Дмитрий Шидловский - Самозванцы

— То есть русским царем станет польский королевич? — переспросил Крапивин, коря себя за то, что перед отправкой на задание изучил историю смуты только до пришествия на Москву Отрепьева.

— Номинально. Хотя, когда польское войско войдет в Москву, бояре тут же соберут ополчение для борьбы с ним. Сами, правда, при этом присягнут Владиславу. Вполне в духе этих интриганов. Делиться властью семибоярщина явно ни с кем не собирается.

— Ополчение Минина и Пожарского? — уточнил Крапивин.

— Упаси боже, — взмахнул руками Басов. — Как может такую силу собрать скопище четырехкратных предателей?

— Четырехкратных?

— Конечно! Вначале они предали Годунова и целовали крест Отрепьеву. Это раз. Заметь, целовали крест! Ты знаешь, что здесь это не пустые слова. Потом предали Отрепьева и посадили на трон Василия Шуйского. Это два. Потом предадут Василия полякам и присягнут Владиславу. Потом изменят своей клятве Владиславу и начнут тайно собирать против поляков ополчение. Разумеется, под их начало пойдут либо отпетые мерзавцы, либо дураки, которых еще ничему не научили пять лет смуты. Впрочем, те, кто силен в предательстве и интригах, всегда проигрывают в честном бою. Москву они не возьмут. И уже потом, когда польская оккупация всем осточертеет, соберется по-настоящему народное ополчение Минина и Пожарского. Они прогонят поляков и посадят себе на шею семейку Романовых. Тем смута и закончится.

— И ты будешь на все это спокойно смотреть? — исподлобья взглянул на Басова Крапивин.

— А что ты мне предлагаешь делать?

— Страна еще четыре года будет тонуть в крови. Неужели у тебя нет желания помочь?

— Есть, но я не вижу способа это сделать.

Крапивин еле удержался, чтобы не выдать созревший в среде офицеров и возглавляемый им и Федором план возведения на престол Скопина-Шуйского.

— Мы можем поднять народ, — жестко проговорил он. — Мы можем дать им настоящего лидера и прогнать воров и интервентов уже сейчас.

— Когда народу все это надоест, он поднимется сам, — возразил Басов. — И лидеры сразу найдутся. А сейчас он еще не готов. Мы можем устраивать перевороты, интриговать. Это поставит нас на одну доску с публикой вроде Голицына и Мстиславского, но не спасет страну.

— Лидеры, о которых ты говоришь, посадят на трон Романовых, — возразил Крапивин. — Ты знаешь, что именно Романовы заварили всю эту кашу.

— А что, не нравится грядущая правящая династия? — усмехнулся Басов. — Я уже говорил тебе: каждый народ живет так, как заслуживает. Раз изберут Романовых, значит, именно такие цари им нужны сейчас. За уши к счастью не притащишь.

— Тогда зачем ты здесь? — раздраженно спросил Крапивин.

— Развлекаюсь. Такие исторические события происходят. Хочется все это воочию увидеть.

— На кого ты работаешь?

— Как всегда, на себя, — улыбнулся Басов. — А все остальные думают, что на них. Филарет полагает, что я все еще работаю на него при дворе Сигизмунда. Сигизмунд — что в качестве шпиона заслал меня ко двору Карла Девятого. Карл считает, что в моем лице нашел нужного человека для русской авантюры. Мне выгоднее сейчас быть в дружбе с сильными мира сего.

— И ты не собираешься ничего делать? — уточнил у него Крапивин. — Не собираешься никак улучшить историю своей собственной страны?

— Я делаю все, чтобы ее не ухудшить.

Крапивин тяжело вздохнул. Продолжение разговора о вмешательстве в историю в который раз оказалось бессмысленным. Он уже собрался распрощаться и уходить, но мысль выведать максимум возможного у бывшего товарища остановила его.

— Послушай, — спросил он, — а что будет со Скопиным-Шуйским?

Басов неспешно повернулся к выходившим из храма воинам царской армии и ответил:

— Великое войско. Может, оно не блещет ни дисциплиной, ни подготовкой, но впервые наступает. Впервые мятежники разбиты и бегут.[23]

— Мы пока не встречали главных сил противника.

— Ничего, разобьем, — отмахнулся Басов.

— С нами шведский корпус, — автоматически добавил несколько озадаченный внезапным поворотом разговора Крапивин.

— Хорошие солдаты, — подтвердил Басов. — Но если бы русские не хотели воевать, ничего бы у них не получилось. Ты прав, Скопин сильная личность. Он умеет вести за собой. И он небесталанный полководец. Скажу даже так: я не вижу более достойного кандидата на русский престол. Пожалуй, только он может объединить нацию и вывести ее из смуты.

