Год 1914-й. Время прозрения - Михайловский Александр Борисович

- Я запомню эти слова, - сказал теперь уже царь Борис Третий, - и буду править не как мой отец, ради себя, а по справедливости, ради болгарского народа. Да будет так!

- Царь Фердинанд Первый умер, да здравствует царь Борис Третий! - сказал Александр Малинов. - Покончив с собой, наш бывший монарх избавил нас от больших проблем. Наверное, теперь следует провести перевыборы, чтобы избавиться от набившихся в Народное собрание его прихвостней, и возобновить расследования в отношении жуликов и казнокрадов, ранее помилованных царем Фердинандом, а также восстановить честное имя тех, кого он хотел втоптать в грязь.

- У нас впереди война за национальное достоинство, - сказал Басил Кутинчев. - Если с сербами, благодаря посредничеству Артанского князя Серегина и императора Николая, мы примирились, то румынам, грекам и туркам не может быть прощения. Последний рывок - и Болгария войдет в те границы, в которых она должна была находиться изначально.

- В первую очередь, - сказал император Николай, - нам нужно подписать соглашение о втором Балканском союзе, в составе которого Российская империя, Сербия и Болгария единым фронтом выступят против общих врагов, а также дезавуировать подпись болгарской стороны под соглашением о присоединении Болгарии к Центральным державам. Со своей стороны мы денонсируем Берлинский трактат и выдвигаем Румынии ультиматум в самый кратчайший срок вернуть союзной нам Болгарии Южную и Северную Добруджу. Потом, после Восточной

Фракии и обретения Российской империей Проливов, дело дойдет и до Салоник. Справедливой границей между Грецией и Болгарией мы считаем реку Аксиос. Это лучшее предложение для Греции, каждое следующее условие будет хуже предыдущего.

Тут в небесах прогремел отдаленный гром и те, кто уже имел дело с Артанским князем, поняли, что Господь тоже незримо присутствовал в этом месте среди людей, отметив все сделанные обещания своей печатью.

18 сентября 1914 года, утро. Стамбул. Дворец Йылдыз. Резиденция османского правительства.

Первыми от софийских событий встрепенулись в Стамбуле. И расстояние между этими двумя городами не так уж велико, и интерес к Болгарии у османского начальства, уже ввязавшегося в войну на стороне Центральных держав, был самый прямой. Одно дело, если Болгария выступает против Сербии на стороне Германии, Австро-Венгрии и Турции, и совсем другое, если она становится союзником Сербии и России. Кровавое сражение на Чаталже во время первой балканской войны в Стамбуле запомнили хорошо: отбиться тогда получилось только потому, что господство на Черном море в то время держал османский флот. Но сейчас, если болгары вместе русскими полезут на штурм Стамбула, относительно современные русские броненосцы с легкость загонят древние османские корабли (ровесники русско-турецкой войны) в пролив Босфор, под защиту береговых батарей.

Если бы русские два года назад догадались присоединиться к Балканскому альянсу, то сейчас Османской империи, наверное, уже бы не существовало. Но царь Николай упустил прекрасную возможность подчистить поле боя перед роковой схваткой, в результате чего дал врагу возможность одновременно открыть против себя несколько фронтов. И вот, когда к турецкой столице прорвался «Гёбен» и «удалось» договориться о его «покупке», в Стамбуле вздохнули с облегчением, решив, что приобрели вечную индульгенцию от всех военно-морских грехов.

Но потом детище германских кораблестроителей сгинуло в первом же походе, радиопередача с борта прервалась на полуслове, и в Стамбуле решили, что их недолговременное счастье подорвалось на минном букете с детонацией артиллерийских погребов. Быстрая, чистая и легкая смерть без всяких мучений. Чик - и ты уже среди гурий, или где там должны оказаться христиане-франки. Но потерей одного «Гёбена» дело не ограничилось: ни один турецкий корабль, вышедший с тот день в поход, не вернулся в свои базы, за исключением тех, что повернули обратно из-за поломок еще до начала боевых действий. Но еще раньше, чем стало понятно, что никто не вернется назад из Петербурга пришла дипломатическая нота, больше похожая на ультиматум. Русская дипломатия, обычно не склонная к резким движениям, обвинила Османскую империю в неспровоцированном нападении и потребовала, ни много ни мало, демилитаризации Черноморских проливов и передачи военного контроля над ними русскому Черноморскому флоту.

