Клинок архангела (ЛП) - Сингх Налини
— Иди сюда. — Обхватив ладонями его лицо, когда он наклонился, она потёрлась носом о его нос, почувствовала, как он напрягся на секунду, прежде чем завладел её ртом в грубом требовательном поцелуе, таком греховном, развратном поцелуе, который ни один хороший мужчина никогда не подарит своей женщине. В результате принятие душа стало декадентским и желанным, но тело Хонор отказало, и она упала на кровать.
«Вампиры с горящими глазами хотели обесчестить её, их руки блуждали по плоти, прижимая к стене. Она знала это, понимала.
«Дмитрий, прости», — прошептала она мысленно и замерла. Они рассмеялись.
— Она этого хочет. Я знал, что все крестьянки рады раздвинуть ноги для настоящего мужчины. — Ей грубо задрали юбки, а другой мужчина терзал грудь. Несмотря на стыд и ярость, она приказала себе быть смирной, не драться. Но третий вампир зашёл в детскую и вышел с Катериной на руках.
— Такая милая и сладкая, — пробормотал он, и его тон был леденящим своей мягкостью. — Я слышал, что такая кровь — деликатес.
«Спокойно» — сказала она себе, даже когда ярость превратила её кровь в пламя. Если бы она запротестовала, монстр понял, что держит в руках частичку её сердца, и причинил бы Катерине ещё большую боль. Но её молчание не могло защитить ребёнка, и она в ужасе закричала:
— Нет! Пожалуйста! — Когда вампир опустил голову к крошечной шейке Катерины и начал кромсать её, как собака. Испуганный крик малышки пронзил воздух, но стих, когда пошла кровь.
Ударив локтем в нос одного из вампиров, державших её, она ударила другого кухонным ножом, который спрятала под юбками, когда они вошли в дом с таким злом в глазах.
— Отпусти её! — Убегая, потому что они не ожидали неповиновения, она вырвала Катерину из рук вампира. — Нет, нет. О, нет. — Её бедная малышка была мертва, на горле видно было столько мяса, а маленькое тельце уже остывало. — Нет! — Это был пронзительный крик матери, когда монстры снова набросились на неё, но она не отпускала Катерину. Даже когда ей сломали рёбра, повалили на землю и задрали юбки. Ей было всё равно, что с ней сделают, пока они не трогали Катерину… и не обнаружили Мишу.
«Молчи, Миша, — мысленно взмолилась она. — Сиди тихо, очень тихо».
Он играл в маленьком пространстве под крышей, которое было его «секретным» местом, и она крикнула ему прятаться, когда увидела вампиров. Они не успели спрятать Катерину, но она надеялась, что вампиры не станут чинить вред младенцу. Она не чувствовала боли, ничего не чувствовала, каждой частичкой своего существа сосредоточившись на том, чтобы слышать сына, прижимать к себе дочь.
— Я не смогла защитить её, Дмитрий, — прошептала она беззвучно, пока вампиры использовали её. — Прости.
Она умрёт здесь, она знала. И что бы ни случилось, он бы этого не простил. Он упрям, до последнего вздоха нося рану в сердце, её прекрасный, верный муж, который любил её, даже когда ангел пришла обольщать его. Тихий шорох. Подняв глаза, она увидела Мишу, выглядывающую из-за края крыши. Взглядом она велела ему молчать. Но он сын своего отца. Крича от ярости, он прыгнул на спину одному из нападавших, вонзив крепкие маленькие зубы в шею вампира. Другая вампирша подошла, чтобы оторвать Мишу и бросить его на землю, пока она пыталась подбежать к нему, чтобы защитить.
— Нет! — Один из вампиров поймал кричащего, извивающегося Мишу.
— Она хочет, чтобы ребёнок выжил!
Он крепко сжал мальчика, пока она умоляла его не причинять вреда ребёнку. Но монстр только рассмеялся, продолжая раздавливать Мишу, пока его крошечное, свирепое тело не обмякло. Закончив, они сломали ей позвоночник, чтобы она не могла сбежать, когда дом наполнился пламенем. Она умерла с ребёнком на руках. Но её душе не было покоя, а разум был заполнен эхом криков Миши, видом изуродованной шеи Катерины и словами Дмитрия, когда люди Исис пришли за ним.
— Ты простишь меня, Ингрид? За то, что должен сделать? — Такой гордый человек, её муж. Такой очень гордый.
