Тринадцатый апостол. Том I - Алексей Викторович Вязовский
Потом были короткие похвальные речи о заслугах погибших — панегирики, их произносят сотники центурий, в которых они служили. Наконец, траурная процессия, сопровождаемая факельщиками и горнистами, потянулась из каструма к месту погребения. Но отправился туда далеко не весь личный состав, а только те центурии, в которых служили погибшие. И поскольку один из убитых был из центурии Фламия, мы с Тиллиусом тоже идем.
Оказывается, рядом с лагерем, у дороги уже есть небольшое солдатское захоронение, просто могил там пока совсем немного, оттого я и не заметил их сразу на обочине. В пылу битвы не до того было. Мы идем ровным строем в скорбной тишине, впереди легат и знаменосцы со штандартами центурий. За ними несут «гробы» ближайшие друзья убитых, их боевые товарищи. Остальные легионеры растянулись по дороге траурной процессией.
Были бы мы в Иерусалиме или в Кесарии, тела погибших, скорее всего, сожгли бы на погребальных кострах, а после их прах собрали в специальные урны и захоронили. Но в походных условиях гораздо проще предать тела убитых земле — с дровами напряженка. Тем более, что здесь — в Иудее, осквернения могил можно не опасаться. Для еврея прикоснуться к мертвому телу чужака — это в первую очередь греховно осквернить самого себя. Да и лагерь рядом — дежурный гарнизон может жизни лишить за надругательство над солдатскими захоронениями.
Братская могила уже заранее вырыта, потом поверх захоронения будет насыпан небольшой холм и чуть позже установлена общая стела с именами погребенных. Сверху перед стелой положат плоскую каменную плиту, которая в дальнейшем послужит столом для поминальных трапез сослуживцев. Но это все дело будущего, их ведь еще нужно изготовить в Кесарии или Иерусалиме и привезти сюда. А пока место отметили четырьмя столбиками, а на могиле совершили первые жертвоприношения — полили ее водой, вином, оливковым маслом и медом. Марон, как старший по званию, взял в руки лавровую ветвь и, обойдя собравшихся, окропил нас чистой водой. А затем отпустил всех ритуальной фразой: «Duis nunc» — «Вы можете уйти».
Все. Первая часть похорон на этом закончена. Но завтра обязательно будет продолжение — заклание на лагерном алтаре жертвенного барана, причем обязательно черного. И потом раздача его мяса легионерам, чтобы они помянули товарищей. А кровью жертвенного барашка щедро польют братскую могилу. Этим тоже займутся организаторы похорон из ауксилариев, поскольку штатные жрецы вроде армейских капелланов, в легионах не предусмотрены. Здесь все поклоняются такому количеству богов, что никаких жрецов на огромную римскую армию не хватит.
И это, кстати, хороший повод задуматься. Сегодня я не стал вмешиваться в похороны и навязывать новые порядки — хотя некоторые легионеры поглядывали на меня с вопросами в глазах. Но убитые ведь были язычниками, и это их святое право быть погребенными именно так, как они того хотели. Но рано или поздно погибнет, к сожалению, и кто-то из легионеров — новых христиан, такова уж профессия солдата. И вот тогда у меня уже будет законное право вмешаться, прекратив все эти безобразия с забоем черных баранов и поливанием могил вином.
За моей спиной тяжело вздыхает один из «наших» легионеров Фламия, переговариваясь с кем-то из своих товарищей.
— Говорил же ему: Сервий, зачем держаться за мертвых богов? Ты же сам видел Иешуа, почему не веришь в то, что он Мессия?
— И что он тебе ответил?
— «Публий, мне страшно отрекаться от веры своих предков. Я боюсь, что римские боги покарают меня, если я отвернусь от них».
— Горькая насмешка судьбы… где были его боги, которым мы сейчас жертвы приносили? Среди христиан нет ни одного убитого, двоих лишь слегка зацепило. Хотя главный бой приняли на себя ребята Лонгина и наши. А Сервий мертв. И скажи, Публий, после этого, что крест и молитва Равви не защитила нас! Ведь дрались мы наравне со всеми.
— Да уж… Как будто десница Иешуа отводила от всех нас смерть. И не мы одни с тобой это заметили.
Я слегка повернул голову и увидел, как оба легионера перекрестились и благоговейно приложили к губам крестики. «Salvare et conservare…» раздался за моей спиной дружный шепот. «Спаси и сохрани…».
Что ж, похоже, нам с апостолами опять предстоит крещение новообращенных, ведь слухи в легионе разносятся со скоростью лесного пожара…
Глава 16
Через день наш легион такими же стройными колоннами покидает каструм, послуживший нам временным пристанищем на целых две ночи. Впереди нас ждет ночевка еще в одном временном лагере, а там уже и Кесария…
Проходя мимо солдатского кладбища, когорты отдают последние почести павшим, прощаясь с ними. Офицеры вскидывают руку в привычном жесте, нагло присвоенном в XX веке нацистами, солдаты ударяют себя в грудь кулаком с зажатым в нем копьем и сразу поднимают его вверх. Целый лес копий вздымается над центуриями. Прощаюсь и я, перекрестившись и произнося вслух молитву «Отче наш…», что на латыни теперь звучит как «Патер ностер…». Слова первой христианской молитвы уже привычно подхватывает дружный хор мужских голосов — это легионеры 1-й центурии 1-й когорты, идущие рядом со мной. И да — я теперь сам часть этой прославленной центурии Лонгина, как и весь мой родной контуберний.
Вчера утром Аппий Марон зачитал перед легионом приказ о моем награждении дубовым венком за спасение жизни префекта — т. н. «гражданской короной» или Corona Civica. А за действия, повлекшие перелом в битве с зилотами — это он про мой меткий выстрел из гастрофета — я получил кожаную «сбрую», богато украшенную семью серебряными медалями — фалерами. Почему «сбрую»? Так ведь все медали эти поначалу и крепились именно к конской сбруе, поскольку награждали ими исключительно выходцев из сословия всадников. Теперь же такими медалями награждают и простых легионеров. Конструкция,
