Владислав Конюшевский - Попытка возврата – 3
Сталин, после нашего вопля, шутливо прикрыл себе ухо ладонью и, посмеиваясь, укорил:
– Совсем оглушили – после чего, положив трубку на стол, и направив палец в нашу сторону, продолжил – Добавлю, что ваша операция по поимке Вельдберга, будет достойно оценена. Но не здесь, а в Кремле. И еще – по поводу найденного золота, хочу сказать, что нами принято решение о награждении вас ценными подарками. Какими – сейчас сообщать не стану: пусть это будет сюрприз, о котором вы тоже узнаете в Москве. Поэтому – готовьтесь товарищи, завтра вы вылетаете в столицу нашей Родины. Товарищ Гусев, займитесь подготовкой бойцов, к встрече со столицей. И на этот раз – без всякой секретности. Пусть люди наденут все свои награды и заслуженные погоны.
– Разрешите выполнять?
– Выполняйте и... – готовая следовать за Серегой пятерка застыла на месте, опять довернувшись к Верховному – Я хочу сказать, что очень рад личному знакомству с одной из лучших спецгрупп нашей армии.
А потом прошел вдоль строя и пожал всем руки. У меня мелькнула мысль, что пацаны теперь правую руку год мыть не будут и с трудом задавив смешок, собрался было уже идти вслед за генерал-майором, но Сталин, в лучших традициях "17 мгновений" остановил меня словами:
– Товарищ Лисов, а вас я попрошу задержаться. – и дождавшись когда за моими ребятами закроется дверь, выдал – Илья НИКОЛАЕВИЧ я хотел бы вас познакомить с нашим новым начальником Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) – Станиславом Игоревичем Тверитиным...
Опаньки! Если Верховный выделил мое настоящее отчество, то значит этот начальник в курсе, что из себя представляет Лисов, на самом деле. Я более внимательно вгляделся в подходящего ко мне парня. Так: рост примерно метр семьдесят шесть, возраст приблизительно как у меня, очки с минусовыми стеклами. Плюс, когда Сталин говорил, "пропагандист" держал голову чуть повернутой к говорящему левым ухом, значит правое – плохо слышит. И еще: с той же стороны на фейсе, несколько мелких шрамов. Ага, похоже, этот паренек вовсе не кабинетный сиделец и успел повоевать. Или не повоевать, а просто попасть под взрыв. Поэтому – уху пипец, глаз поврежден и на морде отметины. Но руку не зацепило. Это я отметил, отвечая на крепкое рукопожатие Тверитина.
В принципе, так наше знакомство и состоялось. Сталин в дальнейшем разговоре подтвердил, что главный идеолог действительно знает о моем иновременном происхождении а потом, побеседовав с нами еще минут двадцать, отправил обоих со словами:
– Вам теперь придется плотно контактировать, так что начинайте притираться друг к другу. А сейчас, можете быть свободны.
Козырнув Верховному, мы вышли и уже идя по коридору, Станислав предложил:
– Ну что, может, сейчас ко мне? Вы не против? Я думаю, у нас друг к другу будет масса вопросов.
– Пойдемте. Мне всегда было интересно, как именно творится пропаганда.
– Пропаганда? – Тверитин ухмыльнулся и, открывая передо мной дверь в отведенную ему комнату, спросил – А вы знаете, что это такое?
Вот так провокационно, начался наш первый разговор. Правда, через полчаса мы уже договорились перейти на "ты", но общий накал снизился лишь после того, как основательно "прощупали" друг друга. И поэтому после чая, разговор пошел гораздо более доверительный и человечный. А собеседник он оказался – обалденный. И знаний у парня было просто выше крыши. Знаний и желания в достижении поставленных целей.
– Я чуть больше чем полгода назад был назначен на эту должность и пришел в ужас, когда увидел, что твориться в идеологическом секторе! – Стас махнул рукой, рассыпая пепел – Догадывался, предполагал, но никак не рассчитывал встретить такое... Это же ни в какие ворота! Болото, по-другому состояние дел не назовешь. Те, кто должен отвечать за идеологию настолько обленились и обросли жиром, что ни о каких изменениях и слышать не хотели! До них просто не доходило, что с двадцатых годов все очень сильно поменялось! А в идеологии, ведь очень важно не только понимание текущего момента, но и моментальное реагирование на него. И не только в идеологии, а и в экономике. Ведь не зря, товарищ Сталин начал проводить экономические реформы. А пропаганда должна действовать гораздо быстрее и объяснять все нововведения с выгодной для государства точки зрения.