— Ты сражаешься в битве, — прошептала она, касаясь рукой его щеки. — Так ты защищаешь нас. Прощать нечего. — И он ушёл, её Дмитрий, ушёл в постель к существу, которое видело в нём только вещь, которую можно использовать. И обещал вернуться, чего бы это ни стоило. Но она не дождётся его. Его сердце разобьётся».
— Хонор! — Дмитрий тряс женщину, которая так крепко спала рядом всю ночь, пытаясь разбудить, пока она громко плакала и всхлипывала. Затем она повернулась, уткнувшись лицом ему в грудь, и он понял, что она проснулась. И лила слёзы женщины, которая потеряла всё. Полное опустошение в каждой горячей, влажной капле, пока она плакала, плакала и плакала и сильно дрожала.
Она не хотела слышать его слов, не хотела, чтобы её успокаивали, поэтому он просто крепко обнял её. Хонор не вырывалась, ничего не делала, только плакала — до тех пор, пока его грудь не стала влажной от слёз её отчаяния, и ему захотелось разорвать что-нибудь на части. Но он не сказал ей остановиться. Смерть Эймоса, как он думал, стала катализатором, и если ей нужно выплакаться для завершения исцеления, пусть будет так.
Поэтому он обнимал охотницу, чьи полуночно-зелёные глаза говорили, что она видела его, тени и всё остальное, которая прикасалась к нему, как Ингрид, заставляя его представить невозможную правду. Он прижимал её к себе так близко, что она была частью самой его души.
Глава 37
Хонор сидела, свесив ноги с балкона без перил возле кабинета Дмитрия. Падение было бы ужасным, но она подумала, что один из ангелов поймает её. Конечно, она не собиралась рисковать — не планировала умирать в ближайшее время. Нет, учитывая так много времени, за которое она пришла в себя после последнего раза. У неё перехватило дыхание от осознанного принятия невозможной идеи… вот только это не так. Это настолько же реально, как горизонт Манхэттена перед ней, сталь на фоне лазурного неба с белыми прожилками. Воспоминания нахлынули одно на другое с тех пор, как она проснулась рано утром, плача так сильно, что заболела грудь, опухли глаза, и саднило в горле.
«Он — мой муж».
Возможно, не по закону, но для души, Дмитрий принадлежал ей. Всегда.
Когда дверь за спиной открылась, она оглянулась, ожидая увидеть мужчину, занимавшего все её мысли. Но нет. Она улыбнулась охотнице, которая подошла и села рядом.
— Как ты сюда попала? — Охрана надёжна. Эшвини начала болтать ногами.
— Я была ласковой с Иллиумом.
— Я не знала, что ты знакома с ним.
— А я и не была, а теперь знакома. — Тёмно-карие глаза, полные живой силы, остановились на Хонор. — Он сказал, что тебе нужен друг. Я это уже знала, но притворилась, что это новость. Что случилось? — Хонор подставила лицо ветру, позволив ему откинуть распущенные волосы, спутать их в такой же дикий беспорядок, какой Дмитрий сотворил с ними в постели.
— Ты мне никогда не поверишь.
Долгое молчание, прежде чем Эшвини сказала:
— Помнишь, как мы встретились?
Воспоминания были кристально чистыми. Это произошло в шумном баре, заполненном охотниками и наёмниками. Они смеялись за выпивкой, ели что-то жареное во фритюре, сеяли семена глубокой, прочной дружбы.
— Ты назвала меня старой душой, — прошептала она.
— Потерянной душой.
— Она такая старая, что у меня болит в груди.
Эш наклонилась, так что их плечи на мгновение соприкоснулись.
— Но больше ты не потеряна.
Вздрогнув, она опёрлась ладонями о шероховатую поверхность, на которой они сидели. Она знала, что больше не будет перешёптываний из давно ушедшей жизни — в этом больше не было необходимости, барьер между прошлым и настоящим был стёрт бурей слёз, пока она не увидела женщину, которой была, так же ясно, как и той, кем была сейчас. Вновь пробудившиеся воспоминания причинили мучительную боль. Мысль о потере Катерины и Миши… Хонор не могла этого вынести. Но она вспомнила и поняла кое-что гораздо прекраснее. Её любили, она была любима. И, подумала она, вспоминая, как её крепко обнимали этим утром, снова любима. Возможно, Дмитрий никогда не сможет этого сказать, смертоносный клинок, которым стал её муж, но она знала. Но не знала, готов ли её прекрасный, раненый Дмитрий услышать то, что она должна ему сказать.
