Андрей Архипов - Ветлужцы
Провожая глазами уходящий в другую сторону поток освобожденных пленников, сопровождаемый их вооруженными соседями, Захарий еще раз задумался. Подмога к ветлужцам в лице местных черемисов пришла лишь через полчаса после того, как ушел Якун со своей дружиной, и искренне недоумевала — почему уже можно возвращаться домой и где враги? По крайней мере, именно так купец понимал оживленный разговор с бурной жестикуляцией, который вел с ними Вараш. Захарий тогда напрямую спросил: неужели у ветлужцев на засеке почти никого не было? Лишь два десятка их самих и несколько пришлых мерян? Гондыр, еще с трудом держащийся на ногах, перевернул мокрую тряпицу на своей голове и ответил довольно уклончиво:
— Эх, Захарий… Так сила в правде! — Судя по раздавшемуся дружному смеху ветлужцев, удмурт повторял чью-то известную присказку. Другого признания купец в тот момент от него не добился, а потом рутина дел завертела его в своем круговороте, и стало не до чужих откровений. И лишь теперь, провожая глазами расходящиеся в разные стороны ратные силы, Захарий вспомнил слова ветлужского десятника.
«Сила, говоришь, в правде… Так-то оно так, — мысленно произнес купец, сворачивая на торную тропу вслед за своим воинством. — Но правда у каждого своя. А чтобы она стала силой… нужно за нее не бояться сунуть голову в пасть медведю, да еще и выжить после этого. Однако вы пока лишь первое деяние совершили, а о втором даже не задумались…»
Глава 14
Новгородский ответ
Бросив остатки обглоданных костей в костер, Свара благодарно посмотрел на охотившегося днем Пычея и сыто рыгнул, потянувшись вытереть сальные руки о волосы. Ну не о верхнюю же одежду их вытирать! Потом не отстираешь… Протянутый же Тимкой рушник вызвал у него досаду: мало того что испортил кусок холстины, так еще умудряется его везде таскать за собой в заплечном мешке, будто больше носить там нечего. Один доспех весит в пятую часть этого недоросля, а ведь еще припасы есть… Однако тряпку взял и даже благодарно кивнул: когда еще в мыльню попадешь, а волос на каждую трапезу не напасешься.
Бросив взгляд на остальную ребятню, Свара поморщился, подумав, что дети есть дети и ничем этого факта не исправишь. Нашли чем заняться — деревянное ружье выстругивать! Может быть, глава воинской школы и испытывал бы пиетет к «священному» оружию удмуртов, но Иван в свое время досконально объяснил ему, что оно собой представляет, и даже дал возможность ощупать его до самого последнего… Как там его? А, винтика! Так вот, трое пацанов во главе с Прошкой уже вовсю чернили стволы углем и углубляли в них отверстия. И дела им нет, что перепачкаются! Еще бы в деревянные куклы играли, которые Фаддей иногда мастерит окрестным детишкам! Чтоб еще раз взять этих олухов в поход! А ну их… Хорошо хоть, что Мстиша в этом не участвует. Но ему, наверное, Тимка ружье показывал, а то и сам отец.
— Мыслишь, Завидка, что дома родня тебя защитит? — Свара отвлекся от созерцания детского развлечения и продолжил начатый недавно разговор, прерванный на некоторое время жареной зайчатиной. Большинство ратников уже закончили вечернюю трапезу и теперь укладывались спать вокруг соседнего костра, либо заступили в дозор. А мелюзга, не занятая игрушками, хлопала осовелыми глазами и упорно не хотела идти на боковую, продолжая греть свои уши около главы воинской школы и молодого новгородца. Вообще с последним все складывалось довольно-таки странно. Во-первых, Свара никак не мог понять, почему тот вмешался в разбойные дела своих земляков и фактически спас Переяславку от разгрома. Этих недорослей стало жалко, как он сам вещает? Что-то сомнительно, хотя к этим «воякам» вполне можно проникнуться сочувствием. Им бы еще титьку у мамки пару лет пососать, а они доспехи на себя напялили и по холодному лесу шастают… И все-таки как можно успеть за неполный день общения с ними так сблизиться, чтобы положить на кон свою судьбу, а то и жизнь? А может, он тайный подсыл от других купеческих сил Новгорода? Мало ли какие дела на Ветлуге у его отца! Да нет, вряд ли… В такую передрягу по своей воле не захочешь влезать, да и чересчур молод он для таких дел. Шестнадцать или семнадцать годков ему?