– Это точно – ткнув папиросой в переполненную пепельницу я ухмыльнулся – после речи Верховного бойцы начали трясти замполитов, требуя объяснений и толкований, а те сами, ни ухом ни рылом. Тупо зачитывали спущенные сверху распоряжения, а вот чтобы доступно объяснить начавшиеся реформы, так это получалось буквально у единиц. А остальные, просто бздели и при зачитывании утвержденного текста, только что в обморок не падали. Кстати, насчет "утвержденного" – я сам был свидетелем, как один замполит полка, волнуясь, интересовался у своего дивизионного начальства: не является ли присланная бумага вражеской провокацией. А уж на вопросы бойцов – "Так это что – почти что новый НЭП?", заходились криком и пенились как огнетушители. Уж больно резко сменилась линия партии и, как бы сказал незабвенный основоположник ленинизма – твердокаменным большевикам, это как серпом по одному месту.
Стас кашлянул и, странно глядя на меня, вклинился в монолог:
– Мда... Хорошо что Иосиф Виссарионович меня предупредил...
– Насчет чего?
– Насчет того, что у товарища Лисова, весьма своеобразное отношение как к партии, так и к отдельным ее представителям.
Я покладисто согласился:
– Не переношу замполитов. Нет, и среди них нормальные люди встречаются, но мне они попадалось крайне редко. В основном стукачи, которые только и могут, что тупо цитировать спущенные сверху цидули. При этом, не отступая от текста ни на одну запятую. А если вдруг сами что-то напишут – для доклада или выступления, то значит, речь будет состоять из одних штампов и лозунгов...
А про себя подумал, что Тверитин наверное опупел, когда услыхал мою характеристику из уст вождя. Да и я, когда очередной раз, уже после опросов, со Сталиным говорил, честно говоря, забздел основательно. Тогда помню, после моего страстного монолога, где я, войдя в раж крыл всех и вся, Верховный отложив трубку, долго смотрел на меня немигающим взглядом, а потом подвел черту:
– Слушая вас, я очередной раз убедился что вы, товарищ Лисов, не только авантюрист, но еще и ярко выраженный антикоммунист.
Похоже, вид у меня после этих слов, звучащих как приговор, стал несколько бледноватый, так как Виссарионыч негромко рассмеялся и продолжил:
– Но это делу не помеха. Нам остро необходим критический взгляд на наши недостатки, да и антикоммунизм ваш больше наносной, и я думаю, со временем он пройдет. А если даже не пройдет...
Мля, вот как я ненавижу подобные паузы, которые Верховный умеет держать мастерски. А учитывая весьма скользкую тему разговора, то седых волос за эти секунды у меня прибавится в разы. И хоть собеседник знает про то, что смерти я не боюсь и знает причины этой небоязни, но один черт – страшно! Ведь, страшит даже не смерть, а возможное разочарование в этом человеке.
Но Иосиф Виссарионович, как будто подслушав мои мысли добавил:
– Если не пройдет – тоже ничего страшного. Вы за эти годы уже поняли, что товарищ Сталин вовсе не такой людоед как про него говорили в вашем времени. И я совсем не хочу вас в этом хоть как-то разубеждать и подвергать репрессиям за честно сказанные слова и обозначенную гражданскую позицию. Только поверьте мне – ваша позиция будет меняться. Вы ведь на своей шкуре почувствовали что такое капитализм, в самом антигуманном его проявлении и до вас постепенно дойдет, что нашему, социалистическому пути развития – альтернативы просто нет. Только не надо путать военный социализм и то, что мы в ближайшем будущем начнем строить. Я думаю, лет через семь-восемь мы вернемся к этому разговору и я с удовольствием послушаю ваше изменившееся, или... не изменившееся мнение.
Так что после того разговора, все эти намеки, озвученные главным пропагандистом мне по-барабану. У меня считай – карт-бланш от самодержца, поэтому хоть как-то менять свое отношение к зажравшимся аппаратчикам я начну только тогда, когда они сами начнут меняться.
Хотя... вот этот идеолог, похоже, вполне нормальный мужик. С тараканами, конечно, все поймать меня пытается, но это нормально. В нашем деле по-другому не выжить, какой бы ты замечательный не был. Да и видимся мы первый раз, поэтому вполне понятно его желание разъяснить собеседника, насколько это возможно. Ведь он достаточно хорошо осознает, что весь наш разговор будет доведен до Колычева. Просто, потому что так положено, исходя из специфики моей службы. И я прекрасно знаю, что Стас в свою очередь поделится со Сталиным.
А так как нам вместе еще пахать и пахать, то друг к другу притираться надо всяко-разно. Только сейчас он меня опасается гораздо больше чем я его, поэтому и пытается нащупать ту степень доверия, которая вообще возможна в нашей ситуации. Ну да ничего! Пару-другую кило соли вместе съедим и все устаканится. Его бы в мою группу и в дальний рейд, там бы мы быстро снюхались, но понимая невозможность такого экстрима, я думаю, все будет зависеть только от времени.
