Алексей Кулаков - Промышленникъ
— Ты где шляешься в такой день?!
— Так ведь смена, брат.
— Закончилась…
Мартын достал из кармашка серебряные часы с дарственной надписью от Герта и ловко отщелкнул крышку. Покачал перед лицом Федора циферблатом (а заодно и крепким кулаком, в котором была зажата цепочка) и заметил с укоризной:
— …сорок минут назад. Все твои тут, а ты что? Или не уважаешь?!
— Да ты что, брат!
— Вот то-то же.
Бусыгин перевел взгляд на двух других мужчин и спокойно заметил:
— А вас я не приглашал.
Федор тут же встрепенулся, но сказать, вернее, объяснить так ничего не смог, направляемый рукой старшего брата в квартиру:
— Иди-иди, тебя там штрафная стопка уже заждалась.
В очередной раз притворив дверь в свою квартиру, ее хозяин оглядел стоящих перед ним мужчин и тихонько вздохнул. Про себя.
— Ну?.. Помолчать я и за столом могу.
— Что, даже к себе не пригласишь?
— Афанасий, так ты выпить пришел, что ли? Давайте уж, говорите, с чем до меня пожаловали.
Мастеровые помялись, переглядываясь, затем начали излагать:
— Мартын, кхм, Егорович. Ты ведь на фабрике не последний человек, тебя начальство слушает. Сделай милость, похлопочи за нас, век благодарны будем.
— А что такое?
Очередное переглядывание завершилось жалостливым вздохом:
— На Викентия артельный его ополчился, деньгу урезает, придирается постоянно, и все по мелочам. А меня вот охрана второй раз смертным боем бьет, вовсе ни за что.
— И-эх, работнички! Ладно. Что артельный твой говорит, страдалец? Из-за чего штрафует-то?
— Говорит, брака много гоню.
— А работаешь в бригаде давно ли?
— Позавчера три месяца исполнилось.
— Да уж. Может, тебе другое что попробовать? Я вот вчера слыхал, в тарный цех опять кто-то требуется?
— Так там задельное меньше платят! Да и что я, хуже других, штоль?!
— А как насчет?..
Бригадир опытного производства звонко щелкнул пальцами себя по горлу, намекая на зеленого змия.
— Ну… бывает иногда. Но все как у людей — чинно, благородно. А с утра — как все, к станку.
— С запашком. Па-анятно. Вот что я тебе скажу, милок — бригадир твой против общества не пойдет.
— А при чем здесь?..
Мартын отмахнулся, не пожелав говорить дальше. В самом деле, как объяснить человеку, что, если он постоянно гонит брак и приходит на работу с перегаром, причем довольно часто, остальные бригадники могут и не захотеть оплачивать запоротые заготовки из своего кармана? Не, никак.
— Ну, а тебе, Афоня, я когда еще говорил — нечего тебе сюда ехать?
Бывший сельчанин криво ухмыльнулся, стараясь не шевелить лишний раз подбитым глазом:
— Чего ж так? Я за чужими бабами не бегал.
— Так когда тебе, за своей-то еле-еле успеваешь. Кстати, а за что ты ее в последний раз лупцевал?
— За дело!
— Не знаю я твоих дел. То, что ты пьяный при этом был, знаю. То, что она временами от тебя по соседям прячется, с детворой вместе, — слышал. И про палец ее поломанный тоже что-то такое поговаривали. А уж как она иногда ходит интересно после твоих ночных поучений, и вовсе сам видел. И раз уж зашел об том разговор…
Дверь приоткрылась, донося застольный шум, и кто-то невидимый осведомился звонким девичьим голоском:
— Тятя, тебя мама потеряла. Ты скоро?
— Иду уже, Аннушка, иду.
В третий раз притворив дверку и для полной уверенности подперев крашеную филенку собственным плечом, Мартын продолжил:
— Я на фабрике давно уже, кое-что повидал, кое-что понял. Поэтому дам тебе добрый совет. Фима твоя — звеньевая у сборщиц пятого оружейного. Бабы ее уважают, на работу она цопкая, сметливая, ответственная. Мастер постоянно хвалит, опять же. По всему — именно ему и надоело смотреть, как она постоянно от всех синяки свои прячет.
— Ну?..
— А охрана тебя второй раз пометила. Так?
— Ты к чему это ведешь, Мартын?
— Да ни к чему. Тронешь ее еще раз — и станешь калекой.
Афанасий открыл было рот, сказать что-то едкое…
— И поверь мне, за Хозяином такое не заржавеет.
Мастеровой-бракодел испуганно перекрестился, а чересчур ревнивый (или что у него там?) муж медленно захлопнул рот — было что-то такое в голосе Бусыгина, до крайности убедительное.
