Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
Короткая стрела-болт, выпущенная из арбалета Митрей, попала Олегу Иванычу точнехонько в левое нижнее ребро. Слава Богу, на излете попала, а то б вышибла ребро-то. Да и так, почитай, три ночи кость ныла, сейчас только и успокоилась. Ну, Митря, ну, смерд…
Смерд… На Москве это было ругательным словом, да и здесь, в Новгороде, мало кто уважал смердов – крестьян, живших за городскими стенами по всем обширным новгородским владениям, от Невы до Студеного моря. Никто и никогда не признавал за смердами права голоса на городском вече, однако именно они, эти забитые, лишенные избирательных прав труженики, в основном, и кормили Великий Город, несли в его пользу многочисленные повинности, от которых были освобождены свободные горожане. Алчные новгородские бояре силой, хитростью и коварством захватывали земли смердов, превращая их в свои вотчины, и самым коварным был здесь боярин Ставр. Почитай, половина его вотчин – бывшие смердов земли…
От раздумий о правовом положении смердов и возможных отрицательных последствиях этого отвлекло Олега Иваныча появление старого слуги – мажордома Пафнутия.
– Снова гости к тебе, господине, – убрав пустой кувшин, сообщил старик. – А вернее – гостья.
Гостья?
Только одна могла тут быть у него гостья…
Олег Иваныч быстро накинул на плечи кафтан и уселся к столу, разбросав перед собой кучу берестяных грамот, – изобразил кипучую деятельность.
Софья – конечно же, это была она – войдя, увидела Олега Иваныча за работой. А ожидала – лежащим и беспомощным…
– Входи, входи, боярыня-краса, – выйдя из-за стола, поклонился Олег Иваныч. – Садись, вина моего отведай. Оп… уж нету вина-то! Пафнутий, эй, Пафнутий!
Улыбнувшись, боярыня чуть пригубила принесенное Пафнутием рейнское.
– Рада наконец видеть тебя в добром здравии – за то и пью. Здрав будь! Вижу, уже весь в делах.
– Такова работа наша, – притворно вздохнул Олег Иваныч. – Некогда и щей похлебать вчерашних.
– Что ж – вчерашних-то? – засмеялась Софья. – Зашел бы… Хоть бы и завтра, после обедни. Может, нашлись бы для тебя и не вчерашние щи…
– Понял. Завтра после обедни! – закивал головой Олег Иваныч. – Сегодня все важные дела переделаю, а завтра всенепременно зайду, боярыня-краса. Сразу после обедни. Больно уж щей хочется.
Софья прыснула в рукав. Посидела еще немного. Поболтали. Хорошо, Новгород – не Москва. Попробовала б Софья на Москве так вот прийти, запросто, к малознакомому человеку в гости. Да хоть и к знакомому. Хоть и боярыня, да вдова. Поди, попробуй на Москве-то. Со свету сживут! Не то – Новгород, Господин Великий – свобода! Захотела прийти Софья – взяла да пришла! И плевать на всех хотела – имеет право – свободная женщина, новгородская гражданка!
Видно было, по сердцу пришелся ей добрый молодец Олег Иваныч. А что, чем других хуже? Мужчина видный, статен осанкою, ликом светел; не молод, правда, так ведь и не стар – сорока нету. И при должности важной. Вот только… Хорошо бы земельки в поместье… хотя бы пару деревенек. Тогда б уж точно можно было б к Софье посвататься… А Феофил обещал, кстати!
После ухода боярыни не долго в одиночестве просидел Олег Иваныч. Зашел Панфил, купеческий староста, Селивантов, потом Гришаня заглянул. С усадьбы вощаника Петра возвращался отрок – к зазнобе своей ходил, Ульянке, – опосля Олега Иваныча решил проведать. Эдакого крюка дал – путь не близкий. Вон, дрожит, от холода, видно.
– Чего на руки-то дышишь, замерз, что ли?
Гришаня кивнул, улыбнулся.
– На вон, винца выпей, погрейся.
– Твое здоровьице, Олег Иваныч!
– Спасибо, сами не сдохните! Ну, что там на дворе владычном деется?
– Посольство в Москву собирается. Феофил-владыко решился-таки поставления от митрополита Филиппа добиваться. – Отрок вдруг хлопнул себя рукой по лбу: – Вот ведь чучело! Чуть не забыл: о тебе в палате Грановитой речь шла. Главой посольства назначил Феофил Никиту Ларионова, грамотея изрядного, а ему в помощь отец Варсонофий тебя посоветовал.
Олег Иваныч скривился:
– Какой милый, сердечный человек.
Посольство в Москву по степени опасности можно было сравнить разве что с поездкой к людоедам, причем со своими овощами в качестве гарнира.
– Что еще в Новгороде плохого?
– Михайло Олелькович не всей Господе люб.
Вот те раз! Не люб! А на хрена тогда, спрашивается, приглашали? Хватило бы и прежнего князя – Василия Горбатого-Шуйского. Не фиг было его в Заволочье гнать. Иль он сам туда подался? Ну, да пес с ними, с обоими. О посольстве думать надо.
– У тебя, Гришаня, конечно, знакомых бояр да дьяков на Москве нету?
