Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana"

— А Генрих?

— Ты же знаешь, что сейчас он Воин, который до безумия любит меня. Его яркое пламя тому подтверждение. У других оно едва тлело или оставалось холодно-синим. Среди всех пар единицы были влюблены друг в друга. У остальных лишь расчет. Несчастные людишки.

Бахриман фыркнул. Его мягкие губы оставляли на коже влажный след. Когда от кончиков пальцев Захер добрался до ямочки на плече, Стефания оттолкнула его.

— Все, довольно! Я успокоилась.

— Стеф, а что если Лоза все-таки жив, и через неделю они все четверо заявятся в храм? Что ты будешь делать? Ведь твои псы так и не вернулись, — Захер нарочно злил ее. Пока его магия укрощала раздражение, Стефания позволяла находиться рядом.

— Тогда минуты моей свободы сочтены, — она выдернула из волос заколку, и те тяжелым водопадом упали на спину. — Воин очнется, и я вновь окажусь в каком-нибудь подземелье с камнями во рту.

— Я не хочу тебя терять.

— Тогда иди и займись делом. Выясни, где остановился князь Вышегородский.

— Успеется.

— Р-р-р..

— Нет, правда, Стеф. Я вот одного не понимаю, почему ты все время говоришь: «Воин очнется», «Воин проснется», когда ты давно его разбудила. Еще там, на острове.

— То, что ты видишь, вовсе не Воин. Это всего лишь тень, гнездящаяся в слабом человеческом теле. Сейчас я для него нежное воспоминание о том времени, когда он был в меня влюблен.

— А когда Воин окончательно проснется, то возненавидит тебя?

— Да. Его согнет тяжесть моих проступков. Потому что когда-то, давным-давно, мы обещали друг другу разделить счастье и несчастье.

— Зачем ты его дразнишь?

— Я так развлекаюсь. Он все равно меня не убьет, так к чему церемониться? Если уж удалось вернуться, то почему бы не провести время с толком? Мне скучна жизнь добропорядочной клуши. Хочется стоять на самой вершине власти и сталкивать между собой людские массы. Ты когда-нибудь был на войне? Нет? Не допусти появления в храме четверки магов, и ты увидишь, как упоительны сражения. Это как шахматы, где ты играешь и за белых, и за черных. Ты, только ты один определяешь судьбу мира…

— Ты меня пугаешь…

— Ерунда. Видел бы ты меня, когда я наслала на людей полчища крыс, несущих смертельную болезнь. Тогда горели целые города, а людям негде было скрыться от красной чумы. Лишь пробуждение Воина остановило меня.

— И что?

— А ничего. Серебряный гроб и камни во рту.

— Опять эти камни! Зачем они? Какой от них прок?

— Он не хочет, чтобы я произнесла его настоящее имя, погубив тем и его, и себя. Он и в мыслях не может допустить, чтобы я умерла. А мое Воин ни за что не назовет, — Стеф устала ходить по кругу, упала на кровать, раскинув руки, и теперь Захер смотрел на нее сверху. — Я же говорю, он любит меня так сильно, что не может убить. Даже словом.

— А ты хотела бы избавиться от него? Я бы мог помочь.

— Я мечтаю, чтобы он никогда не проснулся, но убить? Нет. Ни за что. Жизнь потеряет смысл. Мне без него не жить. Как и ему без меня. «Навсегда вместе, навсегда вдвоем».

— Но имена? Откуда ты знаешь, что они несут смерть?

— Ты видел когда-нибудь краснокрылого бога Гаюрда? Он обитает в Лабиринтах.

— Не видел, но слышал, что он прозрачный, словно дымка.

— Разве это можно назвать жизнью? Гаюрд, Гаюрд… Сколько еще таких — то ли живых, то ли мертвых, бродит по свету? Люди не должны знать наши истинные имена. И мы с Воином когда-нибудь превратимся в бесплотные неприкаянные тени. Как и все боги. Везде и нигде. Вечность и одиночество. А ведь когда-то мы были простыми людьми и не боялись выкрикнуть свои имена. Как сейчас слышу его ласковый голос. Ми… Ох, чего это я? Чуть не проболталась! — Стеф в волнении села. — Это все поганое Зеркало желаний. Оно всегда что-то дает, но тут же что-то отнимает. Проклятое равновесие.

— А где Зеркало? Я бы тоже кое-чего пожелал.

— А, где-то в горах Тонг-Зитта. Но не надейся, что легко отыщешь его. Оно в объятиях подземной реки, которая то выкидывает Зеркало в одной из пещер, то вновь уносит под землю. По крайней мере, нам с Воином не удалось отыскать его.

