Роман Злотников - Пушки и колокола
– Тех, что на виселицах, – морщась, когда подбежавшая баба, промывая настоями, слишком сильно нажимала на рану, возбужденно продолжал пожилой оторва, – тоже поменяли. Теперь там – ягайловцы убиенные. Ударят завтра, – уверенно продолжал отважный воин. – Ты, князь, готов будь; пойдут, окаянные, на приступ.
– Теперь, глядишь, и побоятся, – мрачно кивнул Дмитрий Иванович. – Ну да и поделом им.
Волнение в лагере неприятеля вскоре улеглось, и остаток ночи провели в тишине. Ни тебе криков задорных, ни бахвальств. Мрачный вой ветра, да и только.
Уже под утро, как светать начало, разродились ягайловцы воплями, поняв, что атакой на лагерь дело не ограничилось, но воины еще и из петель окоченевшие трупы повытаскивали да заместо них тела литовских воинов повесили. Взвыли, но в атаку не поперли, ограничившись лишь горестными криками да проклятьями в адрес безбожников. А вот когда по приказу Дмитрия Ивановича виселицу над частоколом поставили да соратников Ягайлы вешать начали, так и не выдержали да в бой ринулись, кто что похватав. Ох, и на рожи яростью перекошенные глядеть страшно было! На приступ ведомые слепым гневом бросились да под огонь русских пушек угодили.
Гроум! Бегущая на верную смерть толпа, приблизившись к стенам, рассыпалась на отдельные корчащиеся от боли фигурки, щедро снег кровью поливающие; то Дмитрий Иванович картечью пушки зарядить велел. Гвозди, чушки из кузниц, камни, гибель несущие.
Гроум! Новая порция рвущих плоть частиц проредила литовское войско, враз охладив его да вынудив остановиться.
Гроум! Выставив вперед щиты, литовцы кинулись назад, торопясь выйти за пределы зоны поражения.
– Сказал же, угощу!!! – задорно гогоча, косматый бомбардир выпустил в сторону отступавших еще один заряд. – Шельмы безбожные!!!
– Говаривал же: жмудь! – довольно расхохотался Великий князь Московский. – Разве что и хороша, что до слепоты верна да в атаке яростна! Да стойкости нет никакой! Ежели сразу по сусалам получат, так быстро долой откатятся!!! Беднота ягайловская! Ни оружия, ни доспехов, ни чести с гонором! Порох побереги! – остановил он разошедшегося пушкаря. – Грех добро на смердов переводить!
Увлекшись этой атакой, ягайловцы про лагерь и думать забыли. А зря. Тюлина десятина, в засаде часа своего поджидавшая, с воинственными криками из прилеска вылетела и, в одно мгновение преодолев расстояние до лагеря неприятеля, в тыл врагу врезалась, снова панику наводя. И хоть десятеро, казалось – смех, а не дружина, а урону нанесла! Щит к щиту идя, врезались они в спины ягайловцев, яростно мечами рубя. Секунд пять – пока литовцы, сообразив, что происходит, развернулись да попытались атаковать, окружая отряд смельчаков, по команде круг выстроившихся так, что и не подойти стало. Там уже, спиной к спине стоя, мужи продолжали отбивать атаки. А к тому времени и Дмитрий Иванович орудия на толпу ту велел направить да ядрами каменными противника угостить.
Снова пушки заговорили! Длинноствольные, легкие, литые! Не то что бомбарды короткие, по кускам собранные! Залп! Не ожидавшая такой дальнобойности толпа атакующих рассыпалась, подмятая парой точно пущенных ядер. Залп! Отчаянные смельчаки, перегруппировавшись, ринулись к княжьему шатру, целясь полонить Сигизмунда. Пришедшие в себя ягайловцы оклемались и, теперь поняв замысел удалых, лавиной ринулись на смельчаков, буквально подминая их массой. Впрочем, и те не лыком шиты были и оказали столь яростное сопротивление, что первая волна атаки, живо захлебнувшись, откатилась назад, а уцелевшие ратники Москвы, поддерживаемые артиллерией, совершили еще один отчаянный рывок по направлению к шатру и, атаковав его, мгновенно оказались внутри.
– Шельмы! В ловушку заманили! – взвыл Дмитрий Иванович, когда конструкция, подрезанная сразу с нескольких сторон, осела, хороня под собой храбрецов. – Прекратить! Прекратить огонь! – едва бой стих, приказал князь. – Пороху поберегите!!! – Орудия умолкли. – Всех, что ли, перевешали? – бросив взгляд на виселицу, поинтересовался Донской.
– Нет, князь! Четверых только. Как ты и велел.
– Вот и лад, – довольно кивнул Великий князь Московский. – Будет на кого мену вести.
С этими словами тот вышел на частокол и принялся размахивать плащом, привлекая к себе внимание. Несколько минут, и от литовского лагеря к крепости выдвинулся Фрол.
– У меня в полоне твои люди, – не дав диакону слова, обратился к нему правитель, приказав вывести на частокол избежавших виселицы воинов; ровно шесть человек. – Я готов отпустить их взамен на души православные, что у тебя сейчас. Сколько бы в живых ни осталось!
