Андрей Посняков - Удар судьбы

— Ах вы, сволочуги!

Бах! Огромное крепкое яблоко, со свистом пролетев над столом, втемяшилось прямо в лоб Герасиму. Тот ойкнул и поспешно отбежал в сторону, надеясь на своих оглоедов. Не тут-то было! Работники Секрета тоже оказались не лыком шиты, волшебный клич — «наших бьют!» сделал-таки свое дело, превращая нудный корпоративный пир в добрую веселую драку… в которой приняли участие практически все присутствующие, включая даже старшего тавуллярия Никодима.

— Не бойся, Алексий! — хватанув кубком об стол, заорал тот. — Мы сейчас тебе поможем!

И началось!

Несколько человек, сцепившись, укатились под стол и там боролись, не обращая внимания на болезненные пинки сидящих. Только слышались крики:

— На! Н-на! Получай, гадина ядовитая!

— Мхх… Ах ты так, гнусный шакал?

— Вот тебе за шакала! Вот, вот, вот!

— А-а-а-а!

— Ага! Так тебе! Будешь знать, как приставать к нашим.

Несколько пар — исключительно мужских — кружили друг перед другом, периодически нанося удары кулаками и, если везло и удавалось — то и ногами тоже. Приглашенные на пир женщины, весело визжа, кидались яблоками, оливками, кувшинами и всем, что попадалось под руку. Терпко пахло разлитым вином, раздавленными мускусными орехами, еще, какой-то вонючей чертовщиной, в общем, не поймешь, чем. Многие уже и забыли, из-за чего, собственно, началась драка, а, впрочем, большинство этого и не знала, да и не стремилась сейчас знать — дрались, потому что дрались, потому что — ну, никак сейчас нельзя было иначе, никак нельзя!

— Бей, бей его, сволочугу!

— Сзади, сзади!

— Ах, ты кусаться?!

— Леонидис, пригн-и-и-ись!

— У-у-у! Сволочи, всю бочину отбили!

— Это тебе еще мало!

Вдруг, буквально на какие-то секунды, все затихло — протокуратор Андроник Калла в сопровождении слуг покидал залу, возмущенно поджав губы.

Ему — пожалуй, единственному — удалось уйти просто так. Остальным же…

Немного поостыв, драка возобновилась с новой силой!

Дерущиеся добрались уже до тех, кто просто сидел, неспешно потягивая вино.

— Ты чего расселся, а? '

— Да вот, пью… Никого не трогаю.

— Я всегда знал, что ты не наш! На! Получи-ка в ухо!

Бух!

Сидевший кубарем полетел со скамейки. Отлежался, пришел в себя, озлился… И, схватив в руку валявшийся на полу погнутый медный кувшин, с яростным ревом бросился на обидчика:

— Убью-у-у-у!!!

А на улице было так чудесно, так мило, так хорошо и тихо! В бархатно-черном небе мягко светила…

Глава 19

Май — июнь 1440 г. Константинополь

УЗИЛИЩЕ

Придите, здесь вас ждет гостеприимный кров.

..Луна.

— Ну? — судебный чиновник, отойдя от решетчатого окна, вновь обернулся к Лешке. — Так скажешь наконец, зачем ты учинил драку? Да что там драку — целое побоище! Псы-крестоносцы — и те нанесли городу гораздо меньше ущерба! Гораздо меньше! Подумать только: сломано четыре стола, шесть скамеек, разбито двенадцать амфор и двадцать восемь — двадцать восемь! — фужеров. Да не каких-нибудь, а самых дорогих, из тонкого цветного стекла. Ты хоть знаешь, сколько все это стоит?

Лешка понурился.

— Нет, ты не знаешь, сколько это все стоит, — удрученно покачав головой, продолжал чиновник. — А портьеры? Портьеры ты зачем изорвал, да еще — зубами?

— Зубами? — юноша поднял голову с большим розовато-бордово-коричневым синяком под левым глазом. — Не, зубами — это не я!

— А кто же? Старший тавуллярий? Мхх… ты, между прочим, еще много там чего учудил, в том числе разорвал платье госпожи Дудники Феранцы, разорвал платье госпожи Аристархи Монты, разорвал платье…

— А чести я их, случайно, девичьей не лишил?

— С этим еще не разобрались, — серьезно ответил чиновник.

Лешка неожиданно засмеялся — уж больно вся эта картина напомнила ему известный всем фильм.

— Ты что смеешься-то? — судейский удивился. — Плакать надо!

— А часовню я случайно не разваливал?

— Часовню?! — с какой-то непонятной радостью вдруг переспросил чиновник. — Я так и знал, что это — тоже твоих рук дело! А говорили — турки, турки… Какие турки — когда вот он, человек сам признался. Ничего не поделаешь, придется восстанавливать.

Лешка сидел, словно в прострации — и в самом деле не знал, смеяться ему или плакать?

