Алексей Кулаков - Наследник (СИ)
— Господин мой.
Перестав обдумывать подходящее название для очередной исконно русской небывальщины, Дмитрий без какого-либо недовольства посмотрел на свою служанку — еще до того, как она миновала Крестовую, он уже почувствовал ее легкое волнение, затаенную тревогу и сильную надежду. Причем все это было направлено совсем не на него.
«Никак, мелкого хватились? Надо же, и двух часов не прошло».
— Не гостит ли у тебя брат меньшой, Федор Иванович?
Вместо внятного ответа ей указали на пустой кубок, намекая тем самым, что хозяина покоев томит жажда. Отпив через несколько минут пару глотков вкуснейшего ржаного кваса, наследник тихо ответил:
— У меня.
Радостно охнув, розовощекая красавица тут же умчалась прочь — с тем, чтобы через пяток минут вернуться с дядькой-воспитателем малолетнего царевича, дюжей главной мамкой Федора и одной из двух его же личных челядинок, совсем недавно плакавшей горькими слезами о юной потере. Или о другой, тоже вполне возможной потере — своей головы. Кстати, последнее было весьма вероятным, потому что Дмитрий никогда не забывал про своих родственничков со стороны мачехи, сканируя их при каждом удобном случае (то есть постоянно). Надо сказать, полученные результаты благодушия ему ну никак не добавляли — как и тот факт, что эти самые черкесы свободно ходили по дворцу, а прислуга молодой царицы и вовсе в нем проживала.
«Ничего, козлы горные, вечно сторожиться не сможете! Рано или поздно, но кто-нибудь из вас обязательно даст мне повод…».
— Государь-наследник.
Челядинка и главная мамка, не понаслышке знакомые с весьма сложным нравом синеглазого отрока, после своего поклона замерли рядом с порогом — а вот тридцатилетний боярин Хлынов, отбив положенное приветствие, сделал пару шагов вперед. Вернее, хотел их сделать, но вместо этого чуть прогнулся в пояснице назад — так, словно бы его кто-то придержал сзади за ферязь.
— Почему мой ПЯТИЛЕТНИЙ брат гулял по дворцу без должного сопровождения?
Опасливо высунувшись из-за широкого мужского плеча, личная служанка «последыша» царской семьи тут же скрылась обратно, не в силах выдержать все тяжелеющий взгляд десятилетнего мальчика.
— Прости, государь-наследник, мой недосмотр.
В глаза хозяина покоев словно бы плеснули изнутри угольно-черным мраком — сначала в зрачки, а потом и за их пределы.
— Разве пестуны допущены на женскую половину?
— Федору Ивановичу пришла пора переселяться в свои личные покои, вся челядь в суете да в сборах, а мне с ним на прогулку… Не углядел я, стало быть.
Наблюдая смирение и вину, явственно выказываемую боярином, Дмитрий испытывал двойственные чувства. С одной стороны, ему нагло врали прямо в лицо: даже если бы он не умел определять оттенки эмоций (а следовательно и ложь), из рассказа брата прямо следовало, что за ним никто не смотрел. Будь по-другому, разве добрался бы Федька до Золотых ворот? Да его бы от них попросту завернули. С другой же стороны — «виновник» явно был настроен стоять на своем до конца, а молодая челядинка из-за его спины прямо-таки фонила на всю светлицу горячей надеждой, густо замешанной на признательности. И еще, чем-то вроде… Сильной приязни?
«Так это у нас тут лубофф приключилась!..».
Припомнив пышные стати провинившейся служанки, и сравнив их с поджарым телосложением боярина, наследник понял — не просто любовь, а большая. Впрочем, глянув затем на молчавшую главную мамку, преисполненную терпеливого ожидания (где-то там ее касатик?!), и оценив ее могучие телеса, он тут же поправился, понизив нарождавшиеся чувства до всего лишь умерено-средних. Меж тем, молчание в светлице стало очень тревожным: и челядинки, и взявший на себя чужую вину дядька-пестун ничуть не обманывались нежным возрастом наследника престола. Если Димитрий Иванович только заподозрит, что они нарочно оставили своего подопечного без присмотра и охраны… Сгнившего в великих муках стольника великой государыни помнили все. Как не забывали и о том, что наследнику за эту смерть ничего не было — даже епитимьи малой, и той не назначили.
— Ваш господин спит.
Правильно истолковав взгляд вновь ставших обычными глаз, умница Авдотья поманила за собой явно обрадовавшуюся этому главную мамку. Открыла перед ней дверь, затем придержала створку, помогая вынести из Опочивальни маленького царевича — а тем временем его старший брат негромко спросил у боярина Хлынова:
— Ты знаешь, как умер мой первый дядька?
