Александр Афанасьев - Мятеж
Потом вертолет, до этого куда-то улетавший, снова прилетел, под дулами автоматов их стали отгонять в сторону по одному, повторно обыскивать и гнать в вертолет. Вот тут жолнеры – несколько против одного – дали себе волю. Офицер с самодельными погонами безучастно смотрел на это.
Самое страшное, что казаки так и не поняли, каким образом польский вертолет так точно вышел на них, как он засек их в этом изрезанном речушками и перелесками крае. Он определенно не искал их, а подкарауливал в засаде, выжидая удобный момент, чтобы появиться над деревьями, упасть им на хвост, очертить путь бегства свинцовыми очередями и погнать на пулеметы...
Летели недалеко, недолго – по тому, как вертолет стал снижать скорость, как изменился тон работы двигателя, казаки поняли, что машина готовится идти на посадку. В конце концов, они сами слишком часто готовились к высадке, в таком же вот дребезжащем вертолете, часто слышали это... но никогда не сидели на полу под дулами автоматов.
Певцов, сидевший ближе всех к одному из жолнеров и пилотской кабине, скосил взгляд на Петрова. Тот закашлялся...
– Мильчець! Песьи сыны![99]
Жолнер не упустил на сей раз возможности поддеть казака тяжелым ботинком
Вариантов было два... либо сейчас, либо когда станут выводить. Сейчас?.. Начнут стрелять в вертолете или не рискнут, побоятся? А если когда будут выводить... надо упасть... да, надо упасть... Соболь сделает. Получится или нет... уже все равно.
Вертолет приземлялся... уже приземлился, когда жолнеры вдруг забеспокоились, один обернулся, посмотрел в иллюминаторы...
– Цо то ест?[100]
– Цо трапелось?[101] – нервно спросил командир.
– Проблем, пан коммандер![102]
Командир резко встал со своего места, сунулся к иллюминатору, наступая на ноги казакам – сбить его с ног проблемы не было... резко кашлянул Соболь... Певец обернулся... вертолет уже сел, несущий винт крутился по инерции, замедляя ход... Соболь отрицательно покачал головой, но никто из жолнеров на это не обратил внимания, все их внимание было поглощено тем, что происходило за бортом вертолета.
Тишину распороли две очереди, одна за другой. На звук – не привычные «калашниковы», что-то другое.
– Стржеляйа![103]
Замысловато выругавшись, командир группы отодвинул в сторону люк десантного отсека – в этот момент раздались новые выстрелы.
– Там козаки! – крикнул кто-то.
– Замкни пасць!
Боитесь...
Командир группы достал рацию, начал что-то панически запрашивать, не соблюдая даже видимость дисциплины связи. Потом обернулся:
– Цягнанць тршех! Шибко![104]
Приказ начали выполнять те, кто находился в глубине салона вертолета, потому-то и взяли они тех, кто ближе к ним. Троих казаков, одного за другим, вытолкали из салона вертолета, в нем остались всего три жолнера, да и то один смотрел не на казаков, а в иллюминатор десантного отсека. Там и впрямь происходило что-то неладное.
Где-то далеко взревел двигатель, горохом сыпанули автоматные очереди, стреляли неприцельно, заполошно...
– Козаки! – заполошно крикнул кто-то у распахнутого настежь десантного отсека, и в этот момент Соболь бросился на ближайшего жолнера.
Соболь был сибирским старовером – и напал страшно, с каким-то медвежьим рыком и воем он, со связанными руками, навалился на жолнера, молодого еще пацана, сбил его со скамейки и вцепился в лицо зубами. Раздался визг... похожий на заячий...
Рванулся вперед и Певец... второй жолнер успел поднять автомат и выстрелить Соболю в спину, но больше он ничего не успел. Певец сбил его с сиденья, навалился всем телом, пытаясь бить коленом. Перед лицом у него почему-то оказалось ухо... грязное, и он вцепился в него зубами со всей свирепой силой, с какой только был способен. Его враг завизжал, в рот хлынуло горячее, соленое... а он грыз и грыз это проклятое ухо, как будто мог тем самым освободиться, освободить своих, поднять в воздух этот проклятый вертолет...
На последнего жолнера напали сразу двое, и им же удалось первыми высвободить руки – придурок носил за поясом охотничий кинжал. Высвободившись, один рванул из кобуры третьего пистолет, схватить автомат он уже не успевал... жолнер, только что покинувший десантный отсек машины, сунулся обратно – и отлетел, получив пулю в лицо. Второй казак рухнул за пулемет, чей ствол грозно торчал из блистера и про который жолнеры забыли.
А напрасно...
