Несознательный - Василий Каталкин
Ну ладно, железяка за меня выкрутасы сделала, самому мне еще пахать да пахать, чтобы хотя бы немного приблизиться к такому результату, а посему вперед отрабатывать на тренажерах, гироскоп многоплоскостной и лопинг ждут меня каждый вечер. Но в целом результаты уже видно, кое-что из высшего пилотажа мне доступно, и это с девяносто двумя часами полета. Если и дальше такой прогресс пойдет, то к зиме буду самостоятельно каскады крутить, без моего любимого вычислителя.
Жалко заниматься долго на тренажерах семейная жизнь не позволяет, все-таки ей тоже требуется уделять много внимания.
*
В августе в поселок зачастили различные комиссии, понятно почему, все-таки завод дождался постановления наркомата о резком увеличении плана, по выпуску истребителей, как мы и предполагали. Так же на нужды поселка вынужден был обратить внимание и обком, если раньше мы существовали в параллельных вселенных, то теперь партийные руководители пытались проявить активность. Все-таки особого доверия директорам предприятий Москва не испытывала, нужен был дополнительный контроль за заводами на местах, а кто этот контроль может осуществлять? Да, именно партийные кадры, теперь вольнице директоров наступил конец, хотя они и раньше не могли похвастать свободой действий.
Наш комсомольско-молодежный КБ тоже удостоился пристального внимания, как же, спроектировали свой истребитель, который прошел госприемку и пошел в серию, есть повод для гордости. Повод есть, но не для нас, сильно уж мешали работе эти делегации, но никуда не денешься, всех этих смотрящих приходилось ублажать, а иначе серьезные проблемы будут обеспечены. Однако, не обошлось без казуса, в один прекрасный день, Левин заявился к нам в компании генерал-лейтенанта авиации. Небольшой рост генерала, кудрявые волосы и палочка, на которую он опирался, сразу заставили меня схватиться за голову, это был Смушкевич Яков Владимирович, дважды герой Советского Союза. Восьмого июня сорок первого года он будет арестован и обвинен в военном заговоре. Так же мне было известно, что начиная с апреля сорокового года, за Смушкевичем велось усиленное наблюдение, НКВД было дано указание собирать по нему все материалы, которые потом будут использованы для обвинения. Это означало лишь одно, встреча Левина с ним тоже не останется без внимания, а там уж как кривая ляжет.
Но все оказалось гораздо хуже. Левин тихонько сообщил мне, что нужно поговорить с Яковом Владимировичем без свидетелей, мол, от него многое зависит в будущих раскладах, и тут я понял, что если это сделать, то я пропаду. После ареста Смушкевича избивали, и он сломался, признал все, что от него требовали следователи, стоит ли мне открывать ему будущее. Однозначно нет. Во-первых: он не поверит моим предсказаниям, до тех пор, пока не станет поздно, ибо считает, что сам является хозяином своей судьбы; во-вторых: вопрос о его будущем аресте уже можно считать решенным, слишком много самоуверенности демонстрируют те, кто прошел Испанию, а Сталину это очень не нравится. Так что любые, действия генерала не исправят ситуации, возможно будущее не будет таким мрачным, ведь расстреляли его в октябре, когда враг подошел близко к Москве, но вряд ли освободят. Все дело в том, что кто-то должен был ответить за неудачные действия авиации в сорок первом, и в этом качестве Смушкевич и его друзья оказались очень востребованы.
- Нет, это не поможет, - прошипел я, отказываясь от разговора с генералом, - я после объясню.
Директор был удивлен моей реакцией, однако, тут надо отдать ему должное, настаивать не стал, но отчета позднее потребовал. Когда я ему выложил все расклады по будущему аресту «испанцев», он надолго задумался.
- И что, нет никакой возможности им помочь? – Посмотрел он мне в глаза.
- Не знаю, наверное, нет, - пожимаю плечами, - у них не было времени убедиться в моих предсказаниях, а значит, они не поверят, и будут действовать так, как считают нужным. А ведь вы сами говорили, что будет после этого с «Касандрой», знания мои никому не нужны, от них просто отмахнутся, объявят меня сумасшедшим и в лучшем случае отправят на лечение.
Моя отповедь заставила Левина задуматься, но он все же предпринял попытку предупредить генерала и получил уже отповедь от него:
- Ты многого не понимаешь, - заявил ему Смушкевич, - да, сегодня меня мало кто берет в расчет, все решения по авиации принимаются несведущими людьми, но так будет не всегда, в конце концов, поймут, что я прав. А что до ареста, то уже пытались, ничего у них не получится.
После этого настроение у генерала испортилось, и общаться с директором на эту тему не стал. Все правильно, он просто не поверил. Как не поверят в это многие другие, тут нельзя действовать напролом, надо быть хитрее. Но для хитрости нужно время, а его-то как раз и нет, так что все остается, так как и было.
Однако, задумываться надо не о чужой судьбе, а о своей. Август был богат на события, но одно запомнилось, так как пришлось поволноваться. Вызов в ОНУ мне не показался чем-то из ряда вон, я и сам туда частенько заглядывал по надобности, приказ там оформить по новой должности, похлопотать за того, кто вдруг приглянулся… да мало ли чего нужно при организации нового дела. Главное на все иметь справочку от директора, без нее никто со мной разговаривать не станет, но все же хорошие отношения залог успеха, поэтому никогда не портил настроение работникам этого отдела. Вот я и заявился туда без всякой задней мысли. А надо было бы прислушаться к самому чувствительному органу человека, оно худого никогда не подскажет. Вместо начальника меня встретил там следователь НКВД.
Нет, никакого наезда поначалу не было, просто представитель органов очень интересовался моей деятельностью в КБ при моторостроительном заводе. Расспрашивал о том, как пришла в голову идея создать двигатель, о сложностях в реализации проекта… в общем пытался что-то прояснить для себя. Но потом вопросы стали повторяться, и мы пошли на второй круг. Возник вопрос, зачем, что ему конкретно от меня надо? Но задавать вопросы не стал, бесполезно это, отвечал в точности так, как отвечал ранее. В конце концов, такая игра следователю надоела, или он понял, что память у меня превосходная, а терпения хватит еще надолго, поэтому был вынужден переходить к конкретике.
- Ты хорошо помнишь, как проектировал печь для кирпичного завода?
- Печь? – Делаю очень