Тем временем новгородец немного помялся, обдумывая слова Свары, и решительно выдал, не обращая внимания на усмешку своего собеседника:
— Наш род не самый захудалый в Великом граде, а отец мой золотой пояс носит! Кто нас посмеет тронуть? Мигом Якуна в бараний рог скрутим! — После такой выспреной речи, которой вторил костер, разбрызгивающий веселые искры в стороны рассевшихся вокруг него людей, Завидка немного обмяк и признался: — Хоть и неважно в последнее время у нас с гостьбой,[121] но силой бранной мы еще не оскудели.
— Любая сила напрямую черпается от доходов торговых, — несогласно мотнул головой Свара, припоминая, что в молодые годы тоже не испытывал сомнений в своем великом будущем. — Да и что ты купцу предъявишь? Стрелу, неведомо откуда прилетевшую? Нож от татей залетных, коих он когда-нибудь тайком наймет и на тебя натравит? Так Якун в ответ тебе гирьку припомнит и видоков к этому несколько десятков призовет. И будет в своем праве! И на чью сторону посадник княжеский встанет, как думаешь?
— Так я же вас и спасал! — запальчиво выкрикнул Завид, возражая уже лишь из-за противоречивых чувств, раздирающих его юную душу. — А ты мне доказываешь, что я не прав!
— Прав, не прав… Какая разница посаднику, коли это новгородских дел напрямую не касается? Выгоды у него с вашего раздора никакой, так что совать свою голову между жерновами ваших родов ему вовсе не резон. Лишь бы замятня между концами и улицами не учинилась, а до иного ему и дела нет.
— Это почему? Если рассудит по правде, то его чести это лишь на пользу!
— Ох, Завидка, путаешь ты справедливость и эту самую Русскую Правду, сиречь покон Ярослава и детей его! — задумался Свара, припоминая все разговоры, которые в его присутствии вели воевода и полусотник. — По этой правде любую обиду, учиненную нам, можно вовсе за пустое место считать. Отчего так? Понеже мы для вас не наемные варяги и даже не колбяги,[122] кои в сих грамотках прописаны, а просто чужаки, которые живут по иному покону! А ты причинил обиду новгородскому вятшему боярину! Вдумайся! И очнувшись, он тебя не прикончил лишь из-за твоего отца и других мужей вашего рода! Да-да, именно из-за боязни навлечь их гнев на себя и своих родичей! Они ведь за твою жизнь кровью спросят и не посмотрят на все писанные князьями законы! Понял? Так что прими не самый глупый совет: пусть батюшка твой обиженному купцу такую виру заплатит, дабы он про свою месть забыл бы во веки веков!
— Этот не забудет… — Молодой новгородец удрученно покачал головой. — Он хоть со Славенского конца, но род свой ведет от свеев.[123] У него и имя от тех же корней: Акун, или Хакон, высокорожденный. А они зело памятливые на такие дела…
— А почему один из концов Новгорода Славенским зовется? — вмешался Тимка, сонливость которого после возобновления разговора сдуло в один миг. — Ведь и на других концах славяне живут?
— Что за славяне? — искренне удивился Завидка, недоуменно подняв брови. — Не ведаю про таких. Или ты словен так называешь?
— Как это не ведаешь?! — стал возмущенно озираться по сторонам Тимка, не встречая поддержки. — А кривичи? А поляне в Киеве? А древляне, дреговичи? А уличи и вятичи? Это что, по-твоему, не славяне? У них другой язык?
— Не понимаю, о чем ты речь свою ведешь… — поморщился Завид, больше обеспокоенный подтверждением со стороны старшего из присутствующих ветлужцев, что нажил себе долгосрочные проблемы из-за своего вспыльчивого характера. — Это все разные племена, хоть многие из них от одного корня идут. Но не все! А словенский язык… — новгородец покосился на Свару и на встрепенувшихся мальчишек. — Если есть желание и в сон не клонит, то могу и рассказать, от кого он идет, а заодно и про становление города нашего.
Бурная радость молодого поколения и снисходительные кивки двух старших воев заставили Завида немного приосаниться, дабы хоть немного соответствовать образу степенного мужа:
— Кхм… рассказывать буду, как батюшка заповедовал… вот. После потопа трое сыновей Ноя — Сим, Xaм и Афет — разделили всю землю. Симу достались страны на восходе, Хаму — на полудне, а Афет принял запад и полунощные страны. Но был в то время един народ и един язык. Однако умножились люди на земле и замыслили они создать столп до неба рядом с городом Вавилоном. Строили его сорок лет и никак завершить не могли. Посмотрел Господь Бог на сии деяния, рассердился и смешал народы и языки, разделив на семь десятков и еще два, а потом рассеял их по всей земле. От сыновей Афета пошли норики, иже суть словене, и разошелся язык их по разным племенам.