Вместо ответа служитель, развернувшись, направился обратно к лагерю.
– Шельма! – зло выругался рыжий бомбардир.
– К Сигизмунду пошел, – усмехнувшись, отвечал Дмитрий Иванович. – Он рассудит!
И правда, уже через несколько минут из литовского лагеря вышел невысокий, в богатых доспехах человек, в сопровождении служителя решительно направлявшийся к частоколу. Приглядевшись, узнал в нем Булыцкий гонца, того, что приходил оповестить о визите в Москву Ягайло.
– Помост вытащить! – негромко, но твердо приказал правитель. – Негоже православным страх показывать да со стен ответ держать. – Тут же распахнулись ворота, и холопы начали вытаскивать сколоченное приспособление, прямо над торчащими кольями с нанизанными на них обгоревшими трупами людей и животных, перебрасывая его с одного на другой берег. Хлипкий, конечно, настил получился. Шаткий. Но муж уверенно вступил на убогую конструкцию и двинулся навстречу делегации.
– Твои люди попали в плен, приняв бой, – не тратя время на приветствия, начал Сигизмунд. – Мои – ночью. Моим людям твой плен – награда и сохранение жизни. Твоим – наказание. Я обещаю не трогать твоих воинов и всех тех, кого возьму при решающем штурме, но лишь для того, чтобы отдать их моему повелителю: королю Ягайло.
– Ты рассчитываешь, что я поступлю так же?
– Попавшие в плен ночью – трусы! Им нет места рядом с остальными, – дерзко отвечал тот. – Склонись перед великим князем Ягайло, и тебе будет дарована жизнь!
– Зачем тебе жизнь православного?
– Отступник Витовт жаждет власти, вопреки воле Бога и польского короля, – надменно произнес Сигизмунд. – Ягайле нужны храбрецы, способные поставить его на место, а Руси нужен один великий князь.
– С коих времен король польский стал ровней Богу?
– Твоя жизнь в моих руках, – ухмыльнулся в ответ вассал. – А я дал клятву верности Ягайло, которого выбрала в свои союзники вся польская знать. Власть же благородства даруется самим Богом.
– Почему же тогда Бог не испепелил мою крепость, но вместо того отвернул Витовта от твоего господина? Может, Богу не угодно, чтобы Ягайло стал королем, а Фрол – митрополитом? – издевательски закончил Донской.
– Витовт – полководец, и трон – не его место. Великий князь всея Руси и король польский – Ягайло, и его место – великий трон.
– Не слишком ли много почестей для одного человека, не сделавшего ничего для всех этих земель?
– Ты желаешь бросить ему вызов? Это будет стоить тебе слишком дорого.
– А кем видишь себя ты, Сигизмунд? Наместником Ягайло в княжестве Литовском или же в княжестве Московском?
– Я доверил свою судьбу моему королю!
– Ты так уверен, что нужен своему королю? Анафеме преданный, тот и против меня ставит не самые свои лепшие полки, но самые преданные! Жмудь, – презрительно процедил муж. – Ты даже не можешь с ней взять Вязьму.
– Я еще ничего не делал! – самоуверенно отвечал воевода.
– Но ты уже растерял людей!
– Одно слово… – зло выдохнул задетый за живое полководец. Впрочем, совладав с гневом, он быстро успокоился.
– Хорошо, я верю твоим словам, – чуть подумав, московский правитель перевел разговор в другое русло. – Я не возьму на душу еще одного греха и даже отпущу твоих воинов целыми и невредимыми. Но за каждый волос, упавший с головы моих дружинников, ты и твои люди щедро заплатят кровью!
– Не пытайся меня пугать, а спаси жизни запертых в крепости людей!
– Склонить голову перед Ягайло – значит нарушить договор, заключенный с ним же и Витовтом. Литовское княжество должно признать верховенство Московского и принять православие. Как я смогу выполнить обещание, если склоню голову? Или ты считаешь меня клятвоотступником?
– Ты сейчас не в той крепости, – коротко кивнув на худой частокол Вязьмы, усмехнулся Сигизмунд, – чтобы выбирать.
– Так приди и заставь меня принять твой выбор!
– Я сохраню жизни твоих людей, – выдавил потомок Кейстута, – но что с ними сделает Ягайло, ведомо только Богу! Больше милостей не жди!
Развернувшись, тот двинулся прочь. Проводив взглядом литовца, направился к частоколу и Великий князь Московский.
В тот день никаких попыток атаковать непокорную крепость не последовало. И на следующий – тоже. Дерзкие вылазки людей Донского и провальное начало штурма сделали свое дело, и армия неприятеля напрочь растеряла боевой дух и теперь уже совершенно не горела желанием идти в атаку. А еще, отведав ядер русских пушек, Сигизмунд повелел отодвинуть лагерь так, чтобы оставаться вне зоны досягаемости смертоносных ударов. Теперь, находясь на почтительном расстоянии, он обезопасил свой шатер, но в то же самое время сделал совершенно бесполезными бомбарды, никак не рассчитанные на стрельбу с таких длинных дистанций.