На эту наглую выходку гяуров иначе, чем объявлением газавата русским, англичанам и французам, правительство его султанского величества ответить не могло. Хотя при чем тут был газават (то есть война за веру), непонятно. Ведь никто не покушался на право мусульман исповедовать веру их отцов, ходить в мечеть и читать намаз. Это армянам и грекам, которых младотурецкие националисты намеревались истребить только за то, что те не турки и не мусульмане, следовало бы объявить своим обидчикам смертельную войну. Но там пока сидели тихо и надеялись, что на этот раз пронесет. К тому же, если армяне у последней черты еще способны биться насмерть, то про понтийских греков этого сказать нельзя.

«Газават так газават» - тем временем ответили в Петербурге и, отозвав из Стамбула посла, одновременно развязали руки командующему Черноморским флотом адмиралу Эбергарду, выпустившему в море свои эсминцы и крейсера, потому что теперь было можно все.

А у турок береговыми батареями оказался кое-как прикрыт только Босфор, дороги в прибрежной полосе очень плохие, а потому там со времен Александра Македонского и Римской империи девяносто процентов пассажирских и грузовых перевозок осуществлялось морским путем. Более того, чтобы ловить рыбу, тоже надо выходить в море, и в один момент это занятие стало вдруг смертельно опасным. Русские корабли, не опасаясь сопротивления, подходили к побережью вплотную и огнем своих орудий превращали в щепу рыбацкие фелюги и мелкие каботажные парусники.

И тут одновременно пришло два известия: о событиях в Софии и о том, что «Гёбен» не ушел на морское дно, а тихонько себе стоит под Андреевским флагом в Карантинной бухте Севастополя. Повреждения от боя четырнадцатого числа не слишком серьезные (с виду), а потому, едва будут завершены мелкие ремонтные работы и освоение командой, линейный крейсер снова выйдет в море с русской командой. И даже имя у него будет такое, что ненавистно любому осману - «Синоп». Мол, старое барбетное корыто, носившее это название прежде, становится номерным блокшивом, а вся его команда, со многими дополнениями и пополнениями, переходит на нечаянный трофей, который в самом ближайшем будущем пойдет в бой уже в составе русского флота.

Насчет названия и команды это была правда, а вот все остальное, мягко выражаясь, являлось хорошо продуманной дезинформацией, чтобы противник дул даже не на холодную воду, а на пустую пиалу. Повреждения «Гёбена» были хоть и не критическими, но достаточно существенными, требующими не менее двух месяцев ремонта в условиях севастопольского морзавода, при том, что некоторые детали придется заказывать в других местах и вести в Севастополь по железной дороге. А самое главное, на «Гёбене-Синопе» (как, кстати, и на британских дредноутах первой серии) отсутствовала система централизованной наводки главного калибра, что делало эти корабли и вполовину не такими хорошими, какими они могли бы быть. С установкой такой системы невозможно было управиться ранее, чем к католическому рождеству, а еще через несколько месяцев, когда в строй должны вступить русские дредноуты черноморской серии, бывший «Гёбен» может стать при них быстроходным крылом.

Но Османскую империю на самом деле этот вопрос волновать не должен, потому что, если не получится решить несколько ключевых вопросов, то, судя по всему, она может закончиться намного раньше лета пятнадцатого года. И первая из проблем, обрушившаяся на турецкое правительство, заключалась в том, что в преддверии начала войны турецкое военное командование разместило основные силы османской армии на Кавказском направлении, ведь военных действий во Фракии никто не предполагал. И тут Болгария предъявляет сюрприз, переходя на сторону русских. Теперь требуется ломать уже отработанные планы, на Кавказе вместо уже подготовленного наступления переходить к обороне и гнать к Стамбулу как минимум половину войск. В мирное время перевозки можно было бы осуществить по морю из портов восточной части Черного моря прямо на Стамбул, но сейчас это было невозможно по причинам изложенным выше. От Эрзерума до Стамбула по горным дорогам Анатолии тысяча триста километров. Если часть будет проходить в среднем по двадцать километров в день, то она подойдет к Стамбулу только через два месяца, совершенно уставшая и понесшая потери в тех, кто не вынес такого перехода. Германцы, возможно, успели бы за сорок дней, но и это чрезвычайно много.