Пьер Бордаж - Ангел бездны
Старик раздавил окурок в пепельнице и, допив водку из стакана, закурил следующую сигарету. Малыши в лохмотьях подобрались ближе к террасе, чтобы получше разглядеть людей, говоривших на языке, которого они не понимали.
– Вы правы: все существует лишь в данный миг. Старый пустомеля, девушка со странными речами, изголодавшийся подросток на террасе кафешки, гнилое время, разрушенный город, умирающие с голоду дети, война двух цивилизаций, лежащий в развалинах мир… Вы куда направитесь потом? Есть у вас цель, цель жизни?
Стеф поигрывала связкой ключей, среди которых был плоский – от грузовика, и несколько более толстых – наверное, от фермы поляка.
– Ветер несет нас к Румынии, к восточным Карпатам.
– Трансильвания? Вотчина архангела Михаила. Неудивительно, что он засел в краю вампиров – большего кровопийцы не было во всей человеческой истории. Я побывал там в самом начале войны. Взял интервью в его первом логове в Гёргё. Думаю, меня за всю жизнь столько не обыскивали. Его охранники прощупали меня от макушки до пяток. Я не смог бы пронести даже микроб в слюне или в крови. Добраться до него будет нелегко.
– Никто не говорил, будто мы хотим добраться до архангела Михаила.
Старик встал, покачнулся, но устоял, опершись ладонями о стол. От его куртки и брезентовых штанов разило отвратительным запахом жира, рвоты и мочи. Покопавшись в своих многочисленных карманах, он вынул несколько монет и тщательно разложил их на бугристой поверхности металлического стола.
– Надеюсь, вам есть чем заплатить, потому что у меня, говоря по чести, нет денег, чтобы угостить вас. Удачи вам в вашем предприятии. И если вы увидите архангела Михаила в Трансильвании, не забудьте всадить ему от меня пулю или клинок в задницу. Ну, как вам понравилось мясо мускусной крысы? Недурно, правда…
Ближе к вечеру они подъехали к берегу Дуная, величественной реки, которая служит границей между Болгарией и Румынией. Они ехали по широким дорогам в прекрасном состоянии, что было особенно заметно после горного массива Стара Планина. К городу Плевен они двигались в середине колонны военных и гражданских грузовиков. Они намеревались свернуть на северо-запад к румынскому городу Крайова, но магистраль на Рузу и Будапешт оставалась, согласно указателям на нескольких языках, единственной действующей в этом регионе трассой. Бензином они заправились между Плевеном и Рузой – двести евро за двадцать литров, и грузовик, несмотря на все более усиливающийся скрежет, продолжал неспешно трюхать вперед.
– Ты сказала старику, что нас несет ветер, – бросил Пиб. – Но ведь это же мы решили пробираться в Карпаты.
Он едва не произнес ты, но в последний момент передумал. В конце концов, никто не принуждал его сопровождать Стеф к восточным окраинам Европы.
– Мы просто высказали пожелание, – ответила Стеф. – За день набирается несколько десятков пожеланий. Не все они исполняются.
– Пристрелить архангела Михаила – это тоже пожелание?
– Никто не говорил тебе, что мы собираемся убить архангела Михаила.
– Разве не ты рассказывала об этом усамам на корабле?
– Я об этом рассказывала или ты это услышал? Я говорила лишь о том, что хочу удостовериться в существовании призрака.
– Ладно, пусть так, но если мы действительно доберемся до него, что произойдет?
– Мы узнаем, оказались ли мы в хорошем месте в хорошее время.
Небо вдали расчистилось, и Дунай обрел великолепный цвет ляпис-лазури. Пиб опустил стекло со своей стороны кабины, чтобы вдохнуть воздух, согретый последними лучами заходящего солнца. Они едва ползли с того момента, как въехали в предместья Рузы. Пробка тянулась до металлического моста, пилоны и распорки которого были видны издалека. Над городом возвышался лес труб, которые изрыгали клубы серого и черного дыма, образуя темное марево. Движение, становившееся все более интенсивным после Плевена, создавало сильный контраст с пустынными албанскими и македонскими землями. Грузовики, прибывшие из Греции и с Балкан, лавировали, чтобы быстрее пробиться к единственному мосту через Дунай.
– Придется нам бросить машину, – прошептала Стеф. – И реку надо пересечь в другом месте.
– Почему?
Она указала подбородком на сторожевой пост и заграждения перед въездом на мост. Легионеры тщательно обыскивали кузова и кабины грузовиков.
