Пресвитерианцы. Вторая армия - Василий Кленин
Гванук вывернул локоть из руки старого генерала.
— Нет. Сначала выслушай меня, господин.
И принялся рассказывать всё без утайки. Как обманула его подлая женщина, с черной коварной улыбкой; как слепо он верил ей, мечтая о невозможной любви; как, выведав у него главные тайны, враги нацелили нож на сердце сиятельного Ли Чжонму; как потом сюго предали своего господина, а он, Гванук, не смог предупредить. И теперь — исключительно по его вине — всё пропало.
— Я всему виной, сиятельный, — рассказ вновь распалил застывшее было сердце юноши, он снова пережил всю испытанную боль, отчего говорить ему стало очень тяжело. — Я пришел сюда только для того, чтобы сказать: не верь Мацууре! Войско сюго наверняка идет за мной следом. И, скорее всего, уже завтра оно будет здесь. Может быть, вместе с Оучи и их союзниками. А теперь убей меня. Казни за постыдную слабость. Я недостоин даже сражаться и умереть рядом с тобой.
Ли Чжонму растерянно остановился. Совершенно неуместная улыбка начала растягиваться на его лице, но он подавил ее.
— О… Мальчик мой. Во-первых… никто умирать не будет. А во-вторых, не кори так себя. Ничего непоправимого ты не сделал. Что за нами следят — это было неизбежно. Не от тебя, так от кого-нибудь другого, наши тайны выведали б. Ведь не такие уж это и тайны… Особо не скроешь.
Он снова настойчиво взял растерянного адъютанта под локоть.
— Что же касаемо измены сюго… То она не стала для меня новостью. Когда их войско по неясным причинам отступило перед не особо сильным врагом — я уже заподозрил неладное и стал предпринимать меры. А когда поехал на встречу к Мацууре, меня уже прямо предупредили.
— Кто? — замер на месте Гванук.
— Не поверишь! Садака Рюдодзю. Правая рука Мацууры… Я бы и сам не поверил. Но он мне доступно объяснил мотивы своего поступка. Говоря поэтически: квадратный самурай разбил ему сердце. Он обожал своего господина… я, конечно, подразумеваю обожание в нормальном смысле. Когда мы спасли Мацууру из плена, Садака проникся к нам искренней благодарностью. Он убежден, что и его господин Мацуура должен испытывать не меньшую благодарность. А тот замыслил измену. И Садака написал мне подробное письмо, в котором изменил клятве верности Мацууре, раскрыл его план и добавил, что после этого сам уйдет из жизни…
Ли Чжонму сделал несколько шагов в задумчивом молчании.
— Странные они тут, О… То раздражают, то вызывают восхищение. Невозможный народ — никаких сил нет.
Он вздохнул, но продолжил с нарочитой бодростью.
— Из письма я понял, что наши сюго смотрят на ситуацию не так глубоко, как твоя шпионка. Им не я был нужен, а как раз ружья и пушки. И, пообещав их, я выторговал себе и жизнь, и — главное — время!
«Верно, — вспомнил Гванук беседу заговорщиков. — Они все хотели наше оружие, чтобы вымолить милость у сегуна. Симадзу так и говорил… — юноша озадаченно встал. — А, может быть, Мацуура меня сюда отправил втайне от Симадзу? Чтобы самому захватить пушки и обойти южного князя?».
То, что враги уже обманывают друг друга и норовят обокрасть, внушило ему некоторую надежду.
— А как ты распорядился полученным временем, господин?
— Ты скоро это сам увидишь, О! — рассмеялся старый генерал. — Главное — наши моряки взяли на абордаж все корабли Мацууры, а войска — захватили его главный замок. Еще до того, как я вернулся. Захватили и сравняли с землей — чтобы познал гаденыш цену измены. Всё самое ценное вывезли в Хакату: и оттуда, и из Дадзайфу.
— Почему в Хакату?
— По ряду причин. Город усиленно готовится к обороне, все мастерские работают круглые сутки! Кстати, ты же не знаешь! Наш полуторарукий друг Мита Хаата разогнал совет и стал единоличным правителем города. А я его в этом поддержал. Мы за эти дни о многом договорились…
Они сели, наконец, на лошадей и поехали в город.
— Потом наша Армия вместе с хакатцами «встретили» тысячу самураев, что «сопровождали» меня, — Ли Чжонму кивнул на очередной висящий труп, мимо которого проезжала кавалькада. — Сделали всё отлично, правда, Угиль в своем боевом угаре получил аж несколько ран. Неопасных. Я велел ему оставаться в тылу, заниматься перевозками в гавани, а он, оказывается, опять полез на самый передний край. Болван! — с горечью в голосе выругался старый генерал. — Так и не понял, что значит быть полковником…
Дальше какое-то время все ехали в скорбном молчании. Главнокомандующий любил тигромедведя. Он возвысил того из самых низов и гордился тем, какого талантливого командира нашел и воспитал. Но воспитал не до конца; Чу Угиль так и остался лихим рубакой, для которого яростный бой был важнее разумного управление полком.
— Он был жив, — попытался утешить его Гванук. — Лекари обязательно его подлатают… Звезда еще принесет тебе отрубленные головы предателей-сюго, сиятельный!
— Нет, — коротко бросил Ли Чжонму, а рука его стиснула повод до хруста в суставах.
Гванук не знал, что на это сказать. А через несколько бодрых лошадиных шагов даже думать об этом забыл. Они с генералом Ли миновали очередную группу строений окраинной части Хакаты — и вдруг Гванук оказался перед свежим пустырем (здесь явно снесли не один десяток хибар), а за пустым пространством находилась внушительная стена!
Огромная земляная насыпь, выполненная в виде углов-реданов. Не особо высокая, где-то в полтора человеческих роста, но основательная, невероятно толстая, даже издалека это было заметно. На вершине насыпи установили деревянные платформы, укрытые корзинами с землей, из-за которых выглядывали жерла пушек.
— Видел бы ты свое лицо, О! — Ли Чжонму даже слегка повеселел. — Ты ведь не был в городе уже давно. Три месяца идет стройка. Мы окружили ядро Хакаты, восточную и центральную часть, со всеми важнейшими храмами, мастерскими и пристанями. Не везде она такая… завершенная, но главное направление сходу не возьмешь.
Старик наклонился к адъютанту.
— И главное — об этом сюрпризе мало кому из наших врагов известно.
— Мы уничтожим их, — с жуткой улыбкой на лице прорычал Гванук. — Перебьем их всех!
Улыбка медленно сошла с лица Ли Чжонму. Он ничего не ответил, только ударил коня пятками, понукая его к открывающимся воротам.
Внутри город кишел, как муравейник. Всюду просто толпы людей! Новый правитель города Мита Хаата развернул
