Цена империи. Выбор пути - Игорь Аркадьевич Черепнев
Если пропустить таблицы и формулы, достойные академической статьи, и перейти к выводам, то каждая строчка не говорила, она просто вопила о том, что эти бедные девочки не живут, они – выживают. Прочитав сей документ, мама изволила его прокомментировать, причем с частичным использованием некоторых немецких идиом и в частности: «Schweine, Saukerle, Diebe»[9].
– Ты сама знаешь, Олюшка,– продолжил папа, нежно поглаживая ее руку, – что мы воспитывали наших детей в разумной строгости, дабы они не привыкали к роскоши. Но они никогда не голодали. А смолянкам приходится иной раз вступать в рукопашную ради горбушки хлеба или грызть мел, жевать бумагу, дабы ослабить муки голода. Конечно, это не касается отдельных особ, подобных этой Долгорукой, – при этом на его лице появилось выражение отвращения, – которая поедала специально присланные кушанья в кабинете директрисы. Я понимаю, что можно и нужно лишать лакомств за излишние проказы, но что творится за стенами сего института, это просто…
Далее последовало несколько соленых словечек. Немного успокоившись, он продолжил:
– А что творится с обучением и досугом… Где балы и театральные постановки с приглашением кадетов? Это просто дикая смесь из тюрьмы и монастыря. Мне кажется, дорогая, что моя прабабушка Екатерина, случись сие непотребство в ее правление, быстро бы отправила виновников в Сибирь или напрямую к палачу. Я не обвиняю в этом нынешнюю директрису, но скорее всего кто-то изрядно набивает свои карманы за ее спиной, а заодно калечит бедных девочек. Я прошу тебя, Олюшка, наведи там порядок, ибо даже в солдатской казарме больше воли, чем в Смольном. А дабы помочь очистить сии авгиевы конюшни, я выделю под твое начало несколько офицеров с весьма широкими полномочиями.
Решительности и требовательности моей мама было не занимать, и через полгода в Смольном институте появилась масса вакансий, в основном на административные и хозяйственные должности… Все эти воспоминания промелькнули подобно молнии, и я вернулся к реальности, когда контр-адмирал Епанчин предложил нам присесть, и разговор продолжился.
– Итак, господа гардемарины, сегодня нас удостоила своим посещением ее превосходительство и кавалерственная дама Ольга Александровна Томилова, коя возглавляет Институт благородных девиц. Я прошу вас с вниманием отнестись к ее пожеланиям, тем паче что я их вполне одобряю и поддерживаю.
Пожеланий было множество. Пришлось взять блокнотик и все записывать. Не люблю я писать этими чертовыми приспособлениями для карябанья бумаги, потому пользовался обычным карандашом, что носил с собой практически постоянно. Типа завел себе блокнот для поэтического творчества, заодно с пишущим стержнем в комплекте. Хорошо, что этот предмет не стал, простите за тавтологию, предметом насмешек гардемаринов, хотя бы потому, что в него было удобно зарисовывать и некоторые детали корабельной оснастки, хотя я и историк, но всех деталей парусного вооружения просто знать не мог, не имел возможности такой. А тут пришлось очень многое выучить, понять. А у меня такой тип восприятия – мне бы картинку с текстом, а дальше уж как-нибудь разберусь. Ну, и практика, только все равно результаты заносил в блокнотик. А теперь в нем оказались и пожелания кавалерственной дамы… ох уж ееее… стоит женщину наградить орденом, как она становится маршалом, генералам и адмиралам сразу начинает мозги крутить!
Хочешь не хочешь, а трудиться все-таки придется! За работу, Сандро, за работу!.
Глава вторая
О чувствах к прекрасному
Прекрасное только то, что мы видим издалека. Не приближайтесь к прекрасному.
Александр Вампилов
Санкт-Петербург, Морской кадетский корпус
17 февраля 1884 года
Великий князь Александр Михайлович (Сандро)
После коротких уточнений и согласований наша троица и еще несколько гардемаринов стали регулярно посещать репетиции театра, возобновившего свою работу после многих десятилетий простоя и забвения. Первый же визит и первая репетиция подарили мне нелегкое испытание. Одна из воспитанниц, княжна Ольга Владимировна Оболенская, чей род, если спуститься до основ, имеет прямое отношение к Рюриковичам, лишь только бросив на меня первый взгляд, сразила душу стрелой Гименея. А точнее – две души одновременно. Ну ладно, Сандро, еще юноша, но и сущность старого академика попала под действие чар Ольги. Признаюсь честно, что в 1987 году, будучи в весьма почтенном возрасте, я в первый раз посмотрел фильм «Гардемарины, вперед!» и пропал. Шестидесятилетний пенек переместился первый раз в прошлое. Конечно, как историк и циник ржал над историческими ляпами этого кино, но что-то во мне зашевелилось… влюбился? В кого? В актрису Ольгу Машную, сыгравшую роль Софьи Зотовой? Конечно, она миленькая, но поразила меня Татьяна Лютаева, игравшая роль Анастасии Ягужинской.
Ну как влюбился, нет, конечно, но вот было что-то в ней такое, что заставляло сердце замереть. И даже не внешняя схожесть с моей первой женой, такой же типаж, да, лицом схожи, а вот во взгляде… говорите, это актерская игра? Может быть, но нет-нет да и проскочит что-то такое, родное… Цветы? Письма со стихами? Романтичная хрень малолетних придурков? Нет, таким я не страдал, у меня тогда старость начиналась, а не маразм! Говорят, что сердцу не прикажешь! Врут! И лучшее лекарство от любви с первого взгляда посмотреть этот фильм еще раз. В общем, после шестого просмотра сердце окончательно успокоилось. Не знаю, что это: причуды природы или шутки фортуны, но Олечка Оболенская была очень похожей на Танюшу…
Нет, не ее точная копия, но… чертовски похожа! А этот взгляд с поволокой! Пышные, чуть кудрявые волосы, лебединая шея, чувственные губы… Когда по закону пьесы мне приходилось касаться ее руки губами, естественно под строжайшим надзором нескольких секьюрити из числа классных дам и иных церберов в женских платьях, то флюиды, излучаемые Ольгой, просто сводили меня с ума, тем паче что мне всучили роль гардемарина Алексея Корсака. Я хотел вообще остаться за сценой, пусть другие играют, не люблю я фиглярства, но из-за Ольги… И черт его знает, что это такое? Гормоны молодые бушуют? Или старика пробила ностальгия? В общем, я не попал, я – пропал…
Почему я решил, что Олечка, по всей видимости, также была ко мне неравнодушна? Сам себе напридумывал,