– Первый круг охраны архангела Михаила, – добавила она. – У нас нет документов на грузовик. Они не станут рисковать. Арестуют нас, подвергнут допросу, бросят в тюрьму, откуда мы не выйдем. Лучше попытать счастья в другом месте.
– Вплавь?
– Если будет нужно…
Не тратя лишних слов, она остановила грузовик на обочине и выключила зажигание. Перед тем как выйти из кабины, Пиб машинально нащупал пистолет во внутреннем кармане куртки. Водитель следующего за ними грузовика высунулся в окно и выкрикнул что-то похабное по адресу Стеф – не нужно было знать его язык, чтобы понять. Вытаращив глаза, задыхаясь и делая непристойные жесты, он в конце концов все же подал вперед машину и занял опустевшее место.
Они направились в центр Рузы, пройдя пешком три или четыре километра по индустриальной зоне, окружавшей город. Руза была не только вотчиной военно-промышленного комплекса – серебристые пики и крылья украшали фасады большинства заводов, – но и речным портом, отстроенным с иголочки после того, как исламистские бомбардировщики полностью разрушили старый порт. Город был лишен индивидуальности: его возводили в чисто практических целях. Череда прямых улиц, небольшие белые строения, ничем не отличающиеся друг от друга, несколько цветочных клумб, призванных оживить пейзаж, выстроенные рядами грузовики, похожие на стадо животных, пришедших на водопой, автомобили с чихающим мотором и ржавым кузовом, люди в цветастой одежде перед полупустыми витринами, общее впечатление искусственного города.
Они поужинали на палубе старого рыболовного судна, превращенного в ресторан. Пиб удивился, как широк Дунай – несколько сотен метров. Из грузовика река казалась ему тонкой голубой лентой, которую можно преодолеть одним прыжком. Он не верил, совсем не верил, что сумеет переплыть Дунай силой только своих рук и ног. Сила течения была такова, что для пловца его уровня противоположный берег был недостижим. С моста, который брали штурмом бесчисленные грузовики, доносился постоянный грохот.
– Вы понимаете французский или английский? – спросила Стеф болгарского официанта, худого паренька лет пятнадцати.
– Французский. Немного.
– Знаете, где можно пересечь реку на лодке?
Официант наморщил лоб, словно пытаясь уловить суть вопроса, потом, наклонившись к Пибу и Стеф, еле слышно прошептал:
– Лодка, да, полночь, другой берег, легионеры нет, ага, совсем нет легионеры, понятно?
– Где?
– Прийти полночь, место Зелев. Место Зелев, понятно? Пять километров отсюда, вон там.
Он вытянул руку по направлению к правой части реки.
– Сколько?
– Сто евро. Каждый. Сто евро. Идет?
– Идет. В Румынии можно найти машину?
Он пожал плечами, явно не понимая вопроса, тогда она жестами показала, будто крутит руль.
– Да, да, там есть, грузовик, грузовик.
Договор был скреплен улыбкой, официант принял заказ – одно меню для всех, рыба, рис, белое вино – и исчез на лестнице, ведущей внутрь судна.
– Кто знает, что на уме у этого парня, – проворчал Пиб. – Надеюсь, он не донесет на нас в легион.
– Вряд ли. Он бы потребовал заплатить вперед.
Они увидели, как через несколько минут официант вновь появился на палубе, сбежал по трапу на улицу и помчался по направлению к центру города. Обслужил их толстый усатый мужчина, который не произнес ни единого слова и не сделал даже попытки улыбнуться. В десять вечера, после сытного ужина со скверным белым вином, они двинулись в путь по темному берегу Дуная.
30
Туманная ночь словно приглашала к дерзкой вылазке. Уже в метре ничего не было видно. Инфракрасный бинокль и другие приборы ночного видения давно вышли из строя. Технологическое противостояние первых лет выродилось в классическую войну на старый манер, войну людей, восстановившую в правах стратегию и доблесть, сердце и яйца. Противовоздушная оборона с использованием ракет отбила охоту летать над линией фронта у самолетов и вертолетов обеих армий, принудив их заняться презренным делом – бомбардировкой гражданских территорий. Глубина траншей исключала применение танков и других боевых машин. Оставалась только пехота. Два больших прорыва в самом начале войны – сокрушительное наступление исламистской армии, пронзившее, словно пикой, юго-восток Европы, ужасающая контратака легионов архангела Михаила, отбросившая захватчиков на другую сторону Босфора, – завершились позиционной войной, когда продвинуться на километр означало совершить подвиг.
