Тим Пауэрс - НА СТРАННЫХ ВОЛНАХ

– Отлично, – прошептал Шэнди. – Спасибо. Скэнк вышел, прикрыв за собой дверь. Теперь только лампа освещала каюту.

Шэнди зачерпнул воду из ведра и плеснул ее в лицо Харвуду. Старик слегка нахмурился, больше никак не прореагировав. – Проклятие! – взорвался Шэнди, из горла невольно вырвался всхлип. – Не вынуждайте же меня!

Он схватил Харвуда за ухо и с силой крутанул. Никакого эффекта.

В отчаянии и гневе Шэнди поднялся, отпихнул лампу ногой и, схватив ведро, выплеснул воду на Харвуда. Под действием струи голова старика повернулась, редкие волосы слиплись, словно зубцы короны. Однако, несмотря ни на что, он продолжал дышать так же ровно и безмятежно.

Рыдая в голос, Шэнди потянулся за лампой и тут же прошептал благодарность Богу: за спиной раздался протяжный стон.

Он присел подле Харвуда.

– Проснитесь, – настойчиво потребовал он, – Вам будет лучше.

Веки Харвуда медленно поднялись.

– Мне… больно… – прошептал он.

– Да. – Шэнди вытер слезы, чтобы отчетливо видеть лицо старика. – Но жить вы, вероятно, будете. Вы уже выжили один раз. Где Бет? Элизабет Харвуд, ваша дочь?

– А… Все кончено, да? Все пропало. – Харвуд встретился взглядом с Шэнди. – Вы! Вы уничтожили… голову Маргарет… Я чувствовал, как ее дух отлетел. Обыкновенная сабля! – Его голос был спокоен, словно он высказывал свою точку зрения на пьесу, которую они вместе видели. – Но ведь это не просто холодное железо?..

– Да, вместе с моей кровью. – Шэнди пытался говорить так же спокойно, как Харвуд. – Где вы спрятали вашу дочь?

– Ямайка, Спаниш-Таун.

– А… – Шэнди кивнул и улыбнулся. – А где конкретно в Спаниш-Тауне?

– В чудесном доме. Она, конечно, под присмотром, пленница. Но комфорт ей обеспечен.

– В чьем доме?

– Э-э, Джошуа Хикса.

Харвуд, казалось, был по-детски горд тем, что ему удалось вспомнить это имя. Шэнди облегченно вздохнул.

– У вас есть шоколад? – вежливо поинтересовался Харвуд. – У меня ничего не осталось.

– К сожалению, нет. – Шэнди поднялся. – Мы купим шоколад на Ямайке.

– Мы плывем на Ямайку?

– Еще бы, естественно. Как только мы приведем в порядок старину «Кармайкла». Теперь можно передохнуть, Бет может и подождать денек-другой, пока мы не починимся.

– О да, Хикс позаботится о ней. Я оставил ему строжайшие инструкции, к тому же за ним присмотрит негритянка.

«Негритянка, – подумал Шэнди. – Трудно представить негритянку, которая командовала бы потомком аристократического рода».

– Что ж, отлично, мы…

– Кстати, какой сегодня день?

– Канун Рождества, – отозвался Шэнди, а про себя подумал: «Неужели было трудно сообразить по праздничному настроению вокруг?»

– Может, мне стоит помахать ему завтра.

Шэнди, с лица которого все еще не сходила улыбка облегчения, наклонил голову.

– Помахать кому?

– Хиксу. Он будет на скале, на Портланд-Пойнт, завтра на рассвете с подзорной трубой. – Харвуд хихикнул. – Ему чертовски не нравится это дело, он собирается устраивать званый вечер и предпочел бы быть дома, чтобы приглядывать за подготовкой, однако он явится. Он боится меня. Я велел ему ждать корабль и удостовериться, что я машу ему рукой с палубы.

– Но к завтрашнему рассвету нам до Ямайки не добраться, – ответил Шэнди. – Боюсь, что наш корабль на такое не способен.

– А… – Харвуд опустил веки. – Тогда я не сумею помахать ему.

Шэнди, который уже собрался выйти из каюты, остановился и оглянулся.

– А зачем, собственно, нужно махать? Почему он будет ждать этого сигнала?

– Я хочу спать, – пробормотал Харвуд.

– Говорите же. – Взгляд Шэнди снова упал на лампу. – Иначе не будет никакого шоколада.

Харвуд обиженно надул губы и все же ответил:

– Если я не помашу ему с корабля, то он должен предположить, что я не прибуду вовремя, и поэтому ему придется самому выполнить первую часть магического обряда, часть, которую надо осуществить именно в день Рождества. Я сам собирался быть на Ямайке сегодня, но вчерашний шторм, а потом вы… – Харвуд приоткрыл глаза. – Я просто подумал, что, если бы мы успели туда к завтрашнему утру, я бы помахал ему с палубы и избавил бы его от лишних хлопот. Ведь в конце концов все равно нельзя совершить полный обряд, раз вы уничтожили голову Маргарет… моей Маргарет… – Веки его снова смежились.

