбка полностью испарилась, сменившись загнанным взглядом, который, казалось, поселился на лице каждого ирландца.

– Знаешь, что отец Рафферти говорит о лжецах?

Она цыкнула.

– Отец Рафферти может болтать что ему вздумается.

Его горло задвигалось, и он уставился на сыр.

– Спасибо, милая.

И Мэтью яростно вцепился в крошечный кусок. Его пальцы двигались скорее как голодные лапы животного, чем руки человека, тем более лорда.

На глазах выступили слезы. Маргарет слишком часто такое видела. Все свое детство, и здесь, в Лондоне, где в некоторых кварталах крысы были частью обычного рациона. И все равно ее сердце разрывалось от того, что Мэтью вел себя, как дикие массы, наводнявшие улицы.

Как это случилось? Когда Мэтью потерял все свое воспитание? Когда отец истратил бóльшую часть своих средств на корабли, чтобы помочь крестьянам уехать? Или когда совершал многочисленные поездки в Палату лордов, чтобы умолять людей, которым не было дела до того, что умирают миллионы.

Маргарет подошла к кровати и опустилась на шаткую раму, корсет слегка скрипнул. Она взглянула на свою половину хлеба и отложила ее, сердце защемило от грусти и неожиданного приступа злобы на то, как жестоко устроена жизнь.

Взгляд Мэтью полыхнул в сторону зернистого хлеба, настороженный зверь думал о добавке. Взвешивал, может ли он ее съесть, или она принадлежит другому члену стаи.

– Ты не будешь его есть?

Она прикусила нижнюю губу, подавляя плач от того, что дошло до такого. Маргарет должна узнать, что он натворил в Ирландии, но не может отказать ему в пище. Не когда он похож на голодную собаку.

– Нет, Мэтью. Я сыта.

Проглотив последний кусок своего хлеба с сыром, он потянулся за ее долей. Сделав глубокий вдох, он повертел кусок в ладонях, и его лицо застыло в маске печали. Маргарет пришла в отчаяние, увидев, как перекосилось лицо брата. На ресницах показались слезы и потекли по его щекам.

– О господи, Сорока[4].

Это детское прозвище чуть не убило Мэгги. Она едва могла удержаться, чтобы не броситься на пол и крепко прижать Мэтью к себе. Но она осталась на кровати. Неподвижно. Не желая сломаться. Она будет сильной ради него и не станет плакать. Она никогда больше не заплачет и не застонет. Судьба ее матери показала ей всю тщетность подобного безумия.

– Что случилось? – прошептала она.

Он все вертел и вертел кусок хлеба в руках, пока тот не стал разваливаться.

– Я… Я…

– Выкладывай, Мэтью, – резко сказала Маргарет. Она давно поняла, что мягкостью и нежными словами ничего в этом мире не добьешься, они только усиливают страдания. Нет. Лучше глядеть жестокости жизни в лицо.

Он кивнул и вытер глаза тыльной стороной руки.

– Я убил человека.

Маргарет не произнесла ни слова, даже не удивилась. Она видела его бушующую ярость. И все же ее сердце провалилось в пол, все нутро стало каменным.

– Помнишь Бойлов?

Мэгги тихо выдохнула, соглашаясь. На большее она не осмелилась. Ей вспомнился только старый Денни Бойл. Он пережил голод только для того, чтобы увидеть, как двоих его сыновей, десяти и двенадцати лет, отправили в Австралию за воровство зерна. После этого он с трудом справлялся с работой в поле и не мог прокормить оставшихся шестерых детей.

– Новый лорд в Хаксли-Холл… – Мэтью несколько раз сглотнул, словно хлеб застрял у него в горле. – Когда он прибыл, то решил все распродать. Рента не соотносилась с ценой скота.

Маргарет подавила гнев, зная, что он ничему не поможет.

– И?

Мэтью поднял лицо, дорожки от слез поблескивали в слабом мигающем свете.

– Он отправил армию, чтобы выселить их.

Ничего, о чем она бы не знала раньше. Но ярость внутри все нарастала. Ярость, от которой нет никакой пользы, но она никуда не делась.

– Самая младшая, Нэнси, была больна чахоткой. Бедняжке оставались считаные дни… Она едва могла дышать от кашля. И я поехал предложить помощь. Она была такая славная. И…

Маргарет закрыла глаза.

– Кого ты убил?

– Лейтенанта. Он сшиб Нэнси, когда она не смогла идти достаточно быстро. Назвал ее ленивой тупой коровой. Они сожгли коттедж. – На лице Мэтью отразились горестные воспоминания. – И тогда злоба… Она просто закипела во мне. Я схватил камень, оставшийся от стены, и проломил ему голову.

– Ох, Мэтью, – проронила Маргарет. Одним ударом ее брат разрушил собственную жизнь… Хотя он уже стоял на опасном пути.

