1941. Друид. Второй шанс - Руслан Ряфатевич Агишев
— Пока горит священное пламя, мы будем ждать, — добавил парень, глядя на затухающее пламя. Как раз занялась последняя осиновая чурка, став громко потрескивать в огне. — Он обязательно придет.
Власик, скрипнув зубами, поднял ворот шинели. Что-то ему мало верилось, что кто-то еще вернется. К вечеру мороз стал усиливаться и лазить по лесу сейчас было бы настоящим самоубийством.
Он встал и пару раз притопнул. Ноги и в валенках мерзли. По опыту знал, скоро пальцы потеряют чувствительность.
— Все, хватит! — решительно рубанул он рукой воздух. — Дава…
Внезапно за их спинами раздался отчетливый хруст снега. Кто-то, похоже, быстро пробирался через лес, совсем не стараясь спрятаться. Чужой бы так ни за что не сделал. Свой, значит.
Все, словно по команде, повернулись в ту сторону. Тишина стала совсем оглушающей.
Хруст снега становился все громче и громче. Наконец, из темноты появилась огромная горбатая фигура, через мгновение превратившаяся в обычного человека с ношей на плечах.
— Я успел, учитель! — снова послышался хриплый голос с неуловимым кавказским акцентом. — Священный огонь ещё горит… А это мой дар духам Живого Леса.
Скинул свою ношу прямо к костра, а она тут же отозвалась глухим недовольным бормотанием.
— Яша? Ты? — встрепенулся Власик, к своему дикому удивлению узнав в бойце Якова Джугашвили, сына самого товарища Сталина. А они ведь в том числе и за ним прилетели. — Яша…
Бросился к нему, крепко обнимая. Ведь, Якова с самого младенчества знал. Считай, на его руках вырос. Нянчился с ним, споли вытирал, задницу подтирал.
— Яша, ты живой, живой. Чертяка, мы же тебя уже похоронили! — никак не мог успокоиться Власик. Он же день и ночью, двадцать четыре часа в сутки, находился рядом с его отцом, и видел, как тот переживал плен сына. — Понимаешь это⁈
Тот тоже его обнял, хлопая по спине.
— Подожди, дядя Коля. Поговорим еще. Мне сейчас этого гада показать нужно, — Яков пнул немецкую тушу. — Вильгельма Кубе, гауляйтера всей Белорусии, приволок.
У Власика аж язык отнялся от такого. Он быстро нагнулся к телу и стал его тормошить, освобождая от веревок. Перевернул и стал вглядываться в лицо.
— Имя? Звание? Ну? — каждый вопрос сопровождал сильным тычком. — Быстро⁈
Из нагрудного кармана пленного вытащил небольшую офицерскую книжку.
— Мать вашу, точно Кубе! — чуть не задохнулся Власик. — Сам Вильгельм Кубе! Доверенное лицо Гитлера! Яша ты взял самого Кубе! Знаешь, что теперь будет⁈ Мы же его, как обезьянку будем всем дипломатам показывать? Да Гитлера кондратий в своем бункере хватит! Ха-ха-ха!
[1]В 1942 году в Минске в местечке Яма было расстреляно и закопано живьем более 3-х тысяч человек. Когда закапывали кричащих детей, гаулейтер Кубе подходил к траншее и бросал им конфеты.
Глава 25
* * *
Оперативная сводка СовИнформБюро от 12 мая 1942 г.
«… С пролетарской яростью сражаются с врагом бойцы партизанского отряда „Имени маршала Советского Союза С. М. Буденнова“. Только за неделю боев партизанами уничтожено и повреждено 5 немецких танков, 14 автомашин с войсками и грузами, 3 автоцистерны с горючим, 31 повозка с боеприпасами и войсками, 19 орудий, 9 зенитно-пулеметных точек, 16 минометов, взорвано 6 складов с боеприпасами, разрушено 4 железнодорожных моста, рассеяно и частично уничтожено до двух полков пехоты противника. За грамотное руководство подразделением и личную храбрость в бою командир партизанского отряда „Имени маршала Советского Союза С. М. Буденова“ награждается высоким званием героя Советского Союза…».
* * *
Газета Вашингтон пост за 24 мая 1942 г.
Специальный репортаж репортера Майкла Рида с Красной площади столицы Советского Союза.
'… Никогда еще в новейшей истории не случалось такого. В самый разгар кровопролитнейших сражений воюющая сторона по улицам своей столицы проводит шествие плененных солдат и офицеров противника. Ровно в десять часов утра огромная колонна пленных из более чем сорока тысяч человек начала свое движение, растянувшись почти на десять километров. Хвост колоны еще находился в начале своего движения, а голова уже маршировала по Красной площади.
Это было поразительное зрелище, от которого захватывал дух и по всему телу бежали мурашки. Огромная площадь, залитая ярким майским солнцем, была заполненная многотысячной толпой людей. Застывшие в молчании, с стиснутыми кулаками и сжатыми губами, они внимательно следили за шагающими мимо них немцами. Не было слышно ни проклятий, ни ругательств, ни гневных выкриков. Звучал лишь мерный, словно отсчитывающий последний срок, топот сапог, отчего становилось еще более жутко.
Я стоял в самой близи от святыни Советского государства — мавзолея с первым руководителем страны В. И. Лениным — и прекрасно видел растерянные лица немцев. Простые рядовые стрелки и гренадеры, унтер офицеры и штабные офицеры, полковники и генералы, явно не понимали, как это все произошло. Они не верили, что оказались на Красной площади в качестве пленных, а не победителей. Ведь, еще месяц назад их моторизованные части стояли в каких-то тридцати — сорока километрах от этого места. Через свои бинокли они видели купола московских церквей и уже решали, в каких исторических зданиях будут зимовать.
Однако самое главное произошло в самом конце, когда поток пленных иссяк и на площади не осталось ни одного немецкого солдата. В этот самый послышалось тарахтение двигатели, и из-за храма Василия Блаженного показался самый обычный грузовик. Признаться, я с большим интересом следил за ним, гадая, что там могло оказаться. И первое, что мне приходило на ум, были, взятые у противника, трофеи или какие-то ценности. Когда же автомобиль приблизился, то я сразу же осознал свою ошибку.
На открытом всем взорам кузове располагалась высокая железная клетка с сидевшим там человеком, одетым в китель генерала войск СС. Это был, как доносилось из громкоговорителя, руководитель оккупационной администрации Генерального округа Белоруссия, Вильгельм Пауль Кубе, лично ответственный за гибель примерно сорока тысяч советских граждан. Именно он отдавал приказы закапывать живыми еврейских детей, сжигать в печах крематориев их родителей. Одетый в грязный мятый мундир с железным крестом у ворота, Вильгельм Кубе совсем не походил на того грозного и всемогущего гауляйтера оккупационной администрации, который заставлял дрожать только от одного своего взгляда. В его глазах плескался страх, тряслись губы. Вся скрюченная поза говорила о его шоке от всего происходящего.
Идея провести на самой главной площади страны шествие пленных и одного из высших партийных и военных чинов Германского Рейха представляется гениальной идей советского
