В гнезде Орла - Николай Никишин
— Я займу твоё место… — Юрген подошёл к телу. Хотел пнуть его, однако, замахнувшись, передумал. Даже мёртвый фюрер, вызвал у него страх, по ощущениям, даже больше, чем живой.
Он упал на кресло рядом с телом, снял с головы фуражку и положил на стол, потрогал голову, и, когда посмотрел на ладонь, увидел в ней несколько выпавших с его головы волосков. Рановато он начал лысеть.
В коридоре тем временем раздались шаги. Вот-вот кто-то откроет дверь. Но нет, прошёл мимо. Юрген выдохнул. Он подошёл к окну, открыл его, и морозный январский воздух тут обдал его. В кабинете сразу стало холодно. На улице хороший мороз. Как же прекрасен Берлин.
— Я люблю и ненавижу… — Юрген заворожённо смотрел на город. — Берлин, ты прекрасен и уродлив одновременно. Вот бы тебе разрушить и заново отстроить.
Глава 4
Анна и Максим шли по выжженным улицам Берлина. В воздухе стоял запахом обгоревшей плоти. Кругом лежали обугленные останки людей, которые в агонии бились об землю, пытаюсь сбить с себя языки пламени. Практически все, оказавшиеся на улице вовремя атаки, были обречены.
Перешедший под контроль повстанцев войска жестоко и беспощадно их уничтожили. Самолёты Люфтваффе не оставили своему населению ни единого шанса. Самое страшное и обидное — всё это входило в план повстанцев. Кадры разрушенного города должны повергнуть остальную часть Рейха в шок. Для девяносто процентов населения слово «война» — не больше чем что-то далекое и непонятное. Это слово давно минувших дней, для них японцы, русские, да кто-либо — всего лишь какие-то непонятные народы, живущие далеко от них и, по рассказам говорящего ящика, не представляющие никакой угрозы. В общем и целом, это правда. Угрозу, оказывается, представляет своя же армия.
— Это всё неправильно! — Анна, едва сдерживая слёзы, держа Максима за руку, вглядывалась на застывшие в ужасе в лица людей, на лежавшие в саже разрозненные конечности и разрушенные здания. – Не должно всё быть так. Неужели нельзя было всё сделать по-другому...
Максим не нашёл слов для девушки. Он не мог поверить своим глазам. Среди сгоревших было немало стариков, женщин и детей. Интересно что чувствовали лётчики, бомбившие своих граждан. Был ли у них торг, гнев, принятие? Или они руководствовались тем, что выполняли приказ? Неважно, они выполняли бесчеловечные приказы, которым нет оправдания.
— Дальше будет только хуже... — Анна начала осознавать, что вторая часть плана, заключающаяся в том, чтобы посеять в умах людей панику, ничем не отличается от геноцида той далёкой войны, которую выиграл Гитлер. – Всё разговоры о том, что важно самим не уподобиться нацистам, это всё брехня, скрытая под лицемерными словами о борьбе с режимом.
–— Можно ли было поступить по-другому? — Максим сел на кусок, разрушенный стены. — Наверняка был другой способ...
— Нам с тобой врали... — Анна села рядом. — Мы не построим лучший мир. Нам просто нечего будет строить. — Она прикрыла нос рукой, подул ветер и запах сгоревшей плоти стал сильнее. — Страшно подумать, что будет дальше...
— Дальше нас ждёт война... – вздохнул Максим. — Внутри Рейха и за его пределами... Она наверняка началась. Я больше чем уверен, японцы уже у берегов Португалии, а Русские пересекли границу на Востоке.
Вдалеке снова раздались взрывы, над головами пронеслись два истребителя.
— Надо уходить! — Максим взял Анну за руку. — Они полетели на дозаправку. Могут для верности ударить ещё раз, и после... — во рту пересохло. — И повстанцы введут имеющиеся войска. Устроят зачистку. Будут воевать со своим населением. Перешедшие на нашу сторону генералы захватят город даже без помощи Юргена.
— Разве таким способом можно добиться лояльности населения… — Анна заплакала и прижалась к Максиму.
— Никакая лояльность не нужна. Цель — всё уничтожить.
— Чтобы построить новый мир?
— Мир на руинах и костях… — Максим закрыл глаза. Он не мог всё это видеть. — Вся наша борьба направлена не против Рейха, а против своих же граждан.
***
В одной из главных больниц Берлина, в подвальном помещении, суетились толпы врачей и работники медперсонала. Они изо всех сил старались спасти пациентов, переводили всех в безопасное место. Повсюду пахло кровью и хлоркой.
На улицах города всё рушилось. По обрывочным сообщениям, все новостные каналы сообщали о военном перевороте, атаки русских и японцев. Царила полная паника. Никто не знал, что делать. Правительство молчало. Только врачи пытались до конца исполнить свой долг — спасать людей пока это возможно.
Многие люди всегда стараются цепляться за жизнь, находясь на волоске от смерти. Так было и сейчас. Люди кричали, просили помощи. Помимо пациентов, с каждой минутой в подвалах прибавлялось раненых с улиц, было не протолкнуться.
— Мы только отсрочили неизбежное, — еле слышно, произнёс Оливер Харму, который пришёл его навестить буквально за несколько минут до начала обстрелов. — Хотелось бы мне умереть на пару дней раньше. Хотел запомнить страну Великой!
Обессиленный, практически одной ногой в могиле, бывший рейхсканцлер прекрасно слышал, что говорят врачи. Рейх уничтожают его же бывшие солдаты, не считаясь, сражаются ли они с правительством или простым народом.
— Она