— Ну, иди пока в камеру, — следователь махнул рукой. — Посиди, подумай.

— О чем думать-то?

— О том, куда делись три золотых блюда, два серебряных, непочатая амфора с дорогим хиосским вином, противни для жарки блинов и кирпичи от разрушенной тобою часовни!

— Господи! — Лешка схватился за голову. — Противни-то мне зачем понадобились?

— Вот уж этого не знаю, — пожал плечами чиновник. — Сиди, вспоминай.

А был уже вечер, почти что ночь, и снова в окно светила луна, мешала спать, будоража сердце и душу, слишком уж властно нахлынули вдруг воспоминания. Воспоминания о… Лешка даже не знал сейчас — было это иль не было?

Он уселся в углу, на старой соломе, подтянув колени к груди. Загремели цепи. Сквозь затянутое решеткой оконце издевательски подмигивали звезды.

Ну вот, докатился… Верней — докатался. Вот уж поистине правду говорят — от тюрьмы да от сумы не зарекайся.

Правда, пока ничего, обращались вежливо. Не били, не угрожали, только вот заковали в цепи да бросили в камеру. Не очень-то тут удобно — ни скамеек, ни нар, одна гнилая солома.

Снаружи загремел засов. Вошли два стражника:

— Поднимайся. Идем.

— Куда?

— Увидишь.

Ну да, конечно. Мог бы не спрашивать.

Гремя цепями, Лешка зашагал между стражами по полутемному тюремному коридору.

— Стой! — его поставили лицом к стене, загремели ключами. Похоже, пришли…

И где же вчерашний следователь?

— Заходи.

Лешка очутился в небольшом помещении с низким потолком и покрытыми серой штукатуркой стенами. Потрескивая, горели свечи. Посередине, прямо напротив дверей, стоял большой стол, за которым сидел какой-то лысеющий усатый чиновник в темно-коричневой далматике — нет, не следователь, другой.

Слева от стола, у стены, имелась длинная скамья… С нее поднялись сразу двое:

— Алексей!

Лешка заморгал глазами от радости:

— Владос! Георгий! Вы как здесь?!

— Благодаря милости господина куратора, — оба разом поклонились усатому.

— У вас время только до восхода солнца, — потеребив усы, напомнил тот. — Говорите быстрее.

— Хорошо, — Владос повернулся к Лешке: — Так вот, пока ничего не спрашивай, слушай…

Юноша слушал, время от времени кивая головою. Оказывается, виновником столь крутых изменений в его судьбе оказалась не столько драка, хотя и она имела место, а гнусные происки избалованного сыночка столичного протопроедра Герасима, настрочившего обстоятельнейший донос в канцелярию автократора – базилевса, в котором, кроме драки, обвинял неосторожного юношу во всех грехах, какие только смог выдумать. Нельзя сказать, чтоб Лешка сильно удивился сему известию. Герасим… Ну, кому еще? Разве что, Никифору Макриту? А вот бы их стравить!

— Неплохая идея, — засмеялся Владос. — Обязательно стравим. Но сейчас пока не о том надобно думать — как тебя отсюда вызволить, вот вопрос!

— Да уж, — покосившись на занимавшегося своими делами куратора, Лешка махнул рукой. — Представляете, обвиняют черт знает в чем — и на полном серьезе!!

— Это неважно, — покачал головой Георгий. — То есть неважно в твоем случае. Видишь ли, у протопроедра хватит возможностей продавить любое решение… Нет, нет, о казни речь не идет, но долгосрочная каторга — тоже вещь малоприятная. Эх, хорошо бы тебе скрыться из города хотя бы на полгода. За это время много воды утечет, и много чего изменится.

— Как же мне отсюда уехать? — недоуменно переспросил Лешка. — Ведь тюрьма!

Он опасливо оглянулся на тюремного куратора, но тот даже усом не шевельнул. Сидел себе, читал какие-то свитки, да время от времени делал в них пометки, обмакивая остро заточенное перо в яшмовую чернильницу.

— О том подумаем, — ободряюще улыбнулся Владос. — Ведь с тобой-то мы свиделись, а это, я скажу, не так-то просто! Кстати, привет тебе от всех ваших — через старика тавуллярия. Хорошо о тебе отзываются, добрая, говорят, драка, хорошо повеселились!

— Как вы узнали, что я здесь?

Георгий улыбнулся:

— Помогла некая дева… кстати, тебе знакомая.

— Ксанфия?!

— Тсс! Никаких имен.

— Но она ж вас не знает!

— Зато знает, где ты живешь. Вернее — нашла. Ну а дальше уж мы взялись…

Усатый тюремный чиновник вдруг оторвался от своих бумаг и важно сказал:

— Время!

— Да – да, — спохватились Владос с Георгием. Послушник мягко улыбнулся: