Второй шанс 5 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Тут в аудиторию стали вваливаться другие студенты, и Витёк каждому тут же рассказывал, кто теперь будет учиться в их группе. Старостой группы оказался прямой, как палка, обладатель прилизанной шевелюры Вячеслав Траньков. Интересно, может, он папа будущего олимпийского чемпиона по фигурному катанию? Тем более что отчество фигуриста я всё равно не знал, так что не исключено.

Последними в аудиторию зашли те самые Коля Жмакин и Федя Фролов. Блин, словно братья-близнецы, если судить по комплекции. Оба выше меня на полголовы, ширина плеч, пожалуй, соответствовала моим, на лицах признаки лёгкой дебильности. Увидев меня, эти «двое из ларца» одновременно осклабились.

– Федьк, глянь, по ходу, это тот самый боксёр.

– Ага, – гыкнул тот. – Слышь, боксёр, деньги есть?

– Есть, – отвечаю как ни в чём ни бывало и достаю из кармана кошелёк. – На, отслюнявь сколько надо.

Опешивший Федя переглянулся с Колей, пожал плечами и потянулся к кошельку, который я держал правой рукой. Лишний раз не помешает проверить свой излюбленный полукрюк левой в печень. Секунду Фёдор стоял с раззявленным ртом, демонстрируя гниловатые по большей части зубы, которых ещё и недоставало, а затем согнулся пополам, держась за бок.

Я спокойно, на глазах у притихших одногруппников, убрал кошелёк обратно в карман джинсовой куртки, после чего кивнул Коле:

– Или, может, тебе тоже нужны мои деньги?

Даже белки его глаз налились кровью, а пальцы с хрустом сложились в кулаки, но едва он сделал шаг в мою сторону, как дверь распахнулась и в проёме нарисовался Бушмин.

– Что здесь происходит? – с ленцой поинтересовался мастер производственного обучения, глядя на стоявшего в полусогнутом состоянии Федю.

– Да съел что-то не то, Андрей Викторович, кажись, подавился, – прокомментировал Витёк.

– Это мы сейчас исправим.

Мастак подошёл к Феде и так зарядил ему ладонью по спине, что несчастный бухнулся на колени, и его тут же вырвало на пол.

– Фу-у, – раздалось со всех сторон.

А Бушмин, скривившись, кивнул Витьку:

– Быстров, дуй к техничке за тряпкой и ведром. Не забудь воды набрать, щас Фролов оклемается, и всё это протрёт. Ты как, Федя?

Тот булькнул что-то нечленораздельное, и предпринял попытку встать на ноги. Не сразу, но это ему удалось.

– Убью, сука, – прохрипел он, вытирая губы рукавом не первой свежести пиджака.

Мастер положил ему свою мощную ладонь на плечо:

– Ты это кому, Федюнь?

Тот шмыгнул носом, глядя в сторону:

– Не вам, Андрей Викторович.

– Это я понял, что не мне, ещё бы ты мне такое сказал. Что, новенький тебя подавиться заставил?

– Разберёмся, Андрей Викторович, – процедил Коля, с ненавистью косясь в мою сторону.

– Разберётесь? Ты смотри у меня, Жмакин, мне проблемы не нужны.

Тот промолчал, скрипнув зубами.

– Траньков, ты староста группы, в случае чего спрошу с тебя.

Вячеслав понурил голову, кусая губы. Появился Витёк с ведром и тряпкой, поставил перед Федей.

– Не буду я это убирать, – буркнул тот. – Вон пусть Витёк моет.

Витя насупился, раздувая ноздри. Видно, за два года эта парочка своих сокурсников ох как достала.

– Фролов, не борзей, у нас здесь не зона, шнырей нет. Каждый своё дерьмо убирает сам.

Федя покосился на мастака, но ничего не сказал, молча взял тряпку кончиками пальцев и осторожно принялся вытирать блевотину. Когда на полу стало более-менее чисто, бросил тряпку в ведро и выразительно посмотрел на Витька.

– Быстров, вылей воду и верни ведро с тряпкой техничке, – распорядился Бушмин, видимо, не желая совсем уж унижать Федю и тем самым всё же опровергая своё утверждение относительно отсутствия в группе шнырей. – Остальные расселись по местам. Варченко, ты уже определился, за какой партой сидишь? Нет ещё? Тогда сядешь с Быстровым. Он за третьей партой располагается, у окна.

