Олег Таругин - Если вчера война...

— А это, — Берия неожиданно выложил перед Крамарчуком небольшую бархатную коробочку, — лично от меня. В звании ты только на днях восстановлен, так что до зарплаты ещё целый месяц, а девчонка-то ждет. Короче, подари ей. От себя, разумеется. Но, смотри, меня на свадьбу пригласить не забудь!

Крамарчук взял в руки коробочку и осторожно открыл. Внутри лежало простенькое золотое колечко с опечатанной свинцовой пломбой магазинной биркой. Цена, впрочем, была тщательно закрашена фиолетовыми чернилами.

— Лаврентий Павлович...

— Ай, брось. — Берия искренне дернул рукой. — Ты у нас пока человек не слишком обеспеченный, зачем же девчонку смущать? Пусть все честь по чести будет. Колечко, там, свадьба, все дела. Жилье мы вам попозже выделим. Ну, все, подполковник, с поздравлениями мы закончили, теперь давай-ка делами займемся....

— Прекратите, Вильгельм! — раздраженно бросил Гитлер. — У нас больше нет времени гоняться за призраками. Мы не можем отложить операцию на год, это будет равносильно самоубийству. Если отбросить бред о пришельцах из будущего, остальные добытые вашими людьми сведения весьма настораживают, и мы не должны дать большевикам возможность подготовиться. Священная ответственность перед потомками и судьбой великой Германии требует от нас как можно скорее покончить с этим. Сейчас или никогда, адмирал. Вы ведь были на заседании Оберкомандования и знаете, что большинство генералов полностью согласно с моим мнением. Мы не имеем права дать Советам лишний шанс, пусть даже и столь химерический.

Фюрер замолчал, переводя дух, и продолжил:

— И вот еще что, адмирал. Неужели вы не заметили, что с конца лета вам стало все сложнее добывать новые подтверждения этой безумной идеи о переносе в прошлое? Знаю, вы считаете, что большевики просто ужесточили секретность, но я знаю, что дело совсем не в этом. Вам подбросили грандиозную фальшивку, а теперь, когда их разведка поняла, что мы на это не клюнули. большевики прекратили свою изначально обреченную на провал операцию. Да, к величайшему сожалению, они как-то узнали о нашем плане и сейчас пытаются хоть что-то изменить, но, поверьте мне, все их жалкие усилия пропадут даром. Гудериан и фон Клейст заверили меня, что непобедимая германская военная машина без труда пройдет сквозь их оборону. И я склонен им верить, Вильгельм, им, а не вам!

Канарис усмехнулся в душе: интересно, если бы фюрер знал то, что знает он после встречи в Цюрихе, как бы он заговорил? Впрочем, в чем-то Гитлер прав. Канарис уже давно пришел к выводу, что русские просто дали ему узнать об июльском происшествии. Сами А вот зачем? Скорее всего, Сталин хотел через него напугать фюрера, заставив его отложить или вовсе отменить «Барбаросса». Ну а заодно вскрыть активизировавшуюся разведывательную сеть Абвера, что им частично, увы, и удалось.

— Так что мы просто физически не можем ничего изменить. Начинать войну в сорок втором бессмысленно и опасно, большевики будут готовы. Но поскольку они, вероятно, знают не только о плане в целом, но и о дате его начала, есть смысл нанести удар раньше или немного позже. Я склоняюсь к «раньше», поскольку это даст нам дополнительный месяц до начала осенней распутицы и зимних холодов... и отберет его у большевиков. Поэтому повторяю то, что говорил в прошлый раз: к середине апреля ОКВ необходимы самые последние и точные разведданные, в том числе авиаразведки, по дислокации русских приграничных частей, их численности, оснащенности вооружением и боеприпасами. Надеюсь, ваша погоня за призраками из будущего не помешает добыть эти сведения?

— Нет, мой фюрер, не помешает. Оберкомандование получит все сведения к назначенному сроку, и мы будем полностью готовы к наступлению. Разрешите идти?

— Идите, адмирал. — Гитлер махнул рукой, отпуская подчиненного.

На душе у Канариса было муторно. Не из-за разговора с фюрером — после вчерашнего заседания ОКВ ничего другого он от него, честно говоря, и не ожидал. Просто после той памятной январской встречи в Цюрихе с русским резидентом глава Абвера неожиданно со всей остротой осознал, сколь тяжело и страшно бремя знания будущего. Нет, даже не своего будущего, а будущего Родины. По правде сказать, теперь он просто не знал, как вести себя дальше. И если русские добивались встречей именно этого, то, стоит признать, они блестяще справились со своей задачей.

