Порождения войны - Яна Каляева
— И насколько часто здесь такое случается? — спросила Саша, пытаясь не отставать от Вершинина — он шагал довольно быстро. Они сразу углубились в переулки, местами путь шел через огороды.
— Некоторые из попавших сюда умирают от болевого шока в первые два дня. Мясники, что тут скажешь.
— Да у вас там тоже не хирурги в контрразведке, — Саша немного обиделась за ведомство Щербатова. — Везде теперь остро не хватает профессионалов, такие уж времена. Скажите лучше, далеко нам идти?
— Не так чтоб далеко, — ответил Вершинин, галантно помогая Саше перебраться через кучу того, что она предпочла считать землей. — Но долго, потому что нужно не нарваться на патруль. Документы вам я не успел сделать. Загвоздка в том, что нам нужно перейти реку, Трубеж. Мостов всего два, и оба, конечно же, охраняются. Но пешеходов проверяют редко, есть все шансы проскочить.
— Возможно, безопаснее нам было бы разделиться и встретиться за мостом? — спросила Саша.
Вершинин вздохнул.
— Александра, прошу вас, не делайте из меня идиота. Стреляю я хорошо. Была у меня идея сразу прострелить вам колено и донести до места на руках. Но я, право же, не хотел бы, чтоб наши отношения развивались таким образом. Если вы попробуете скрыться, стрелять я буду на поражение. Из Рязани вам все равно не выбраться, вас задержат, расколят, и тогда моя маленькая афера вскроется. Потому держитесь не далее двух шагов от меня.
— Ради моего же блага, — хмыкнула Саша, балансируя на скользкой перемычке между двумя глубокими вонючими лужами.
— О нет. Эту риторику я ненавижу так же, как ненавидите ее вы. Ради, конечно же, моего блага. И чтоб спасти свою шкуру. Если и патруль… как-нибудь выкрутимся.
Они шли по кривой грязной улочке. Здесь не было и следа атмосферы покоя и праздника, царившей в центре города. Покосившиеся строения, которые Саша сперва приняла за сараи, оказались жилыми домами. Немногочисленные копошившиеся в огородах обыватели не проявили к прохожим никакого интереса. Похоже, ничто не вызывало у них особого интереса.
— Отчего же вы воюете за идеалы, которые вам настолько чужды?
— За идеалы воюют только глупцы. С обеих сторон. Для умных людей война — кладезь возможностей. Знаете, сколько миллионов было сделано на военных заказах в Великую войну? Так вот, сейчас возможностей ловить рыбку в мутной воде стало куда как больше. Золото вывозится из страны пудами каждый божий день, гарантируя кому надо полное чудесных перспектив будущее. Пока дураки бегут в атаку и героически гибнут, умные люди строят состояния. И вы небось полагаете, что этим занимаются только наши? Откуда такая наивность, при вашей-то профессии. Знали бы вы, сколько пламенных революционеров создают себе капиталы прямо сейчас… А не проигрывали бы вы войну, глядишь, не было бы в Красной армии более правоверного марксиста, чем Вершинин.
— Вы вступили в навоз, — сказала Саша. — Это не фигуральное выражение в данном случае. Вот вы же умный человек, Вершинин. Неужто вы не понимаете, что нельзя держать большую часть населения в буквальном смысле в говне. Вас ведь не фраппирует моя лексика, нет?
— Ни в коем разе, — улыбнулся Вершинин. — Мне случалось выслушивать слова и покрепче. От вас, например, давеча. Кстати, мой вам совет, не употребляйте их больше, вы не умеете. Брань — это, знаете ли, искусство своего рода… Так отчего же нельзя держать население в говне? Будете пытаться меня усовестить слезинкой крестьянского ребенка?
— Нет, что вы. Буду вас стращать перспективой бунта.
— А что бунты… Ну полыхнула Тамбовщина — отправят туда казаков и вся недолга. Но ваш Щербатов далеко не дурак. Он понимает, что в каждый бедняцкий двор по казаку или сотруднику ОГП не поставишь, потому поощряет, по существу, террор богатых и средних крестьян против бедных. Для того и создается милиция при сельских советах. Тем, у кого уже есть деньги и успех, предоставляют еще оружие и полномочия. По Библии: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». Ваш Щербатов… Боже мой, Александра, вы так забавно краснеете, будто барышня, а не полковой комиссар. Не беспокойтесь, я последний из тех, кто бросит в вас камень. Каждый пытается выжить, как умеет…
— Да какого черта вы вообще знаете об этом? — буркнула Саша.
— Вы всерьез полагали, что можно переспать с начальником ОГП прямо в его кабинете и на другой день об этом не будет судачить весь фронт? Обе стороны его. Сплетни, они как птицы, границ не признают. Так что если вы намерены пытаться вернуться к своим, я бы дважды подумал на вашем месте. Раз уж мы с вами не стесняемся в выражениях: ярлык полковничьей шлюхи прилипнет к вам надолго, и выжить с ним вам будет непросто.
Саша заметила, что ее смущение развлекает Вершинина и делает разговорчивым, потому закусила губу и потупила взгляд.
— Если это вас утешит, у Щербатова тоже будут неприятности из-за этого пикантного эпизода, — улыбаясь, продолжал Вершинин. — Врагов-то у него хватает. Не все даже и в МВД разделяют его представление о допустимых методах наведения порядка. Поговаривают, сам министр внутренних дел Алмазов все менее доволен ОГП, которую сам же и породил… Однако в этой части города таких разговоров нам лучше не вести.
Значит ли это, что Щербатов действительно не планировал того, что произошло между ними? Он же мог устроить их встречу так, чтоб никто не узнал, сколько она на самом деле длилась. Значит, это не было банальным соблазнением с целью вербовки? Впрочем, какая теперь разница.
Они вышли на одну из центральных улиц. Остановились, чтоб вытереть обувь об траву.
Здесь гуляла чистая публика. Хотя еще даже не начало темнеть, уже зажглись газовые фонари. Витрины магазинов радовали глаз. Из кондитерской доносился одуряющий запах свежемолотого кофе.
Широкий деревянный мост переходили в обе стороны десятки людей всех сословий и званий — невиданная для Нового порядка демократичность, но что поделать, мостов и правда было мало. По центру моста стоял городовой. Саша понадеялась оторваться от своего спутника и затеряться в толпе — не станет же он прямо на глазах у полицейского в нее
