Целитель - 9 - Валерий Петрович Большаков
Марина звонко рассмеялась, малолетний Искандер тоже радостно загукал. Ну, и я добавил улыбку в общее веселье.
* * *
День прошел разнообразно. Меня и грузчиком припахивали, и монтажником, и уборщиком. Забегал Иваненко, вырвавшийся в командировку, назначил своим замом. Я на ходу расписался, где нужно, и продолжил сносить во двор обрезки труб, швеллеров и рифленых листов.
Зато простой труд здорово успокаивал нервы, не дозволяя резвиться всяким юрким мыслишкам. А после, как выйдешь из душевой, ощущаешь приятную истому и довольство собой — отработал!
Домой я направился, опять-таки, совершая моцион. Спустился, не спеша, по Киевской. Перешел реки по мостам, лениво следя, как переливается зеленая вода, как поддается форштевню «катера». Белый «ПТ-4» гордо проследовал с Южного Буга в Синюху, распуская буруны.
Блаженное безмыслие не оставляло меня. Нет, на втором плане крутились всякие идеи, и я их со вкусом обдумывал, но вряд ли эту деятельность можно было назвать умственной — мозги мои больше отдыхали, крутясь почти вхолостую. Прикидывали будущие эксперименты, лениво трепали преобразования Лоренца…
Благодушествуя, я дошагал аж до «Универсама». В светлом зале самообслуживания бродила толпа покупателей, занятая непривычным делом — люди выбирали сорта. Дефицита еще хватало, но чай «со слоном», по пятьдесят три копейки пачка, лежал на полке, не расхватанный. И рулончики «туалетки» — вон они, выстроились пирамидой. Бери — не хочу.
Колбасы «Докторской» полно, даже сосиски есть, а вот сырокопченой не видать. И растворимого кофе нема. Ну, и ладно. Подвезут еще.
Затарившись, я пошагал домой. Было приятно идти по городу, попадая в неспешный провинциальный ритм. Московская сутолока еще жила в памяти, рефлекторно подталкивая и торопя, но уже отходила, уступая спокойному течению жизни.
Квартира встретила меня тишиной, немного не жилой. Не витали в воздухе запахи готовки, не доносились голоса, не бубнил телик.
Буквально вчера я купил цветной «Рубин». Его подвезли на микрогрузовичке «ВАЗ» с белой надписью по синему борту: «Доставка на дом». Работает, цвета яркие, помех нет, но одному смотреть неинтересно.
Я обставлял квартиру в режиме "сутки через сутки". Собрал двуспальную кровать, тяжелую, из массива, и передохнул денёк. Потом диван затащил, вчетвером с Иванами. Впихнул в ванную стиралку «Вятка-автомат» — заняла место раковины.
Ну, а кабинет я обставил чуть ли не в первый день — стол у окна, кресло, «Коминтерн-2»…
Звонок в дверь просверлил воздух задорной трелью.
— Кого там… — ворчливо гадал я, шлепая в тапках.
«Глазка» в филенке не было, да и не люблю я выглядывать в эти скважинки. Рустам меня от этого давно отучил.
«Легче легкого загнать пулю в «глазок», — серьезно объяснил он, — даже целиться не надо, и «контроль» делать. Пиф-паф, и готов!»
Я клацнул задвижкой.
За порогом вовсю улыбались две грации — Рита и Настя.
— Привет! — завопили они дуэтом, и кинулись меня обнимать в четыре руки.
Я не сопротивлялся, еле успевая отвечать на бурные ласки.
— Ритка, прогуливаешь?
— Не-е! Я на заочное перешла! Думаешь, одна останусь? Фигушки!
— А у меня отпуск! — вопила сестричка. — Что, отдохнуть от нас хотел? Не выйдет! Родня тебя не бросит одного! Ха-ха-ха!
— Родня моя! — я притиснул обеих, ощущая, как служебная квартира становится уютным домом.
Суббота, 12 апреля. Ближе к вечеру
Новосибирск, улица Терешковой
Трехкомнатная кооперативная квартира не отличалась простором, но продуманная планировка искупала скудость метража. А балкон выходил на лесную опушку, спасенный кусочек настоящей сибирской тайги между улицей Терешковой и проспектом академика Коптюга.
Денег хватало, и Михаил с удовольствием тратил их на Лену. Девушка, счастливая донельзя, моталась по всему Новосибирску, выискивая то шкаф, то холодильник, то кресло, «подходящее к обоям».
Браилов в мыслях всё чаще, всё серьезней свыкался с новой жизнью, с «новым счастьем», в фокусе которого находилась Ленка.
Первые разы он с усилием называл ее — про себя! — невестой, а когда убедился в безысходности будущего, высказался вслух.
О, сколько эта порывистая девчонка пролила слез тогда, и до чего ж горело лицо от крепких поцелуев! Свадьбу сыграли в конце марта — «невеста» была на первом месяце…
Михаил прошаркал к окну, и бессильно ссутулился, думая, что молодая жена не видит его.
Да… Время лечит, поговорка не врет. Переживать о своем забросе в прошлое он перестал, наверное, перед свадьбой. Нет, еще раньше, где-то на Восьмое марта. Да, точно.
Горечь еще бродит внутри, но вымывается, день за днем. Минует год или два, и новые заботы, новые радости до конца очистят душу…
Ласковые руки бережно обняли Браилова со спины, и ему будто стало теплее.
— Мишечка… — тихо-тихо заговорила Лена. — Скажи, только честно… Ты жалеешь, что… Что ты со мной?
— Нет, — покачал головой Миша. — Нет, Ленусик. И это правда… Но не вся, — повернувшись к женщине, он огладил ее щеки ладонями, и еле вымолвил: — Хочешь знать всю правду?
— Да! — выдохнула Браилова. — Да!
Муж устроился в кресле, подобранном в тон обоям, и усадил жену к себе на колени. От Лены исходило мягкое тепло, и знобящий холодок не морозил нутро.
— Тогда слушай… — шевельнулись непослушные губы. — В тот самый день, когда я перешел из будущего в прошлое, на пять минут тому назад, никакие особые мысли меня не одолевали. Просто выросло внутри твердое убеждение — надо вернуться! Вдвоем мы продержимся, по одиночке не выдюжим. И всё было так, как я и предполагал — шпионы эти, стрельба, победа… Я встретил Мишку… Он был именно таким, каким и должен — обалделым. И… Да всё, всё в прошлом было точно таким же, как и в будущем, пять минут тому вперед! А вот затем я начал примечать разницу…
— Разницу? — встрепенулась Лена. — Но…
Слабо улыбаясь, Михаил приложил палец к ее губам.
— Различия касались не тебя, ты по-прежнему страдала от любви…
— И не страдала вовсе, — упрямо мотнула головой женщина. — Это было счастье! Мучительное иногда, но счастье!
Мужчина обнял ее, и замолк, покачивая.
— Другим был только я, — вытолкнул он. — Поверь, мне трудно об этом говорить. И я не знаю толком, что, собственно, случилось. До сих пор