– В чем же… заключается эта первая часть обряда? – спросил Шэнди, почувствовав, как неясная тревога поселяется в его сердце.

– Та часть, которую можно выполнить на суше. Все остальные процедуры я собирался совершить сам на море. И завтра в полдень он приступит. Ему очень хотелось, чтобы я его избавил от этой необходимости, он будет ужасно разочарован завтра утром.

– Какая процедура? Черт побери, в чем она заключается?

Харвуд вновь открыл глаза и задумчиво посмотрел на Шэнди.

– Как же, изгнание ее разума, ее души… Он освободит от нее тело при помощи магии. Я показал ему как, оставил инструкции. Хотя, – добавил он, зевая, – это лишь пустая трата времени. Некого больше поместить туда взамен.

Лишь резкая боль в коленях дала знать Шэнди, что ноги его подкосились, и он упал на пол.

– Но она вернется? – спросил он, лишь усилием воли сдерживаясь, чтобы не закричать. – Душа Бет сумеет вернуться в тело?

Харвуд рассмеялся легким, беззаботным смехом ребенка.

– Вернется?! Нет, конечно. Когда она исчезнет, она… исчезнет.

Шэнди едва удержался, чтобы не придушить старика на месте, и заговорил, только когда полностью взял себя в руки.

– Ну что ж, – начал он, но в голосе все еще чувствовался гнев, и он повторил снова: – Ну что ж, я позабочусь, чтобы этот корабль был у берегов Ямайки до рассвета. И тогда вы помашете этому своему… другу, этому Хиксу, не так ли? – Он улыбался, глядя на Харвуда, но его окровавленные руки были с такой силой стиснуты, что, несмотря на загар, побелели.

– Вот и хорошо, – бросил Харвуд, зевнув. – А теперь я хочу поспать.

Шэпди тяжело поднялся.

– Превосходно, спите. Завтра нам придется подняться чертовски рано.

Не смея повернуться, поскольку предполагалось, что он погружен в молитву, мальчик из церковного хора искоса осмотрел церковь и отметил для себя, что здесь стало намного темнее. И хотя он страшился сухих, пыльных птицеподобных существ, которые выбирались из своих углов, когда мерк дневной свет, он в то же время торопил наступление тьмы, поскольку после свадебной церемонии священник примется раздавать святое причастие, а он знал, что слишком согрешил, и потому ему хотелось в темноте ускользнуть незамеченным… пусть это даже и значило, что сам он станет одним из покрытых паутиной птицеподобных существ. Он зябко передернул плечами, думая о том, что стало со всем, что было в его жизни хорошего. Ведь были же жена, друзья, профессорство, уважение коллег, уверенность в себе. Может, это все было лишь недостижимыми грезами? И никогда не существовало ничего, кроме тьмы, холода и неумолимо ускользающего рассудка?

Он почувствовал облегчение.

Венчающаяся пара подошла к алтарю, их руки соединились, медленно, зыбко, словно переплелись колышущиеся водоросли. Потом они стали подниматься по ступеням, и мальчик из хора понял, что абсолютная тьма слишком долго не наступает.

Вместо невесты рядом с женихом двигалось лишь пустое ожившее платье. Само по себе это не было столь уж ужасно. Не так уж страшно обнаружить отсутствие там, где предполагалось присутствие. Но вот жених был живым и настоящим. Правда, было невозможно знать наверняка, человек ли он. Казалось, эта кровоточащая, лишенная кожи плоть имела форму лишь потому, что была заключена в тесные одежды. И хотя глаза жениха были закрыты, мальчик из хора с уверенностью мог сказать, что тот жив, поскольку кровь струйками стекала по телу и одежде, а рот открывался и закрывался в немом крике.

Неожиданно мальчик из хора осознал, что изувеченное существо – это он сам. Однако ужаса он не испытал, поскольку тотчас же понял, что способен покинуть тело: достаточно было отказаться от всего, чтобы уйти в небытие.

И так он с огромным облегчением и поступил.

Когда в первых проблесках зари побледнел Сириус и еще три крохотные звездочки созведия вокруг него, Шэнди потребовал себе подзорную трубу и обозрел полутона серой мглы, которая окутывала юго-восточный горизонт. И несмотря на усталость после утомительной бессонной ночи, несмотря на то, что горло саднило от постоянных команд, он улыбнулся, потому что в тенях на востоке он явственно различил смутные очертания, которые не могли быть ничем иным, кроме берега Ямайки.

– Вот мы и прибыли, Скэнк, – тихо сказал он, передавая подзорную трубу пирату, который стоял рядом. – Десять часов изнурительной ночной гонки одним галсом, поскольку лавировать мы не могли. И надо же, на заре мы прибыли туда, куда и собирались прибыть. Видел бы это Дэвис.