— О, бездна! До меня только что дошло, почему тебя так беспокоят Змей и Лилия. Уж не ищут ли они то самое зеркало? Дракону, как жителю Лабиринтов, будет гораздо проще…

— Нет, милый, — Стефания потрепала бахримана по щеке, — не боюсь. Ведь ты не допустишь их появления в храме? И Лоза вроде бы как мертв?

— А все-таки?

— Ну, если невозможное случится, сделай одолжение, милый, убей детей Петра. Пусть это будет моим последним приветом эрийской семье.

— Больнее и не сделаешь, — бахриман закрыл глаза, чтобы не видеть ослепительную красоту женщины.

***

— Не пускай туда девочку, — прошептал Лоза, закрывая спиной дверь, ведущую в комнату на вершине башни, что являлась частью замка в Южной Лории.

Касатик испуганно подхватил Немиру на руки и побежал вниз по спиральной лестнице.

— Мы куда? — удивилась девочка.

— Э-э-э, нас бабушка Катарина зовет. Вроде как пирогов напекла.

— Я не хочу пироги, я хочу к маме…

— Ты Лозу любишь?

— Да, очень. Он мой будущий муж.

— Смешная, — улыбка, как судорога исказила лицо Касатика. — А ты разве не знаешь, что мужа нужно слушаться? Раз сказал к бабушке, значит, к бабушке…

— А зачем мы бежим? Дай руку, я отведу тебя в Лабиринты, — девочка дернула ногами, и мужчина опустил ее на ступеньку. Он не успел выдохнуть, как оказался в ярко освещенной комнате, где на самом деле пахло пирогами.

— Бабушка! Бабушка Кати! Познакомься, это мой новый друг Касатик!

Из соседней комнаты показалась пожилая женщина. Шерстяное платье и точно такой же, как у Немиры, передник.

Катарина настороженно воззрилась на улыбающегося незнакомца. Тот использовал самую обворожительную улыбку из своего арсенала. Рука старушки потянулась за скалкой.

— Я друг Лозы, — красавчик вытер враз вспотевшую ладонь о штаны и протянул хозяйке, которая после волшебных слов заметно расслабилась. Галантно поцеловав ее руку, весело произнес: — Ну, где тут кормят пирогами?

Он все еще сидел в Лабиринтах, хотя за окном царила глубокая ночь. Касатик с тревогой вслушивался в шорохи и голоса на улице.

— Да что случилось-то? — спросила шепотом Катарина. На ее коленях покоилась голова спящей девочки.

— Сам не знаю. Но чую, что-то нехорошее. Мы шли за ее мамкой, а тут Лоза, бледный как смерть, и дверь спиной подпирает. Сказал девочку туда не пускать.

Катарина широко распахнула глаза.

— Неужто?..

— Вот и я думаю…

Лоза вернулся в гостиницу с тремя пирожными на тарелочке.

— Что это? — удивилась Луна. Зверь было потянулся за вкусно пахнущим лакомством, но получил ощутимый удар по руке.

— Я думаю, они отравлены.

Перед глазами Лозы до сих пор стояла страшная картина: три женщины — одна молодая с длинной косой и одетая на тонг-зиттский манер и две старухи, явно из богатых, сидели за столом. Перед каждой из них стояло блюдце с початым пирожным. И все три были мертвы.

— О, боже! — царевна закрыла лицо руками.

— Немира все время рвалась проведать маму, а я не пускал. Говорил, после праздника сходим, — Лоза не отрываясь смотрел, как тает в жарко натопленной комнате нежный крем, как некрасиво оплывают искусственные цветы.

— Если бы отпустил, она тоже была бы мертва.

— Это Зло. Оно убирает свидетелей. Интересно, кто те две старухи?

— И почему сегодня? — и как прозрение, заставившее Луну содрогнуться: — Неужели все из-за меня? Вот беда! Зачем я пошла на это дурацкое шествие? Она узнала меня, а потому принялась действовать.

— Кто тебя узнал? — бахриман медленно повернул голову.

— Искра.

— Стефания — это наша Искра? Но они совсем не похожи, — все, включая князя Вышегородского, которого вытащили с чердака, спустились вниз и теперь стояли перед портретом наследника и его невесты.

— А если так? — Луна вытащила у Костюшки из кармана ставший серым платок (на чердаке было пыльно и князю пришлось смахивать с лица паутину) и закрыла им волосы королевской невесты.