— Да, государь-наследник.
— Так поделись своим знанием с тем, кого ты столь усердно выгораживал. Потому что если она еще хоть раз оплошает, у брата появится новая челядинка…
Пододвинув к себе тонкую пачку чистых бумажных листов и новое перо, хозяин покоев сделал небрежный жест:
— Ступайте!..
* * *Чем больше увядала и засыпала природа, готовясь к приходу ледяной красавицы Зимы, тем оживленнее становилось в Московском кремле и приказных избах. Войско для похода на Полоцк собиралось нешуточное: конницы поместной сорок тысяч, городовых да стременных стрельцов две тысячи, да Большой наряд в тысячу пушкарей с помощниками. А еще восемьдесят тысяч посохи — и все эти рати надо было правильно организовать, дать им командиров, направить разными дорогами к месту общего сбора, каждый день кормить… В общем, жизнь кипела. Однако даже в этом бурлении и суете кое-какие вещи оставались неизменными, и служилого дворянина с сыном, вознамерившихся было пройти в один из укромных уголков Кремля, тут же остановили. Вернее, остановила: стража, одетая в черные кафтаны, отличались повышенной подозрительностью и полным отсутствием какого-либо чинопочитания. Им все было заедино, что думному боярину путь заступить, что дворовой челяди, бегающей по своим надобностям — потому что, по слову самого Иоанна Васильевича, главной заботой чернокафтанников была сохранность государя-наследника. А кому их рвение да усердие не по нраву, так великий государь того жалобщика завсегда выслушать готов. В подвалах Тимофеевской башни!..
— Назад!
Послушно остановившись перед тройкой стражей, дворянин положил руку на плечо сына и твердым голосом потребовал:
— Старшого позови.
Долго ждать не пришлось.
— Доброго тебе дня, воевода и окольничий Бутурлин.
Немного приосанившись (столь высоким придворным чином его пожаловали всего два дня назад), Дмитрий Андреевич ответно кивнул собрату- дворянину, собираясь затем огласить причину своего появления. Но это не понадобилось — чуть повернувшись, сотник коротко повел рукой, приглашая проследовать за ним. Правда, перед этим отца и сына быстро проверили на всякое там колющее и режущее, но к такой вот «ласке» все уже потихоньку привыкли. Шагая за коренастым служивым и разглядывая его ладный черный кафтан, сшитый из доброго голландского сукна, старший из Бутурлиных старательно давил улыбку — но внутри у него все пело. Мог ли он еще седьмицу назад и подумать, что все так переменится? С прежнего места сорвали приказной грамоткой в стольную Москву, а нового давать не торопились, и в просьбишке о воеводском чине в собирающемся на Литву войске тоже отказали. Иные знакомые при встречах уж и морды воротить начали, полагая, что Бутурлины впали в немилость. Ан и нет, не угадали!!! Четыре дня тому назад своего холопа верного сам Иоанн Васильевич долгой беседы и важного поручения удостоил. САМ!!! И шапку окольничего пожаловал, вдобавок повелел определить его младшенького, двенадцатилетнего Богданку, в свиту своего наследника. Одно только тревожило служилого дворянина — как-то примет сына царевич Дмитрий? Все же слухи о нем ходили, гм, самые разные.
— Поднажми!!!
Их провожатый остановился, приведя счастливого отца и его пребывающего во власти сомнений и страхов сына на край небольшого поля, по которому как оглашенные бегали родовитые детишки. Затянутые в странный легкий доспех из вываренной в масле толстой кожи, не менее странные шлемы с решетчатой личиной, неспособной защитить лицо от самой корявой стрелы или слабого колющего удара, что-то весело орущие, то и дело сшибающие друг друга с ног…
— Лови!
— Вставай!
— Мне, мне кидайте!..
— Хватай его!!!
Глянув на массовую драку, которую почему-то никто не торопился прекратить, сотник констатировал:
— Обождать придется, окольничий.
— Коль такое дело, обождем. А чего это?.. Ну, что за забава такая, что-то не пойму?
— Государь-наследник придумал недавно. Ручной мяч называется.
— Меч?
Прямо на глазах главного царевичевого стража и воеводы с сыном один из игроков с повязанной на руке белой (когда-то) тряпицей свалил ловкой подсечкой другого, не имевшего оной. И не просто свалил, а еще и сам рухнул сверху — видать, для пущей верности. Впрочем, долго разлеживаться им не дали: подбежавший к парочке третий игрок скинул верхнего пинком в бедро, и тут же схлопотал локтем в шлем от еще одного белоповязочника, а затем… Все четыре подростка как-то разом разбежались, словно бы и не дрались только что.