Отрок лишь сокрушенно развел руками.
– И у меня нету. Вот если б в Питере… Тьфу-ты. В общем, ладно, без знакомых обойдемся, первый раз, что ли. Так, думаешь, точно меня Феофил назначит?
– Как ты говоришь – «к бабке не ходи»!
– Ладно, посольство так посольство. Должность обязывает. Бок, правда, побаливает… ну, да черт с ним. А за посольство справное, знамо, можно и поместьишко выхлопотать, не всю жизнь в голых да небогатых ходить.
– Какое поместьишко, Олег Иваныч?
– Да ты не вникай, Гриша! Это я так… о своем, о девичьем.
Не прошло и двух дней, как уже почти оправившегося от раны Олега Иваныча вызвал через гонца Феофил. Встретил ласково – он всех в последнее время встречал ласково, кроме, пожалуй, несчастного Пимена, – сразу же познакомил с главой будущего посольства Никитой Ларионовым. Господин Ларионов – невысокого роста, подвижный, с живыми черными глазами – чем-то напоминал Олегу Геронтия. Такой же аккуратный, только повзбалмошней, позадиристей. Не молод – чуть постарше Олега. Взгляд прямой, открытый, но это так, к слову, – Олег Иваныч давно уже не верил открытым да честным взглядам, с тех давних пор, когда еще работал опером в родном РОВД.
Вооружились изрядно – Феофил не жадничал – лихих людей на пути хватало. Охрана – все воины-профессионалы – в пластинчатых доспехах, надетых поверх длинных кольчуг, в стальных поножах, в шеломах с забралами в виде львиных морд. Мечи, секиры, копья, не говоря уж о самострелах, даже ручница имелась, для пущего врагам страху. Поди, возьми молодцов этаких! Господин Ларионов поверх кольчуги серебристой панцирь надел шикарный, миланской работы, черненым серебром украшенный. А Олег Иваныч… Олег Иваныч давно уже присматривался во владычных палатах к доспехам немецким – подарку орденскому. Эх и доспехи – красивы – не то слово! Изящны и совершенны, как изгибы тела любимой женщины. Вот только не тяжелы ли будут, в походе-то? Да и как надевать их?
– А ты, господин Олег, только верхнюю часть надевай, – посоветовал опытный Никита. – Чай, не на турнирах сражаться едем. Облачаться в них просто, смотри…
Действительно, просто. Затянули пару ремешков, кое-что подвинтили… Да не особенно и тяжело. И удобно – Олег сделал пару фехтовальных движений – нигде ничего не жало, не звякало, не мешало. Да эти латы рядом с бронежилетом – все равно что «мерседес» перед «запорожцем». Вот и верь в прогресс техники! Какой же тут прогресс? Регресс один. А врали-то господа историки: тяжелы-де доспехи рыцарские, ни рукой, ни ногой не шевельнуть, – да ни фига подобного! Очень даже шевельнуть! При нужде – даже боксом заниматься можно.
– Ну, все, господин Олег, – попрощался глава посольства. – Завтра с утречка выезжаем.
– Дай Бог – в добрый путь!
Оба разом перекрестились на висящие в красном углу иконы.
Утро выдалось морозное. Трещал под копытами снег. Слева, за покрытыми белым лесом холмами, брезжил красноватой дымкой рассвет. Впереди лежали восемь дней пути – обычно столько времени добирались от Новгорода до Москвы. Позади поднимались к стылому небу купольные храмы Великой республики.
Ехали лесными дорогами, а чаще – уже замерзшими реками. Весело стучали по льду копыта, ржали кони, перекрикивались воины. Для ночевок выбирали небольшие поляны, в стороне от дороги, тем не менее – пользуемые: частенько находили оставленные кострища, еще дымящиеся, и охапки дров рядом. Утром, выезжая, так же, по обычаю, не забывали нарубить дров для едущих следом путников.
Передвигались, тьфу-тьфу, без особых приключений – хищники (серые и двуногие), видно, не решались связываться с хорошо вооруженным отрядом. Только блазнилось иногда – вроде как позади скакал кто-то… Пару раз даже слышалось лошадиное ржание. А может, казалось… Потом, после одной из ночевок, ржание слышалось впереди. А потом вообще исчезло. Ну и черт с ним.
Так и доехали до Тверской земли, проехали Волоцкий монастырь – совсем ничего до Москвы оставалось, господин Ларионов уже было и дух перевел, как вдруг…
Проезжая пустошь…
Выскочив из кустов, с обеих сторон разом навалились всадники в стеганых тегиляях, в колпаках, с саблями, с луками. Помчались стаей, словно волки, и так же, по-волчьи, выли.
По знаку Никиты воины без особой спешки выстроили лошадей вкруг. Выставили вперед копья, опустили забрала – ждали. Как только стали видны белки глаз передних всадников, Никита взмахнул рукой. Грянула ручница, и давно настороженные самострелы выпустили смертоносный заряд. Мало какая стрела пролетела впустую. Целились без суеты, тщательно, чего нельзя было сказать о нападавших. Те верещали, наскакивали без всякого толка и так же бестолково гибли. Потом беспорядочно отступили.