Собрание длилось всего двадцать минут, после чего мастак разрешил расходиться, напомнив, что завтра 1 сентября, и линейка начнётся в 9 утра. Сам же первым покинул аудиторию. Я тоже собрался на выход, но тут с последней парты раздался голос Коляна:

– Слышь, боксёр, а ты не спеши. Мы с тобой ещё не закончили.

– Коль, сказал же Андрей Викторович, что ему проблемы не нужны, ведь в случае чего с меня спросит, как со старосты группы.

– Ты, Славик, не суйся в чужие разборки… Ну чё, боксёр, побазарим за шарагой?

Они тут, похоже, училище шарагой называют, а мы в Пензе рогачкой. Но суть от этого не меняется. Детский сад какой-то. Когда-то мне свой авторитет пришлось за училищем кулаками завоёвывать, и здесь, судя по всему, предстоит то же самое. Только тогда от толпы пришлось отбиваться, сейчас же мне будут противостоять всего двое. Правда, амбалы, но не думаю, что в скорости и силе ударов они меня превосходят.

Когда мы оказались на задворках шараги в окружении толпы любопытствующих, причём не только из нашей группы, я первым делом поинтересовался у соперников, поодиночке они собираются на меня нападать или сразу вдвоём?

– По одиночке, я буду первым, – заявил Коля, снимая пиджак и отдавая его Витьку.

Я тоже снял джинсовую куртку, ещё не хватало испортить хорошую вещь. Мало ли, как дело повернётся: и шов может разойтись, и в пыль могу упасть. Хотя, конечно, падать я не планировал, но уличная драка – вещь порой весьма непредсказуемая.

Однако предсказуемо оказалось, что в скорости движения я своего оппонента превосхожу на порядок. Сделал шаг с уклоном влево от его размашистого, «крестьянского» удара правой, и засадил излюбленным полукрюком в печень. И тут же, разогнувшись, с доворотом корпусом пробил правым в челюсть. Коле, несмотря на квадратную челюсть, этого хватило, чтобы оказаться в нокдауне. Когда он оказался на карачках, я выразительно посмотрел в сторону Фёдора. Тот, видимо, решил не испытывать судьбу, спрятавшись за спины одногруппников.

Я же не настолько кровожаден, чтобы изничтожить всех врагов под корень. Пусть живут, но чувствуют свою ущербность. Третий курс этим двоим уже не быть негласными лидерами в коллективе. Правда, ноябрь и декабрь в случае попадания в сборную меня в Москве не будет, могут и снова попытаться взять власть. Но это только до моего возвращения.

Не знаю уж, случились у Бушмина какие-то проблемы, но на следующий день он ничем не выдал, что знает что-то о драке, если вообще о ней знал. Линейка прошла по типу той, что была в моём прежнем училище, вот только для меня приятной неожиданностью стало, когда директор училища заявил, что среди студентов 3-го курса присутствует автор «Гимна железнодорожников», после чего взоры всех присутствующих обратились в мою сторону. Ну а дальше из репродукторов зазвучал этот самый гимн.

Когда пытка славой закончилась, все наконец отправились на занятия. Учебники я получил накануне в библиотеке училища. Вид, как и ожидалось, у них был весьма потрёпанный, где-то вообще не хватало страниц, где-то самодеятельные художники изрисовали их чёртиками, танками с самолётами и обнажёнными женщинами с гипертрофированными грудями и бёдрами. При этом ни одного изображения электровоза или паровоза, как-то непатриотично.

С Колей и Федей у меня никаких проблем не случилось. Оба вели себя тихо, но я на занятиях буквально затылком чувствовал на себе их взгляды. Как бы какую пакость не придумали. Между тем я писал в тетрадку задания, выходил к доске, и мечтал, когда же вся эта лабуда закончится и я из стен училища выпорхну на волю. Не в смысле сегодня, а вообще. Что-то утомляет меня эта учёба, особенно на фоне того, что эти знания мне в будущей жизни ни в коей мере не пригодятся.

Познакомился с комсоргом СПТУ, им оказался какой-то Стас Заборовский из параллельной группы. Он сразу же напряг меня по поводу членских взносов. Я сказал, что в ноябре и декабре, возможно, буду отсутствовать, поэтому могу заплатить взносы за год вперёд. Стас задумался и сказал, что обсудит в райкоме ВЛКСМ моё предложение со старшими товарищами. На третий день снова подошёл.