— Тебе бы радоваться, дураку, что баба больше тебя зарабатывает. Да еще успевает всю семью обстирывать, обшивать, кормить-поить и терпит все твои дела пьяные. Пока терпит. И соседи твои терпят. Пока. А вот если бы она хоть раз пожаловалась…
— Так что ж теперь, я в собственной семье не хозяин?! И даже и пальцем ее не тронь? А если она при всем честном народе всяким-разным улыбается?! Да еще неизвестно, из-за чего так охрана старается! Может, у нее хахаль там завелся!.. Да не один!
Мартын отвалился от двери и взялся за ручку, не собираясь и дальше портить себе день.
— Ну уж нет, я это дело так не оставлю. И на мордоворотов этих управа найдется — понадобится, так я и до главного инспектора дойду!!!
— Ага, давай. Только он тебя еще быстрее закопает, правдолюбец ты наш. В общем, так — я сказал, ты услышал. И это… не ходи ко мне больше, Афоня. Никогда.
Однако ж встретиться им все же пришлось, и довольно скоро. В кабинете господина главного инспектора, куда Бусыгина вызвали прямо с проходной, и не только вызвали, но еще и проводили, навевая таким эскортом самые нехорошие предчувствия. Которые еще больше усугубились, когда в конечной точке своего путешествия он увидел всех участников разговора, состоявшегося всего лишь два дня назад. Правда, кроме них присутствовали еще трое, и именно их наличие заставляло надеяться на то, что все обойдется: начальник и сменный мастер пятого оружейного цеха буквально сверлили Афанасия недовольными взглядами, а бригадир третьего штамповочного незамысловато (и очень многообещающе) поглаживал кулак, косясь в сторону своего изрядно скукожившегося подчиненного.
— Садись.
У Мартына ноги словно сами собой подогнулись. Все же наболтал он тогда, стоя на лестничной площадке, много такого, чего по трезвому делу не то что говорить — даже и думать бы не стал.
— Раз все в сборе, приступим. Викентий Загосин. Читай!
Долгин небрежным жестом пододвинул к мастеровому его собственный контракт, и тот вполне сносно (хотя и спотыкаясь на каждом втором-третьем слове) продекламировал:
— С правилами начисления заработной платы, внутреннего распорядка и трудовой дисциплины ознакомлен, в чем и расписался — собственноручно.
— За систематическое нарушение пункта семь-три и семь-двенадцать — штраф в размере месячного заработка, в пользу твоей бригады.
Артельный еле слышно, но с большим облегчением выдохнул и посмотрел на своего слесаря без прежней неприязни. За регулярный выход на работу «с душком» и недобросовестное выполнение рабочего урока такое наказание было очень даже божеским… Рано радовался!
— Осип Бродин, бригадир, за небрежение своими обязанностями — штраф в размере половины месячного заработка, в пользу компании. За регулярное потворство недобросовестному отношению к своим трудовым обязанностям и грубое нарушение системы качества со всей одиннадцатой бригады — штраф в размере двухмесячного заработка, в пользу компании. Вопросы? Нет вопросов. Свободны!
Пока двое мужчин шли на выход, один из них еще сдерживался. Но стоило двери закрыться, как из-за нее тут же донесся очень характерный звук удара, сдавленное оханье и приглушенное шипение:
— Ах ты ж, сука!.. Куда собрался — я за тебя перед мужиками объясняться буду?.. Пшел!..
Афанасий невольно посерел лицом, явно примеряя ситуацию на себя, тем более что его прегрешения были заметно тяжелее.
— Рябушкин.
По столу заскользил очередной контракт.
— Читай.
— Да чего там. Расписывался, помню.
— Пункт семь-три, правда, достаточно редко. Десять-два — систематическое причинение телесного вреда работнику компании. Тринадцать-один — прямой ущерб производству компании. Пятнадцать-семь — нарушение общественного порядка в ночное время.
— Э-э?..
— Это когда ты вчера за женой с ковшиком в руках бегал и соседей далеко посылал.
Буквально охреневшие от такого разнопланового списка прегрешений, мастер и начальник цеха переглянулись и с немалым интересом уставились на «героя дня» в ожидании не менее длинного списка кар. Дождались:
— Штраф в размере месячного заработка, в пользу пострадавшего от…
— Это жены, што ль?
Долгин заткнул мастерового взглядом и негромко предупредил:
— Еще раз перебьешь, пеняй на себя. И отвечая на вопрос — для компании она в первую очередь ценный работник, в обучение которого вложены немалые средства. Что она носит, юбку или штаны, — дело десятое.
Придвинув контракт к себе, он тут же сбросил его в верхний ящик. Оттуда же достал лист бумаги с перьевой ручкой, откинул колпачок на чернильнице, после чего и продолжил с прежнего места:
