Пьер Бордаж - Ангел бездны
Они поужинали на палубе старого рыболовного судна, превращенного в ресторан. Пиб удивился, как широк Дунай – несколько сотен метров. Из грузовика река казалась ему тонкой голубой лентой, которую можно преодолеть одним прыжком. Он не верил, совсем не верил, что сумеет переплыть Дунай силой только своих рук и ног. Сила течения была такова, что для пловца его уровня противоположный берег был недостижим. С моста, который брали штурмом бесчисленные грузовики, доносился постоянный грохот.
– Вы понимаете французский или английский? – спросила Стеф болгарского официанта, худого паренька лет пятнадцати.
– Французский. Немного.
– Знаете, где можно пересечь реку на лодке?
Официант наморщил лоб, словно пытаясь уловить суть вопроса, потом, наклонившись к Пибу и Стеф, еле слышно прошептал:
– Лодка, да, полночь, другой берег, легионеры нет, ага, совсем нет легионеры, понятно?
– Где?
– Прийти полночь, место Зелев. Место Зелев, понятно? Пять километров отсюда, вон там.
Он вытянул руку по направлению к правой части реки.
– Сколько?
– Сто евро. Каждый. Сто евро. Идет?
– Идет. В Румынии можно найти машину?
Он пожал плечами, явно не понимая вопроса, тогда она жестами показала, будто крутит руль.
– Да, да, там есть, грузовик, грузовик.
Договор был скреплен улыбкой, официант принял заказ – одно меню для всех, рыба, рис, белое вино – и исчез на лестнице, ведущей внутрь судна.
– Кто знает, что на уме у этого парня, – проворчал Пиб. – Надеюсь, он не донесет на нас в легион.
– Вряд ли. Он бы потребовал заплатить вперед.
Они увидели, как через несколько минут официант вновь появился на палубе, сбежал по трапу на улицу и помчался по направлению к центру города. Обслужил их толстый усатый мужчина, который не произнес ни единого слова и не сделал даже попытки улыбнуться. В десять вечера, после сытного ужина со скверным белым вином, они двинулись в путь по темному берегу Дуная.
30
Туманная ночь словно приглашала к дерзкой вылазке. Уже в метре ничего не было видно. Инфракрасный бинокль и другие приборы ночного видения давно вышли из строя. Технологическое противостояние первых лет выродилось в классическую войну на старый манер, войну людей, восстановившую в правах стратегию и доблесть, сердце и яйца. Противовоздушная оборона с использованием ракет отбила охоту летать над линией фронта у самолетов и вертолетов обеих армий, принудив их заняться презренным делом – бомбардировкой гражданских территорий. Глубина траншей исключала применение танков и других боевых машин. Оставалась только пехота. Два больших прорыва в самом начале войны – сокрушительное наступление исламистской армии, пронзившее, словно пикой, юго-восток Европы, ужасающая контратака легионов архангела Михаила, отбросившая захватчиков на другую сторону Босфора, – завершились позиционной войной, когда продвинуться на километр означало совершить подвиг.
Он грезил о героических битвах, когда в возрасте пятнадцати лет добровольцем вступил в армию, но выпали ему на долю лишь омерзительные траншейные баталии. Он, впрочем, сумел и тут отличиться, проявив храбрость, граничащую с безрассудством. Четырежды раненный и повышенный в звании до капитана – нынешнее начало – в девятнадцать лет, он стал затем командиром второго пехотного полка легиона «Медведь», европейской воинской части, которая покрыла себя бессмертной славой. Генеральный штаб поручил ему любой ценой удерживать траншею Сент-Андре, самый близкий к позициям врага европейский участок Восточного фронта, в нескольких километрах от Украины.
Удерживать было не слишком трудно. Усамы с мушиным упорством волна за волной беспрестанно накатывались на траншею, попадая под заградительный огонь пулеметов. Следовало признать, что эти люди обладали таким качеством, как самопожертвование. Время от времени им удавалось прорваться сквозь ливень пуль, и тогда они проходили межу Сен-Шарль, приближались к главной траншее, овладевали каким-нибудь ее участком, который нужно было отбирать обратно любой ценой – пусть даже это стоило нескольких тысяч жизней.
Он жаждал продолжать наступление вплоть до вражеских окопов, отвоевать несколько километров, что могло бы прославить его как одного из великих стратегов своего времени, но генеральный штаб в Пиатре, трусливые и одновременно хитрые престолы[9] категорически ему это запретили: мол, слишком быстрый и глубокий прорыв отрежет второй пехотный полк от основной части войск, приведет к гибели множества солдат, разорвет цепь обороны, поставит под угрозу весь Восточный фронт. Эффект домино, старик, эффект домино. В общем, генеральный штаб приказал ему ограничить свои амбиции защитой траншеи Сент-Андре.
Несмотря ни на что, он был убежден, что вражеские линии следует прорывать при первой возможности, сеять панику на украинских равнинах, а затем отступать на свои позиции. Подобная атака позволила бы оценить глубину и эффективность оборонительных порядков армии противника – быть может, нанести решающий удар по ее моральному духу. Как все экзальтированные фанатики, усамы плохо переносили поражения. Кроме того, его солдаты хотя бы на время избавились от созерцания привычного пейзажа: этой черной грязи, стоячей воды в воронках, мешков с песком, груды камней, полусгнивших кольев, колючей проволоки. Они бы на мгновение забыли об ордах крыс и ледяной влажности, пробиравшей до самых костей. Важные шишки в Пиатре, засевшие в комфортабельном бункере архангела Михаила, не отдавали себе отчета в том, что инертность и бездействие неизбежно сводят с ума вязнущих в грязной жиже пехотинцев. Однажды он побывал в Пиатре – по случаю официального повышения в чин капитана, или начала, – и до сих пор не мог оправиться от увиденного. Двое суток он провел в неслыханной роскоши, оскорбительной в сравнении с условиями жизни солдат на фронте, спал на шелковых простынях, поглощал изысканные блюда, пил лучшие вина – шампанское и бордо, курил сигары, привезенные с Кубы, знакомился с поразительными достижениями технологии, пользовался информационными системами со спутниковой связью, осматривал во всех деталях вражеские траншеи – хотя со своего командного пункта не видел их никогда, смотрел в режиме реального времени репортажи о событиях на других континентах, срал на позолоченном унитазе, обнимал юную нежную румынку, которую ему любезно подложили в постель, в общем, вернулся на фронт, лоснящийся словно гусь, напомаженный как курица, в новом звании и с соответствующей суммой денег, и от всего этого тошнило хуже, чем при тяжелом похмелье. Он не удостоился чести выслушать личные поздравления главнокомандующего и пожать ему руку, поскольку архангел Михаил проводил в это время чрезвычайно важную видеоконференцию с руководителями европейских стран.
Разве могли эти проклятые престолы европейского легиона понять, чем живут его солдаты? Да и к чему было этим людям ломать удобную для них и жуткую для солдат рутину? В глубине души они вполне были довольны сложившимся статус-кво. Пока продолжается война, они могут наслаждаться бесстыдной, позорной роскошью. Вот почему они использовали ГМС, генетически модифицированных солдат, только для поддержания порядка на европейских территориях. А ведь один из престолов в состоянии сильного подпития, стоя перед столиком с целой батареей бутылок, нахваливал ему необыкновенные достоинства этих бойцов нового типа, которые превосходят обычных людей по всем параметрам. По-ра-зи-тель-ные, дорогуша, просто поразительные! Архангел Михаил уже давно запретил все науки, повинные в распространении атеизма, но сохранил некоторые для личного пользования – такие, как электроника и биотехнология. Похоже, великий человек не вполне доверял Богу, поскольку чудесами этими распоряжался сам, не допуская никого к процессу создания своих архангельских когорт.
– Сначала получались настоящие чудовища, – добавил престол, которому алкоголь окончательно развязал язык. – Если вас это интересует, могу показать цифровые архивы, они весят не больше земляного ореха.
Это его не интересовало: такие благородные качества, как мужество, решимость, упорство, ловкость, сообразительность, имели ценность – в отличие от фокусов биотехнологии и пьянства старших офицеров. Равным образом он не хотел бы командовать созданиями, вышедшими из военных лабораторий.
– Вы сумели найти добровольцев для этих экспериментов? – спросил он престола.
– Их оказалось даже больше, чем нужно, – ответил его высокочтимый собеседник. – Кто не мечтал превратиться по мановению волшебной палочки в суперчеловека?
– Вы и я.
Престол посмотрел на него мутным, слегка подозрительным взглядом, а затем расхохотался.
– Вы правы, капитан, я ни за какие блага мира не согласился бы, чтобы мне имплантировали экзогены. Что вы хотите, я вполне удовлетворен тем, что есть у меня самого!