Руки Мэтью сжались в кулаки.

– Ты не можешь считать, что я поступил неправильно, помогая Нэнси. Борясь за справедливость.

Ей хотелось кричать. Все тело трясло от гнева и беспомощности.

– Это им поможет? – Маргарет заставила себя говорить спокойно. – Убийство английских солдат? Знаешь, что случилось после девяносто восьм1ого?[5]

Мэтью сощурился.

– Они были правы!

– Они все погибли! – Слова вырывались изнутри. Маргарет еще не родилась во время последнего большого восстания. Но оно было кошмаром и слишком плохо для ее народа. – Их всех убили, Мэтью. И высокопоставленных лордов, и простых людей.

– И что ты хочешь, чтобы я делал? Стоял и смотрел, пока…

Она сорвалась с кровати и схватила его за плечи, заставляя смотреть ей в глаза.

– Я хочу, чтобы ты остался жив, Мэтью. Я хочу, чтобы ты был жив.

– Тогда ты должна помочь мне, дорогая сестрица. – Он положил истрепанный кусок хлеба на пол. В глазах по-прежнему стояли слезы. Слезы того, кто лишился всяких иллюзий. Ребенка, увидевшего, как на самом деле устроен мир.

Маргарет вздохнула и отпустила его плечи.

После этого Мэтью потянулся к бутылке и выпил.

– Я не могу вернуться в Ирландию. Не теперь. Сейчас это слишком опасно.

Она уперла руки в бока, потрясенная его логикой.

– И поэтому ты приехал в Лондон?

Мэтью сделал еще глоток виски и вытер ладонью рот.

– Прятаться лучше на виду, так что да, в Лондон.

– Может, и так, Мэтью, но чем же я могу помочь?

– Мне нужно укрытие, защита. – Он заткнул бутылку и робко посмотрел на потертую этикетку. – Деньги. Мне нужны деньги.

Маргарет на мгновение прикрыла глаза, мечтая вернуться в беззаботные дни своего детства. Когда мир был прекрасен, когда поля, усыпанные камнями, простирались до самого моря и люди все еще улыбались, несмотря на небольшие трудности жизни. В те дни, когда лицо отца не потемнело от забот и неудач.

– Что бы сказал па?

Мэтью сунул бутылку обратно в куртку и взглянул на горящий камин.

– Па был слабым человеком.

– Он был хорошим человеком, – поправила Маргарет. Мэтью никогда не видел его сильным. Он видел только, как отец сломался и страдал. Потому что, даже будучи лордом, не мог справиться с голодом и убежденностью англичан в том, что ирландцы не могут прокормиться, поскольку ленивы. Никак. Ни на толику. И он таял, глядя, как все его попытки остановить смерть в своей стране обращаются в прах.

В памяти неожиданно возникло лицо графа Карлайла. Он предлагал ей власть. И деньги. Больше денег, чем Маргарет могла надеяться когда-либо иметь, всю жизнь положив на спасение Пауэрза и дюжин таких же, как он.

Старик даже упомянул о ее брате. Может, он знал? Вероятно, до него дошли слухи о том, что Мэтью в беде, и он хотел помочь? Если это так, то как Мэгги может ему отказать? Не может. Это было бы глупо.

Это была предательская, дьявольская мысль. С деньгами и поддержкой графа сила будет за ней. Об этом даже подумать страшно, но разве мир не ужасен? И разве Маргарет не старалась принять его и выжить?

– Сорока?

– Я думаю, Мэтью. – О, она крепко думала. Мэгги намеревалась продать свою душу.

Очень внимательно она оглядела лицо Мэтью. Он мог бы стать совсем другим человеком, если бы о нем позаботились влиятельные люди.

Маргарет по привычке остановилась. Она давно утратила веру в Отца, Сына и Святого Духа, но что-то внутри заставляло ее желать, чтобы Бог не оставил ее народ так бездушно и жестоко. Может, если бы не это, ее брат по-прежнему оставался бы прекрасным мальчиком, которого ожидает светлое будущее, а не петля виселицы.

– Я помогу тебе, Мэтью. Спаси меня бог, но помогу.

Глава 5

Железная дверь распахнулась. Маргарет собралась с духом и, перешагнув порог, вступила в холодный утренний свет, лившийся через зарешеченное оконце под потолком.

– Милорд?

– А, наконец-то. – Его голос прорезал пространство небольшого помещения. Его большое тело было все еще привязано к кровати, длинные серебристо-белые волосы разметались по подушке и словно завораживающие сосульки свесились с постели, когда он попытался повернуть голову. – Дьявольская женщина.

Хотя Мэгги вовсе не было весело и он не мог ее видеть, она постаралась выдавить улыбку.

– Да. Это я.

Джеймс опустил голову и уставился вверх, и хотя его удерживал кожаный ремень, его тигриное тело не желало подчиняться.