Хозяин дубравы. Том 2. Росток - Михаил Алексеевич Ланцов
— Да, но довольно странно слышать подобное из уст человека, живущего невероятно далеко от происходящих событий. Да еще и в глухих лесах. Верный вам человек утверждает, что этот жрец… он невероятно странный. Словно бы посвящен в какие-то тайны. Например, он неплохо описал животных, которых никогда не мог бы увидеть и далекие страны. Ту же Индию. Его описания проверили. Карту мира изображал палочкой на песке с обширными неизведанными нам землями.
— Хм… — фыркнул Император, но куда более спокойно. — Значит, говоришь, проверяют на прочность и наблюдают?
— Да. С тем чтобы решить — нападать ли всем разом или пока подождать. Со слов этого жреца наша германская граница слишком ослабла и заплыла жиром. Да и никогда серьезного давления, подобного натиску парфян, не испытывала. Посему, если на нее навалятся племенные союзы, то легко ее прорвут.
— Глухой северный лес… — медленно произнес Марк Аврелий, — а поди ж ты — словно наш сенатор рассуждает. Хотя, признаюсь, это мнение не такое популярное, как следовало бы. А что эти… хм… компасы, сахар и индийское железо сей жрец и впредь может нам делать и продавать?
— Да. Не очень много, но может. И обещает еще интересные товары.
— А почему немного?
— Людей не хватает. Там вообще очень малолюдные места.
— Так предложите ему доброй волей приехать в Италию и поселиться у нас. Людей мы ему найдем и гражданство дадим. Если он потребуется — я даже найду сенатора, который его усыновит. Сахар, индийское железо и компасы стоят, без всякого сомнения, намного дороже.
— Ему подобное предлагали, но он отказывался, каждый ссылаясь помощь своего бога, который в этом случае его оставит.
— Какой упрямый варвар. — усмехнулся Марк Аврелий.
— И предусмотрительный, — кивнул центурион. — Во время переговоров за спиной у него находились люди, вооруженные пилумами. Готовые по его слову метнуть их.
— Пилумами? В такой глуши?
— О! Этот жрец, среди прочего хочет в оплату лорики ламинаты.
— Он и о них знает⁈ — неподдельно удивился Марк Аврелий. — Он ранее бывал в наших землях? Сколько ему лет.
— Он совсем юн и до того, как его коснулась божественная благодать, жил обыкновенным варваром. Диким и дремучим. Верный вам человек знал его до этого преображения. Он вырос на его глазах. Также он утверждает, будто этот дикарь пересказал ему лаконично историю Илиады и Одиссея.
— Это все звучит как какая-то насмешка. Быть может, ему кто-то эти две истории и пересказал?
— Он позволяет себе рассуждать. Так, например, он заявил, если верить донесению, что в Одиссеи наглядно показано, насколько опасно окружать себя верными дураками. Что Одиссей победил бы богов, пользуясь их противоречиями, если бы не всего лишь один дурак, сломавший своей глупостью все планы.
— Советчик… — раздраженно фыркнул Марк Аврелий.
— Он себе еще и шутки позволял отпускать. Про нас. Грубые. Непочтительные.
— Что за шутки?
— Я не смею.
— Говори, раз начал.
— В донесении написано, будто этот варвар спросил, как так получилось, что шесть десятков заговорщиков нанесли Гаю Юлию Цезарю удары кинжалом, но на его теле обнаружили всего двадцать три раны?
— И к чему он это спросил?
— Когда верный человек спросил его, в чем слабость Рима. Он ответил: в изменниках. А потом на справедливое возмущение задал этот вопрос. К великому нашему сожалению, мы не смогли проверить его слова о Гае Юлии Цезаре.
— Не утруждайте себя, этот варвар сказал правду. Никому толком не известно, сколько было ударов и заговорщиков, но пишут, что их было именно столько[2]… — после чего положил компас на стол и протянул руку, куда центурион после небольшой заминки вложил свиток донесения.
Принял его.
Развернул.
И начал читать, вышагивая по просторному помещению.
— Зачем ему лорики ламинаты? — наконец, поинтересовался Марк Аврелий. — Из донесения ничего не ясно.
— Мне этого неизвестно. Но рискну предположить — у этого лесного народа трудные отношения с сарматами. Если быть точным — с роксоланами.
— А к нам он как относится?
— Торгует. И, видимо, заинтересован торговать и дальше.
— Ты говоришь, что у него нет людей. Здесь же написано, что ему нужно много лорик и спат. Кого он собрался вооружать?
— Горячие головы из окрестных земель. Ходят слухи, что он претендует на то, чтобы стать местным военным вождем для борьбы с сарматами.
— Враг моего врага? Хм… — усмехнулся Марк Аврелий, возвращаясь к свитку и вновь начиная его перечитывать…
* * *
Тем временем в Ольвии глава местной векселяции мрачно смотрел на собеседника, что расположился напротив, у стола. Лежа, как и положено было у римлян во время трапезы.
— Что ты на меня уставился, словно это я сделал? — смешливо фыркнул торговый гость.
— Вот зачем ему надо было нападать на этих роксолан?
— При случае поинтересуюсь.
— При каком⁈ Это тупой дикарь сломал нам все планы! Сарматы его в порошок сотрут за такое! — прорычал центурион.
— Он не производил впечатление безумного, как некоторые германские вожди.
— Да? А я вот что-то не слышал, чтобы германские вожди накладывали на тела поверженных врагов посмертные проклятия! Это уму непостижимо!
— А мне кажется, в этом есть определенный смысл. До весны эти слухи разбегутся по степи. Поставь себя на место языга или роксолана, который отправится в поход в те леса. С кем он там столкнется? С теми, кто тихо передвигается в лесу. Может атаковать на привале в полной тьме. Да еще и тела проклинают. Ты бы пошел?
— Как будто у них будет выбор, — буркнул центурион.
— А после того, как первый отряд, отправленный в леса, исчезнет там?
— А он исчезнет?
— Роксоланы решатся выступать только весной, по молодой траве. За это время нам нужно будет провести туда — вверх по реке, несколько кораблей. По большой воде пороги проходить легче.
— Если они нас туда пропустят. — мрачно возразил центурион. — Ты же сам сказал, что Беромир при Араке просил ему привезти лорики и спаты.
— У него выбора не имелось. Арак не оставлял нас наедине ни с одним местным.
— Как будто это хоть что-то меняет. Ты думаешь, что Сарак не шепнет