Крапивин вздрогнул. Возможно, сам того не подозревая, Басов раскрыл весь его тщательно взлелеянный план переворота.

— Именно так думает большинство в этой армии, — продолжил Басов. — Когда мы разгромим основные силы врага под Тулой и в начале следующего года войдем в столицу, так будет думать уже большинство москвичей… И Василий Шуйский в том числе. Он отравит Скопина. Василий безусловно испугается конкуренции популярного родственника. Он поступит так, как поступил бы любой монарх. Войско возглавит брат царя, Дмитрий Шуйский. О полководческих талантах этого «гения» ты знаешь не хуже меня. Жолкевский разгромит его играючи. Немалую роль здесь сыграет и то, что Шуйский придержит жалование шведам. Ведь после битвы мертвым платить не надо и деньги можно прикарманить. Половина шведского корпуса — немцы и голландцы, наемники. Они просто не примут участие в битве, а этнические шведы смогут лишь сохранить порядок в частях под ударами польской конницы и прорваться на родину. Но главное, русские опять не захотят сражаться. Право слово, никто не хочет класть жизнь за воров, предателей и лжецов. Кстати, этот эпизод и послужит для московских бояр последним поводом для свержения Шуйского. Начнется новый виток смуты. Так что ты весьма логичен в своём желании посадить на престол Скопина.

Крапивин вздрогнул.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросил он.

— Это самое логичное в сложившейся ситуации, — улыбнулся Басов.

— И ты не хочешь нам помочь?

— Нет. Это ничего не изменит. Чтобы прекратить смуту, поддержки войска недостаточно. Нужна единая воля народа, которой хотя бы на минуту перестанет считать себя холопом и возьмет свою судьбу в собственные руки. Этого ждать еще четыре года.

— Не смей нам мешать, — с угрозой в голосе проговорил Крапивин. — Я уже сыт по горло твоими теориями о балансе.

— Не буду, — пообещал Басов. — Я же сказал, это ничего не изменит. Ладно, бывай. У меня дела в полку.

Он ушёл, позвякивая шпорами.

Крапивин оглянулся и вдруг увидел стоящего неподалёку Федора, который внимательно наблюдал за удаляющимся Басовым. Спохватившись, спецназовец подошел к своему боевому товарищу.

— Что скажешь, друг?

— Ты давно его знаешь? — Федор показал глазами вслед уходящему Басову.

— Встречался прежде. А что?

— Кто он?

Крапивин на несколько секунд задумался.

— Совершенный боец, — проговорил он. — Фехтовальщик. Все остальное в нем — игра.

— Пожалуй, — пробормотал Федор. — А он это… человек? Ты точно знаешь?

— То есть как это, человек или нет? Человек, как и мы с тобой.

— Э, не скажи, — отрицательно покачал головой Федор. — Мы-то православные, а он веры лютерской, так что уже не такой. Но вот сдается мне, что видел я его прежде на Москве, в день, когда первого самозванца убили. Шел он тогда с одним слугой отрепьевским. Хотели мы их схватить тогда, да не смогли. Знакомец твой тогда в одиночку с тремя десятками моих стрельцов сражался. Троих до смерти убил, двоих покалечил. Меня ударом тайным движения лишил, так что я вздохнуть не мог. Только сдается мне, что жалел он нас тогда. Коли хотел бы, всех бы там положил. Правда, одет он был тогда как дворянин московский, да борода лопатой была. Но я его по глазам признал. Скажи, могло такое быть?

— Могло, — неуверенно сказал Крапивин.

— Так он человек? — повторил свой вопрос Федор. — Не ведал я, что в людях может быть сила такая. Может, думал, адом низвергнут? Так ведь пожалел он нас. А нечистая сила к истинной вере люта, всякий знает. Может, с неба ниспослан? Так меч его в крови православной. А нынче сказывает, что веры лютерской, стало быть, точно не от Христа.

— Человек он, будь покоен, — заверил сослуживца Крапивин.

— Так а в войске свейском он почто?

— Да пес его знает, — с наигранной небрежностью бросил Крапивин. — Славы да денег ищет.

— Не скажи. Коли не видал бы я его на Москве, так, может, и поверил бы тебе. А так… Послушай, Владимир, не станет ли он супротив нас? Он ведь на Москве тогда неспроста был. Видать, зуб на кого-то имеет, а кому-то и служит.

— Не знаю…

— Послушай, — Федор понизил голос, — если опасение есть, что он супротив нас встанет, давай его нынче же убьем. В час опасности такой человек цельного полка стоить может.