За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг
Снова. Где-то слева послышался шум, как и раньше, сначала, как дыхание, как будто кто-то дышит прямо в ухо, а потом громкий зевок, ленивый такой, уставший, с придыханием грудным – «баба беременная». Шум шел мощно и ровно, казалось, отовсюду, так что непонятно, где источник, он мог быть как в десяти шагах, так и в ста десяти, а может, и в тысяче.
И люди, наверное, все-таки собрались из-за шума, а не из-за Чия, как он сперва решил, тогда вздохи были гораздо тише, и еще слышался какой-то треск, бездушный и механический, как будто кто-то прется через мелкие кусты, постоит потом опять, потом снова, правда, кустов здесь поблизости нигде (он знал) нет и быть не может.
Что они молчат? Он вытянул вверх шею, пытаясь так хоть что-нибудь увидеть, – бесполезно, и понял, что ползет, противно шурша листьями на земле, треща веточками. «Куда, дурак», – объяснил же себе, обдумал, рисковать бессмысленно, ему это все равно ничего не давало, уйти он от них все равно не сможет, не заметили – хорошо, заметили – ничего не поделаешь. И останавливаться теперь было тоже глупо. Он как можно тише, стараясь дышать ртом, подтянул себя руками к холмику.
Судя по теням, проглядывающим через молоко, люди стояли. Похоже, просто стояли близко-близко кругом, их слышно не было, похоже, что даже не говорили, как будто слушали друг друга, собрались, встали и слушают, жути прибавляли и эти их капюшоны, из-за которых силуэты выглядели такими странными. Чушь – говорят, просто тихо, может, кто-то на пальцах показывает…Вот снова. Шум опять повторился, опять та же четкая последовательность: дышит, дышит, спокойно, тихо, а потом уставшее воздыхание, и тишина.
Все-таки не врали деревенские, заезжавшие в лесовиковскую деревню торговать, от рассказов которых, ходили все эти байки про лесных зверей. Он-то первым делом, попав сюда, тут же решил, что все это неправда, как чаще всего и бывало. Понял, что спасся он, когда дошел до лесной стороны Болота. Останавливаться там тогда он почему-то не захотел и сразу решил идти дальше. Марей как таковых здесь не было, как с юга, тянущихся настоящими полями, так отдельные пятачки, полянки заросшие мхом, местность резко поднималась, и тут же пошли сопки с этими гигантами, деревьями, которые ему трудно было принимать за растения, неопределенной высоты – так трудно сказать, двадцать его ростов, сорок. Никакого буфера между Болотом и Лесом не существовало, стена гигантов, одинаково огромных как выше, так и у края, резко обрезанная, натыкалась на жижу.
Пищи сразу стало много: орехи, не как те, с Болота, настоящие, разные, которых он никогда не видел, мяса было больше, чем он съедал, костер он развести так и не смог, а сырым не наешься – морщась, пару кусков, стараясь быстрее разжевать и проглотить. Но дичь здесь была самая обычная, маленькая, побольше – неважно, обычная, он не увидел ничего странного и сразу решил, что наврали, скорее уж, в Степи странно, а не тут, в Степи водились змеи, ядовитые, – здесь змей не было, обычное мясо, он так и не встретил тут ничего необычного, ни разу за все время до самого сегодняшнего дня. Теперь стало ясно, что он ошибся.
Люди внизу на вздох не отреагировали никак, и Чий подумал, что, может быть, их все же интересует он сам, это из-за него они пришли. По спине пробежал холодок. Они продолжали стоять. Зачем они одеваются так, и те двое так же? Куча тряпок, из-за чего, любой тут, походил на чучело набитое соломой, у них в Деревне так и зимой одевались.
Внизу что-то произошло. Они, наконец, договорились о чем-то, и от круга в две стороны расходились люди. Первый проходил несколько шагов, за ним шел второй, после нескольких шагов – третий. Он понял, что сейчас будет, – цепь, они собирались прочесывать местность, и он находился в зоне, которую они собираются проверить. Сердце забилось. Значит, за мной. Захотелось вскочить, побежать или потихоньку отползти и попытаться обойти фланговых – тех, кто ушел первыми, он подавил в себе это желание, даже если он попытается просто отползти, его заметят, чудо, что до сих пор не заметили, а если заметят, то тогда конец. А так что, так не заметят, ведь цепь? Он прижался к земле и не двинулся с места, чувствуя, как бьется сердце, стараясь дышать только ртом, в голове крутилось: На что ты надеешься, сейчас они пойдут, и все. Может, в листья зарыться? Чий не двинулся с места. Тот участок цепи, что он видел, – два человека – тронулся. До него шагов семь. Чий зажмурился, понимая, что вот сейчас откуда-то сзади выйдут к нему, он даже не повернул головы. Идут. Сейчас, сейчас… Ничего не случилось, центровые медленно прошли мимо. Он, не веря, смотрел на удаляющиеся спины, ровные и чуть напряженные, люди шли, вглядываясь вперед, туда налево, откуда снова донесся вздох жалобный.
Искали все-таки не его, они даже не стали подниматься на возвышенность, если бы искали человека, то тут бы посмотрели в первую очередь. А вот стоило ему побежать…
Он не стал дожидаться, что будет. Встал, отряхнулся и пошел, спускаясь по склону вниз, решив не проверять силки, даже если что туда и попалось, не нужно ему мясо это лишнее, о них вообще забыть надо. С самого начала ведь решил низа держаться, так нет, надо мне было лезть выше, потом еще выше, и не потому, что мясо нужно, расчувствовался, гуляю тут. Прожить можно, и не поднимаясь от болота дальше тысячи, даже пятисот шагов, зачем тысячи, чем выше, тем вероятнее встретить людей, а люди тут могли быть только лесовиками, ничего хорошего это не обещало.
Это он сначала, с дуру, решил идти на Громовую прямиком, сориентировался и пошел, полтора дня шел, поздно уже вечером подъем сопки кончился, он стоял на вершине, и через одну сопку
