Начальник милиции. Книга 4 - Рафаэль Дамиров

— Не забудь про подарочек, — я поднял плетеного чертика с нар и швырнул ему на пол. — Ты знаешь, что с ним делать.

Вышел из камеры и направился к себе.

Уже буквально минут через тридцать ко мне прибежал Баночкин.

— ЧП у нас, Саныч! Ох, бляха-муха! — дежурный ворвался ураганом в кабинет уголовного розыска и встал посередине, раздувая раскрасневшиеся щеки.

Странно, что он прискакал ко мне, а не к начальнику, видимо, действительно что-то серьезное случилось.

— Ну! — встретил я его спокойным взглядом. — Говори уже.

— Это самое… Чудинов повесился! На нейлоновом шнурке черного цвета. Удавился! Где его только взял, зараза? Ведь всё забираем! Что теперь делать-то?

— Удавился? — я повел бровью, будто удивляясь. — Ну так и хорошо, — хмыкнул я. — В аду ему давно прогулы ставят. Пора уже на сковородку.

Миха заморгал.

— Ну ты чего, это самое! Не понимаешь? Это же нам всем по шапке, а меня на вольные хлеба за такое ЧП. Не досмотрел, скажут, допустил! Сам же знаешь, как у нас принято… Ох… чую, пойду по своей первой специальности работать — на завод слесарить, чего уж теперь.

— Да не кипишуй ты раньше времени, — успокоил я дежурного. — Шнурок-то Чудинов где взял?

— Не знаю…

— Правильный ответ. Так и скажешь. А постовой кто был сегодня?

— Ну Юсупов числится, а пока нет никого, послал за отпускником. Сменить его.

— Значит, виноват кто?

— Юсупов? Так он…

— Никто, Миша, никто… Юсупова приняли, КПЗ оголили, а пока смену ты вызывал, он и повесился. Скажешь, что временно там смотрел за камерами, но разве за всем уследишь? У тебя и телефоны и звонки. А шнурок он взял именно на смене Юсупова. Женьке теперь все равно, ему срок немалый и без того корячится, так что не стесняйся, списывай всех собак на него. Он, кстати, заслужил, — я стиснул зубы, вспомнив Асю, лежащую в луже крови, — в милицию ему дорога навсегда закрыта, а так, может, щелкнет в башке что-то, поймет. Человеком выйдет.

— Точно! Так и сделаю, — оживился Баночкин. — Скажу, Юсупова задержали, отстранили — и вдруг бац! Этот хмырь повесился. Спасибо, Саныч! А оттуда Женька, думаешь, нормальным вернется? Не знаю даже. Оттуда никто нормальным не возвращается.

Я почувствовал, как напряглась, затвердела челюсть.

— Бывают исключения, поверь, Миха…

— Ладно, — он махнул пухлой ладонью, — пойду Кулебякину о суициде доложу, теперь не страшно идти. Но выговор-то всё равно повесят, как пить дать. Эх! Но выговор — не триппер, носить можно. Не в первый и не в последний раз, это самое…

* * *

Три недели спустя. Кабинет П. П. Кулебякина.

— Таким образом, старший инспектор уголовного розыска лейтенант милиции Морозов, — шеф продолжал зачитывать на утренней планерке приказ из главка, — используя навыки оперативной работы, сумел раскрыть серию особо тяжких преступлений, а именно убийства граждан Гребешкова, Ларионова, Миля и Пичугиной. Благодаря грамотным и умелым действиям Морозова и его служебно-розыскного пса был задержан и обезврежен опасный рецидивист Чудинов Степан Николаевич. Подозреваемый не успел дать признательные показания, совершил суицид, не вынес бремени совершенных преступлений. Однако доказательная база в подтверждение его вины была собрана основательная.

Далее в приказе перечислялись мои качества, как сотрудника советской милиции. Бумага эта восхваляла меня так, что впору памятник при жизни ставить. Бронзовый, как минимум, и в полный рост. Но в конце вместо памятника в приказе значилось:

— Наградить лейтенанта милиции Морозова ценным подарком.

Кулебякин выдержал интригующую паузу, а присутствующие затаили дыхание. Ведь ценные подарки были для них редкостью, и что там будет мне даровано — никто не знал. Интрига, однако.

Я хотел телевизор, ну или холодильник, на худой конец (раскатал, конечно, губу, в милиции, наверное, отродясь таких подарков не было) а прозвучало другое:

— Наградить охотничьим ножом с памятной гравировкой.

Раздались аплодисменты, а сияющий Кулебякин извлек откуда-то из-за стола основательный такой нож в кожаных ножнах с хлястиком и протянул мне.

Не телевизор, конечно, а все одно жутко приятно.

— Поздравляю! — Петр Петрович вытянул широкую ладонь и потряс мою руку.

— Служу Советскому Союзу! — гаркнул я, и, прежде чем сесть на место, вытащил нож из ножен, чтобы самому посмотреть и показать присутствующим.

Те с любопытством тянули шеи.

Клинок сверкал серебром так, что смотреться можно, будто в зеркало. Лезвие острое, плавно переходящее в хищное острие. На боковой поверхности клинка гравировка: «Тов. Морозову А. А. за отличие в службе».

На сердце даже потеплело. Никогда таких подарков у меня не было. Вроде безделушка, но почему-то радует, как пацана. И, судя по восхищенным взглядом коллег, я первый, кто удостоился ценного подарка в Зарыбинском ГОВД.

— Это еще не все, — хитро улыбнулся шеф, поправляя по-гусарски усы. — К подарку прилагается… премия в два оклада! Вот…

Снова аплодисменты. И снова приятно на душе. Хотя, признаться, ножу я рад был куда больше, чем премии. Деньги проем, а нож останется. Чтобы не тускнел, буду полировать его, стараться держать во всей красе. Как и свое служение в этой, когда-то чуждой для меня системе.

Эк понесло Сан Саныча. Хотя нет… не понесло. В этот самый момент я понял, что зэк внутри меня окончательно умер. Нет, его опыт и знания я буду использовать, конечно. Они очень ценны, но теперь я настоящий, а вовсе не временный и не случайный (как думалось поначалу) советский мент. И моя цель — служить людям и защищать этот город, ну и, конечно, двигаться дальше по погонно-карьерной лестнице.

— Это еще не все… — щурился Кулебякин, поглядывая то на меня, то на личный состав, словно он был дед Мороз с неиссякаемым мешком подарков. — Есть еще один приказ по личному составу.

И он стал зачитывать. Я, признаться, уже не так внимательно вслушивался, пропускал мимо ушей поток канцелярита из приказа, ведь самое главное я сегодня получил — признание коллег, а нож бережно сжимал в ладонях, но все же слышал голос шефа. Он вещал что-то типа: «… в соответствии с приказом таким-то о прохождении службы в органах внутренних дел присвоить лейтенанту милиции Морозову…»

И тут я вышел из приятного оцепенения, при этих словах — стал прислушиваться.

— очередное звание — старший лейтенант милиции! — с ударением закончил фразу Кулебякин.

Тут уже коллеги не выдержали и