Жандарм - Никита Васильевич Семин
Не слушая новые вопросы Лиды, я молча развернулся и пошел на выход. Меня никто не стал догонять. Может это и к лучшему. Выйдя под ночное небо, я вдохнул теплый летний воздух. Волосы взъерошил легкий ветерок. Они уже изрядно отросли и пора бы сходить к цирюльнику. Да и побриться стоит. Отросшая щетина на подбородке грозит вскоре превратиться в настоящую бороду. Хорошо хоть усы у меня и раньше были. Они-то и не позволяли однозначно сказать, что я запустил себя. А с ними со стороны вполне можно было предположить, что я решил обзавестись «полным набором» растительности на лице.
Вернувшись в арендованную комнату, я тут же лег спать.
Проснувшись и позавтракав, я не стал никуда идти, а решил уделить время заданию Алексеева — начал заполнять собственную картотеку на тех, кого я знаю. Первым делом вписал деда. Тем более папочка на него в архиве уже лежит, так что я просто старался вспомнить, что там написано, и повторить это. В большей степени, чтобы «набить руку», ну и потому что от меня наверняка ждут хоть какие-то сведения про него. Дальше был заполнен на четверть листок про мою сестру Катю, еще два листка ушли на коновала Степана и служанку Любаву. И то, лишь потому, что на каждого человека требовался отдельный листок, а так известная мне информация обо всех троих и на одном листке бы уместилась.
— Акинфей, — высунув кончик языка от усердия, выписал я вверху листка.
И вот сейчас я дошел до своих московских «знакомых».
— Так. Имя написал, отчество и фамилию пока не знаю, надо бы сегодня же это поправить, — шептал я себе под нос, — приметы — брюнет, борода в пол ладони... Эээ... а что еще у него есть примечательное? — задумался я.
Внизу в это время забарабанили в дверь, но такое случалось уже не в первый раз, и я не обратил на это внимания. Лишь когда снизу поднялись и застучали в дверь «хозяйского» коридора, я тяжело вздохнул и отложил листок. Марина Сергеевна уже ушла по делам магазина бытовых товаров, который ей достался от мужа. Юля тоже покинула дом, отправившись изучать трудное искусство игры на виолончели. И постояльцам на первом этаже о том было известно. Раз уж все равно впустили кого-то и стали стучаться в коридорную дверь — должно быть, пришли именно ко мне.
Отперев дверь выданным мне купчихой ключом, уж кого я не ожидал за ней увидеть — так это Сашку. Этого подростка я не видел с того памятного вечера, когда только прибыл в Москву и он у меня чемодан выхватил из рук. Он видимо тоже этот момент помнил и когда заговорил, посматривал на меня с опаской.
— Дядька, вы же жандарм? — последнее слово он произнес шепотом и с оглядкой — не услышал ли кто лишний.
— Василий проболтался? — тут же подумал я на вылеченного вчера детину.
Паренек похоже с какой-то просьбой пришел, а я вчера как раз говорил мужику, чтобы тот Акинфею с Сергеем передал о моей готовности помочь им в решении проблем. Но те-то знают о моей службе, а Сашка — нет. А ведь они обещали мне молчать и никому не говорить...
— Дык, у вас же тогда в чемодане бумаги были про жандармерию их старшие и прочитали, а я и запомнил, — прежде, чем я накрутил себя, ответил Сашка.
Точно! Я чуть себя по лбу не хлопнул.
— Заходи, не говорить же на пороге, — пропустил я его в коридор и дальше — в свою комнату.
Усадив подростка на стул, сел напротив него на кровать.
— Рассказывай, что случилось, — в конце концов, надо расширять сеть агентов.
И теперь я буду делать это по науке, как на лекции ротмистр нам рассказывал. Для меня стало новостью, что большинство завербованных людей работают на жандармов не за страх, а за совесть. В прямом смысле этого выражения.
— Слышал я, что губернатора Козлова взорвали и ищите тех, кто это сотворил?
— Слышал, ищем, — насторожился я такому началу.
— Я знаю, кто это сделал! — уверенно заявил Сашка и вскочил со стула.
— Та-ак, — протянул я, лихорадочно пытаясь понять — он действительно откуда-то знает, кто взорвал Козлова, или пытается для чего-то меня обмануть? — Подробности!
— Вы не сумлевайтесь, я правду сказываю. Значиться тут рядышком, не далече от вокзала, есть дом один. Так-то в нем ничего особенного нет, на этот, в котором вы комнату снимаете, похож. Вот только у него на углу растет клен большой. Сам высокий — аж до крыши достает, листья от самой земли тянутся. Прятаться за ним — сущее удовольствие! Вот только он же окно на первом этаже почти полностью закрывает, отчего эту комнату никак сдать не могли. Кому захочется в потемках даже днем сидеть.
— А что же тогда клен не спилят?
— Откель мне знать, — пожал плечами Сашка, — но мне же лучше.
— Ты к сути давай, — поторопил я его.
— Так я и сказываю! Вот значится я вчера вечером на одного приезжего нарвался, — и тут Сашка опустил глаза в пол. — Ну вроде вас. Ох он меня гнал! Я уж и сумку его скинул, а он ее подхватил на бегу и дальше за мной! Еле сумел от него оторваться, за угол дома забежал, а потом — за клен! Так он настырный оказался и полночи вдоль улицы шнырял! Городового позвал, лишь бы меня найти! Всю ночь мышкой сидел за кленом и разговоры из той самой комнаты слышал. Я поначалу-то даже струхнул, когда за спиной в этой комнате-то вдруг голос чей-то заговорил, — перекрестился Сашка. — Там же не снимал раньше никто. Но удержался.
— И о чем те голоса разговаривали? И сколько их было?
— Двоих различил. Они на меня сначала ругались и слова плохие говорили. Ну, не именно на меня, а на того, кто этого настырного к дому привел. Пужались, что городовой, которого эта сволочь упертая в помощь себе позвала, начнет по домам шнырять, меня выискивать.