Пулемет застучал, оглушил, сыпанул гильзами и звеньями ленты в салон, запахло пороховыми газами. Двое жолнеров оказались на пути свинцовой струи, и их буквально перерезало пополам пулеметной очередью почти в упор. Командир жолнеров, понимая, что ничего другого сделать не успевает, дважды выстрелил в спину одному из пленных казаков, которых они вытащили из вертолета, прицелился во второго – и рухнул, получив автоматную очередь в спину...
Один из казаков, вооружившийся пистолетом, подбежал к пилотской кабине, которая не была отделена от десантного отсека перегородкой, ткнул стволом в затылок второго пилота, который лихорадочно пытался отстегнуться от кресла, чтобы сбежать.
– Двигатели на взлетный режим, сука!
– Не розумию, пан! – крикнул поляк.
– Все ты разумиешь! Двигатели на взлет, убью!
В салоне тарахтел пулемет, стегая свинцовыми плетями залегших, перебегающих, пытающихся вести огонь жолнеров. Еще один пулемет кто-то из казаков лихорадочно отсоединял от турели, чтобы бить в ту же сторону через сдвинутую в сторону дверь десантного отсека.
Большой несущий винт крутился все быстрее...
Автомашина остановилась в нескольких шагах от вертолета...
– Сотник! Там Велехов! – крикнул кто-то.
– Помогите ему!
Сотник, теряя сознание, не вышел, а вывалился из машины...
– Пошел, бастард! Пошел!
Один из казаков бежал навстречу машине, в руках у него был богемский автомат.
– Я Комаровский! – крикнул граф Ежи, опасаясь, что в горячке боя влепят по нему...
– А это кто? – заорал подбежавший казак.
– Это генерал Змиевский! Его надо доставить в штаб!
Из кузова машины ударила автоматическая винтовка – раз, затем еще раз. И казак, и граф Ежи упали. Высвободившись, Змиевский бросился прочь, навстречу наступающей жолнерской цепи.
– Стреляйте по ним!!!
Из десантного отсека вертолета басовито ударил второй пулемет – один из казаков, который еще оставался жив, подтащил его и большой короб на двести пятьдесят патронов и открыл огонь. Свинцовая плеть жиганула по ногам Змиевского, и он упал, не пробежав и двадцати метров, ударила по машине, выбивая искры из кузова. Потом пулемет перенес огонь на цепь жолнеров, заставляя ее залечь.
Граф Комаровский попытался ползти, но не к вертолету, а туда, где в поле лежал его враг. Рядом валялся автомат, он подцепил его за ремень и поволок за собой...
– Андрюху ранили! – заорал кто-то рядом.
Он продолжал ползти, не чувствуя ног. Для себя он решил – если и придется умереть, то он умрет, забрав с собой на тот свет убийцу отца. Потому что не должна такая мразь жить на свете. Несправедливо это будет.
Кто-то подбежал и к нему.
– Забираем!
Его потащили назад к вертолету...
– Беглеца... Беглеца... заберите! Предателя!
Его не слышали...
В вертолете весь пол был залит кровью, графа положили рядом с люком, и он увидел, как кто-то тащит Змиевского...
– Взлетаем! Взлетаем, браты!
Генерала Змиевского положили рядом с ним, он смотрел прямо на графа, и в глазах его горел огонь.
– Еще... Польска... не сгинела... – выдавил из себя он.
Вертолет оторвался от земли, покачиваясь, нехотя стал подниматься все выше и выше...
– Топлива на двадцать минут! – заорал казак, дежуривший у кабины. – Не долетим!
– Плевать! Сядем, вызовем помощь!
По вертолету барабанили пули, из пулемета и автоматов вниз били казаки. Вскрикнул раненый.
– Радио[105]...
Один из казаков повернулся.
– Тебе чего, пан?
– Радио... дай... – повторил граф Ежи.
Хорошо, что руки пока работают. И голова. Неужели инвалидность?
Но и это – лучше, чем бесчестие...
Граф с помощью казака включил рацию – она была выключена, чтобы не выдать себя обменом.
– Нажми... три... три... нажми...
Хуже не будет...
– Вызываю Берзалой! – прокричал граф, когда по сигналу в наушнике понял, что связь подключена, и особо не надеясь на успех. – Вызываю Берзалой!..
– Кто вызывает Берзалой? – почти сразу отозвалась рация. Голос был гортанным, по-русски он говорил, съедая часть букв, как будто говорящий держал во рту горячий чай.
– Это Стрелец. Это Стрелец!
– Кто? Ты где взял позывной?
Граф Ежи не знал, что делать, он запаниковал и начал шпарить открытым текстом. Удивительно, но чеченец, подполковник Мадаев, поверил ему, несущему подозрительный бред.
– Я поляк! Был у вас в штабе перед заброской. Аслан! Меня должен знать Аслан!
