Дохлый таксидермист - Мария Самтенко

– Василий, вы спите? – спросил я, набрав номер с первой страницы блокнота.

– Я бухаю, – уныло откликнулись из трубки. – И я, как вы помните, Александр.

– Один или с кем-то? – уточнил я. – Сейчас я обеспечу вас собутыльником, его нужно будет допросить под протокол.

– Вечер пятницы, товарищ начальник!..

– Не спорьте, – сурово сказал я. – Заедете на Петровку, 38, в дежурной части вас будет ждать Иван Приблудный, он свидетель. Допросите по поводу покушения на Евгения Петрова. Хотите, ведите его к себе, хотите, допрашивайте на работе, можете даже напоить, но завтра в девять утра жду протокол. Если вы сильно пьяны, допрашивайте у себя дома, мне тут дебоши в отделении не нужны.

Из трубки донесся страдальческий вздох:

– Давайте хотя бы в двенадцать!..

– Перестаньте стонать, преступность работает без выходных.

– Хорошо, товарищ начальник, – уныло согласился Васильченко. – Слушаю и повинуюсь, товарищ начальник. А Петров это один из ваших журналистов? Он что, труп?..

– Василий, вы позорите меня перед подозреваемым, – я бросил взгляд на нервное лицо Приблудного и поправился, – перед свидетелем. Я же сказал «покушение»! Петров живой, он в больнице.

Больше Вася не ныл. Я отконвоировал Приблудного на Петровку, 38, предупредил дежурного, что это важный свидетель, и за ним сейчас приедет Васильченко, и вернулся к Ильфу.

Тот уже заканчивал импровизированный субботник на месте преступления, так что я не стал ему помогать. Просто встал рядом и спросил:

– Вы все еще намерены прикрывать этого типа?

Интерлюдия. "Улисс" Джойса

22.08.1942

Москва, лечебно-санитарное управление Кремля (Кремлевская больница) на ул. Воздвиженка

И.А. Файнзильберг (Ильф)

Здравствуйте, Женя.

Надеюсь, вам лучше. По крайней мере, так сказал Ганс. Честно говоря, не похоже – по-моему, вы вчера здоровее выглядели. И я не утро имею в виду, а тот эпизод, когда вас увозили в больницу от дома Распутина.

Еще Ганс сказал, что вам не нравится лежать в одиночной палате. Вам грустно и хочется, чтобы кто-то был рядом, читал вам и разговаривал с вами. Еще бы, как можно было вообще додуматься сунуть вас в «одиночку»? Они совсем вас не знают.

Кстати, вы знаете, что я рассказал ему про Приблудного? Все рассказал, Женя. И про Ташкент с Распутиным в том числе. А потом мы поехали ко мне, и я отдал ему телеграмму.

Не знаю, одобрите вы или нет. Просто я больше не могу на это смотреть. И да, за «неженку» Приблудный еще получит отдельно, я обещаю.

Знаете, я так испугался за вас. И самое ужасное, это то, что я…а, не важно. Это потом. Не хочу вас грузить.

Давайте лучше поговорим о Гансе. Он очень своеобразный. Вот правда. Я не встречал таких.

Вы только представьте, вчера он попенял мне за недостаточно эмоциональную реакцию на ваше отравление. Забавно, он, кажется, подозревает меня.

Ну, то есть я в Ташкенте уговаривал вас позвонить Гансу и рассказать про Ленина, и все для того, чтобы он меня же и заподозрил. Боюсь представить, какой, по его мнению, у меня должен быть мотив. Наверно, мне просто нравится кого-нибудь расчленять…

Простите, не расчленять, а потрошить.

Так, Женя, я же не очень утомил вас своей болтовней? Я знаю, что вас душили, и вам тяжело разговаривать, так что вы если и говорите, то только по делу. Например, если вам надоест слушать, что я тут рассказываю. Ну, вдруг.

Не надоело? Нет?.. Ну, вы скажите. Я даже согласен на жест.

Хотите знать, во сколько я вчера отбился от Ганса? В три часа ночи. И то он поехал не домой, а к себе в отделение. А в семь утра он уже снимал с вас побои. Сказал, что кроме шеи у вас еще синяки на боку. Про бок я вообще не понимаю, откуда? По крайней мере, при мне вы не падали. Очень странно.

Ну, ладно. Не хотите говорить об этом, не надо. Ганс, наверно, уже допросил вас шесть раз, и вы уже не можете слушать про синяки. Что я, действительно. Давайте я просто почитаю вам вслух.

Смотрите, что я принес: «Улисс» Джеймса Джойса.

Говорят, роман века. В старом Советском Союзе он, кстати, пока в виде книги не существует. Насколько я знаю, ценителям до сих пор приходится вылавливать перевод И.А. Кашкина из журнала «Интернациональная литература», и там только первые десять глав. А у нас все-таки постарались, перевели.

Я сам только на первой главе, и могу с уверенностью сказать, что он не очень… остросюжетный. «Улисс» как картина в рамке. Так что если вы под него заснете, ничего страшного не случится. Я даже по этому случаю не перестану читать, потому, что картина из рамочки никуда не денется. Уверяю вас.

Но вы все же скажите, если вам совсем надоест.

Итак.

«Часть первая. Телемахида. Глава первая. Телемак.

«Сановитый, жирный Бык Маллиган возник из лестничного проема, неся в руках чашку с пеной, на которой накрест лежали зеркальце и бритва. Желтый халат его, враспояску, слегка вздымался за ним на мягком утреннем ветерке. Он поднял чашку перед собою и возгласил:

– Introibo ad altare Dei!»

Это латынь. Тут сноска.

«И подойду к жертвеннику Божию».

На самом деле, тут этих сносок уже было штук пять. Но вам же не нужно объяснять, кто такой Телемах и что значит «сановитый»?