Красный вервольф 2 - Рафаэль Дамиров
Так, дядя Саша, ты отвлекся! Куча документов меньше не становится, так что отставить повторять в голове план на все лады!
Я погрузился обратно в переводы. Марта за столом напротив, стрекотала на печатной своей машинке со скоростью пулемета.
— А, шайсе… — прошипела она, с жужжанием выдернула лист из машинки, смяла его, бросила в корзину и заправила новый. Нахмурила свой гладкий лобик, видимо, чтобы получше сосредоточиться и снова принялась бить по клавишам. Торопится, вот и косячит. Я опустил глаза на свой стол, перечитал написанное. Чертыхнулся мысленно. Тоже фигни написал, пока об отвлеченном думал. Смял лист и бросил его в мусорную корзину. Марта хихикнула и подмигнула. Я развел руками.
За дверью графа зазвучала торжественная музыка. Прислушался. Это опять был Вагнер. Граф всегда включает Вагнера в особо волнующие моменты. Насколько я успел услышать, у него там трое посетителей, совещание по поводу логистики какое-то. Видимо, стало очень нервно, вот он и решил разрядить обстановку, врубив во всю мощь своего патефона арию из «Гибели богов». Я хмыкнул. Ну, удачи вам, ребята. Особенно если кто-то подумает вякнуть, что они зря теряют время на всякую там музычку.
* * *
Нда, антураж, конечно, уровня «потемкинская деревня»… Особенно зияющие дыры прикрыли полотнищами со свастикой, мусор и кирпичную крошку с площади убрали, поставили несколько лотков — с самоварами с горячим чаем для тех, кто осенью мерзнет. И с прохладительными напитками для тех, кому все еще жарко. Оркестр играл бравурный марш. Народ потихоньку собирался. Благодаря графу, я оказался среди «благородной» публики. На наспех, но вполне добротно сколоченной трибуне. Я крутил головой. Ага, правее и выше — Зиверс и Доминика. Пани Радзивилл блистала в каком-то умопомрачительно-сверкающем платье и золотой шляпке с вуалеткой. Рядом с ними — Зигмунд Рашер и Каролина Диль. Согласно программер, Рашер будет выступать третьим. Сразу после Черепенькина. Как этот рябой тип ухитрился пролезть в первую тройку — ума не приложу. Похоже, он тот еще ушлый тип.
Я покрутил головой. Ага, кажется, Наташа засела вон в той купе высоких деревьев с той стороны путей. Обзор должен быть отличный, прямо напротив трибуны. Ну, я так подумал. На самом деле, я ее там не видел.
Первым на трибуну выступать вышел Зиверс. Помахал публике руками, зиганул, как водится. Все вскочили, вскинув руки в ответном приветствии. Я подавил смешок, вспомнив знаменитое фото, где толпа зигует, и только один парень стоит и лыбится. Велик соблазн был поступить так же, но не тот случай. Вокруг шныряло множество фотографов, а я планировал пожить подольше, чем до момента, когда будут проявлены негативы. Потом Зиверс заговорил. И тут же к моему уху склонился граф.
— Герр Алекс, надеюсь, вы понимаете, что сейчас для нас с вами начинается очень ответственная работа, да?
— Вы собираетесь взять меня с собой в Царское Село? — шепотом спросил я.
— Разумеется! — серьезно ответил граф. — Мне докладывают, что сотрудники музея очень много ценных экспонатов уже спрятали. И нашей с вами задачей будет непременно их найти. Они представляют собой очень большую ценность, чтобы гнить закопанными где-то в земле.
— И когда мы выдвигаемся? — я бросил взгляд в сторону Рашера и его супруги. Рашер что-то шептал ей на ухо, она жеманно хихикала.
— Думаю, через три дня, — ответил граф.
— Залы для новой экспозиции уже подготовлены, — вполголоса сказала Марта. — Так что можно и раньше.
— Три дня, — твердо сказал граф. — Наши солдаты должны сначала провести зачистку от партизан. Нам с вами незачем путаться у них под ногами, — граф вздохнул. — Надеюсь, что за это время они не разрушат невозвратно… многое…
Публика громко засмеялась какой-то удачной шутке Зиверса. Раздались аплодисменты. Граф недовольно поджал губы и замолчал. Зиверс подкрутил свои щеголеватые усы и спустился с трибуны. Вместо него на место оратора забрался Черепенькин. Ну и рожа у него все-таки… Видал я многих уродцев, но псковский бургомистр на чемпионате по уродству занял бы второе место. Потому что урод.
Он надулся важностью и открыл рот.
Но в этот момент раздался оглушительный гудок приближающегося поезда. Публика заорала и захлопала, так что никто не услышал, что там бормотал Черепенькин. Толпившиеся на перроне подались вперед, начали махать шляпами, раздались радостные выкрики.
К псковскому вокзалу приближался торжественно разукрашенный поезд. Весь в свастиках и орлах, на кабине сидят солдаты в форме и машут руками. Оркестр громко заиграл бравурный марш. Черепенькин нахмурился недовольно, но в его сторону уже никто не смотрел.
Поезд еще раз пронзительно засвистел и остановился у перрона.
Радость и ликование растянулось минут на десять — сошедших с поезда обнимали, громко приветствовали, грохали пробки шампанского, играл оркестр, кто-то даже принялся танцевать, но в такой давке это получалось не очень.
Бл*ха, что-то я не подумал про поезд… Если Наташа действительно засела в тех деревьях, то как он ей сейчас весь вид перегородил…
Через некоторое время тишина снова восстановилась, но слушать Черепенькина не стали — время его выступления закончилось. О чем ему взобравшийся на трибуну Рашер и сообщил.
— Друзья! — улыбнувшись во все зубы начал Рашер. — Границы Великого Рейха расширяются! И уже очень скоро, даже я бы сказал, прямо сейчас, нам потребуется много новых граждан, чтобы заселить эти бескрайние территории и привести их к порядку и процветанию! И наша с вами задача вносить свой посильный вклад в это ответственное дело!
Рашер улыбнулся и подмигнул. Публика засмеялась, раздались аплодисменты.
— Как вы все уже знаете, я и моя супруга много работаем над тем, чтобы повысить плодовитость наших женщин. И мы уже вплотную приблизились к тому, чтобы преподнести дар нашего открытия Великому Рейху…
Рашер простер руку над трибуной, явно подражая одному небезызвестному австрийскому художнику. Рука его указывала в сторону Каролины Диль. Она поднялась в полный рост, платье туго обтянуло ее большой живот. Раздался гром аплодисментов. И как раз в этот момент она резко