Войну уже не остановить, но вот по какому сценарию она пойдет? По тому, что разработан ОКВ в прошлом году и носит гордое имя «Барбаросса»? Уже вряд ли и жаль, что недальновидный ефрейтор упрямо не хочет этого понять. По неведомым ему планам советского Генштаба? Тоже не факт, Вермахт и Люфтваффе и на самом деле сильны, плюс намного превосходящая русских выучка и подготовленность войск и производственные мощности и резервы захваченных стран. Хотя, конечно, последние и не идут ни в какое сравнение с поистине неисчерпаемыми резервами огромного СССР.

Интересно, что предпримут русские, окончательно утвердившись в неизбежности войны? Попытаются ликвидировать Гитлера? Вряд ли, тогда, в Швейцарии, ему ясно намекнули, что делать этого не стоит. Уничтожат кого-то из верхушки ОКВ? Но это, по сути, полумеры, к тому же требующие огромного риска и грозящие потерей более чем ценных агентов их собственной разведсети. Хотя усилить охрану генералитета, пожалуй, стоит. Вот только как, ведь часть из них сейчас в войсках, да ещё и на оккупированных территориях? Ладно, продумаем это чуть позже.

Итак, что они еще могут сделать? А что бы сделал он, окажись в подобной ситуации? Наверное, попытался максимально затруднить первый этап вторжения, устраивая массовые диверсии, мешая транспортировке войск и подвозу боеприпасов, продовольствия, горючего. А ведь это мысль! В конце концов, даже тот русский резидент говорил, что никто не ограничивает его в выполнении своего воинского долга перед Отчизной. Что ж, поиграем в эти игры, посмотрим, кто кого.

Ощутив, что настроение несколько улучшилось, Вильгельм Канарис махнул курящему в стороне шоферу и расслабился на мягком сиденье своего автомобиля.

Глава 19

— А вот и наш паровоз. Смотри-ка, прям как часы, — констатировал лежащий в сугробе метрах в ста от железнодорожной насыпи человек в белом маскхалате, опуская бинокль, корпус которого также был выкрашен в белый цвет. — Вот за что люблю немцев, так это за их просто невероятную пунктуальность. Минута в минуту поезд идет. Ну, туда ему и дорога, куда он идет. А идет он соответственно под откос. Давай, сержант.

— Даю, — замерзшими губами буркнул второй боец, выдвигая из небольшого текстолитового яшичка, в котором Крамарчук с трудом, но опознал бы некое подобие пульта радиоуправления, антенну. Повернув до упора рукоятку-верньер, он с силой вдавил в корпус инициирующую кнопку. Несколько секунд ничего не происходило, и оба напрягшихся спецназовца (бытовавший до того термин ОСНАЗ как-то незаметно канул в Лету еще осенью) уже успели обменяться короткими взглядами, и в этот миг в голове состава негромко бухнуло.

Если бы наблюдатели специально этого не ожидали, они бы, пожалуй, решили, что это ударила на разболтанном стыке одна из сцепок. Но на самом деле бойцы недавно созданного отряда специального назначения НКГБ СССР — одного из многих — этого ожидали, просто не знали точно, как именно работает «спецприбор 100». Теперь узнали.

В доли мгновения обратившаяся в высокий огненно-дымный факел цистерна развернулась поперек пути, увлекая вниз с насыпи десятки своих товарок, также сходящих с рельсов и переворачивающихся. Секунда, и длинный состав, недавно прошедший поворот и уже успевший вновь набрать скорость, сложился «гармошкой», обрушиваясь вниз с трехметровой насыпи. В лязге и стоне сталкивающегося и рвущегося металла не было слышно новых хлопков срабатывающих зарядов. заложенных внутри тормозных ресиверов еще на территории Союза. Разлившийся бензин полыхнул, и ближайшие сто пятьдесят метров пути превратились в огненный ад. Паровоз с единственной уцелевшей цистерной уже, казалось, вырвался из огненной западни, но раздался хлопок последней толовой шашки, и сошедшая с рельсов цистерна встала поперек колеи, выворачивая рельсы и ломая шпалы. Издав протяжный вздох, стотонный металлический динозавр рухнул вниз, окутавшись клубами пара из пробитого котла.

— Все, Серег, рванули. — Старший боевой двойки придирчиво оглядел лежку. — Давай мне шмотки, а сам приберись тут. Смотри, чтобы снег нетронутым казался, нам лишние проблемы ни к чему. Три минуты, отсчет пошел. Жду на опушке.

Его товариш кивнул, радуясь тому, что можно хоть немного размяться, и подтащил к себе загодя срезанный еловый веник почти метрового размера. Предстояло ликвидировать признаки почти часового лежания на снегу двух человек, а потом заняться следами. Впрочем, до пробитой местным лесником тропы было всего метров тридцать, пять минут работы. А уж там на лыжи и на базу. Пять километров — не расстояние для обученного и опытного лыжника.