Генеральный попаданец - Ал Коруд
Давайте разберемся. Именно в эти годы проявился и начал процветать тренд на конвергенцию. Только вот на практике оказалось, что рыночные механизмы в социализм никак не впихиваются. Они попросту несовместимы. Отсюда корни будущего Горбачевского капиталистического перелома. Экономисты восьмидесятых, не скрываясь, агитировали за слом социалистического хозяйства и проведение рыночных реформ. Хороших мы воспитали ученых мужей! Сами, внутри себя.
Я задумался. А кто должен был следить за перерождением советской науки? Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС. Возглавляет его некий Трапезников, и руководить будет аж до восемьдесят третьего года. Надо будет с ним после Секретариата переговорить один на один. Кто контролирует у нас в партии экономическую науку? Пока мне известно, что вскоре будет придумана Система оптимального функционирования экономики, которая напрочь отрицала централизованное планирование и Госплан, увязанный с социальной политикой.
Плод академических экономистов из Института мировой экономики и международных отношений, Институт США и Канады АН СССР, а также довольно мутных НИИ. К сведению, в 1972 году в Вене будет создан Международный институт прикладного системного анализа. От СССР соучредителем института стал Джермен Гвишиани, а с 1976 года он директор новосозданного Всесоюзного НИИ системных исследований АН СССР (ВНИИСИ), который задуман, как советский филиал МИПСА. Именно этот институт и стал «кузницей кадров» и фабрикой по подготовке будущих «молодых реформаторов», которые должны были начать в СССР реформы с целью перехода к рыночной экономике.
Через ВНИИСИ-МИПСА в 70−80-е годы прошли и другие «отцы русской демократии». Например, Гаврила Попов, который стажировался в МИПСИ в 1977 году. Через МИПСИ также прошли Нечаев, Ясин, Шохин,
Кагаловский, Глазьев. Кто в реальности стоял за академиками, сказать трудно. Вполне вероятно, что КГБ, а также верхушка из Министерства внешнеэкономических связей. Но ясно одно, что идея демонтажа СССР родилась внутри нашей страны задолго до трагического финала, а теоретическую базу под разрушение разработали именно советские академики, а не ЦРУ.
А вы еще удивляетесь, что и откуда взялось! Да нет, товарищи коммунисты, вы сами вырастили ЭТО, на наши народные денюжки. Пестовали и холили будущих похоронщиков великой державы. И мне крайне любопытная роль во всем этом Джермен Михайлович Гвишиани. Что еще более любопытно: С января 1948 года он был женат на дочери А. Н. Косыгина — Людмиле Алексеевне. Не тут ли собака порылась? Вот тебе и рычаг на нашего Премьера. Мне бы еще понять, искренен Косыгин в намечаемой реформе или то же стал поклонником конвергенции.
Хотя, как управленец он, признаюсь честно, птица высокого полета. Потому возьмем пример с товарища Сталина, не будем людьми разбрасываться, выжмем из него все, используя компромат. Пусть подготовить правильную концепцию реформ и уйдут… да хотя бы в Министерство внешнеэкономических связей. Но черт побери, где мне брать людей для управления экономикой? Основные институты скурвились. Так или иначе приходим к выводу, что требуются репрессии. Нет, упаси Господь, никаких расстрелов! Я даже планирую со временем заменить смертную казнь на каторжные работы. Урановые рудники или участие в биологических опытах с нетерпением ждут вас. Так и для видных экономистов наверняка найдется место где-нибудь на кафедре института какого-нибудь нового сибирского города. Уилком!
Информация к сведению:
Председатель Правительства Перестройки 1985–1990 Н. Рыжков так характеризовал ситуацию:
«Возникла парадоксальная ситуация: страна, располагающая гигантским научным потенциалом, не могла его реализовать. Было совершенно ясно, что причина невостребованности разработок наших ученых — экономический механизм. Он просто не воспринимал всякие новшества, отталкивал их»
«Интерес к увеличению стоимости привел к варварскому расходованию материальных ресурсов, ибо стоимость прирастала затратами прошлого труда. Например, металлургические предприятия были заинтересованы выпускать прокат, содержащий как можно больше металла, т.е. по максимально допустимой толщине. Затем из этого проката, диаметром 100 или даже 200 мм точился вал для какого-нибудь дымососа или компрессора диаметром 50 или 25 мм».
Еще в семидесятых происходила странную вещь: дефицитом становятся вещи, производство которых не стоит каких-то особых затрат и усилий. Чашки, ложки, скрепки, носки, прищепки — то, что вполне нормально может производить любая, не самая развитая экономика. Меж тем, кстати, именно такой дефицит больше всего раздражает потребителя — что нет вещей повседневного спроса, которые нужны. При Сталине многие товары потребительского спроса производили частники и кооперативы, при Хрущеве это все сломали и передали «в нагрузку» предприятиям. На советских предприятиях чаще всего производится огромное количество наименований продукции, самой разной. Но выработка считается единой цифрой и от нее устанавливается норматив ФОТ — деньги которые можно потратить на зарплату. Меж тем — трудозатратность каждого наименования разная, но ее знают только заводские экономисты. Чаще всего, именно на таких вот недорогих изделиях — трудозатратность, то есть доля стоимости труда в цене каждого изделия — максимальная. Но во в таком случае директору становится выгодно производить продукцию с минимальными трудозатратами, гнать тот самый пресловутый «вал», а сэкономленные деньги от ФОТ выдать как премию. Потому то завод хронически перевыполняет план по «крупным» изделиям с минимальными трудозатратами — и не выполняет по тем где трудозатраты максимальные. Первое ложится на склад, второе становится дефицитом
В. Ф. Быков приводил пример:
«…Что это был за „рост“ первых двух пятилеток после реформы покажем на примере одной из подмосковных текстильных фабрик, на которой посчастливилось побывать автору в 1971 году. Руководство фабрики бойко рассказывало о том, как они за 5 лет увеличили объем производства, естественно в стоимостной форме, в 2 с лишним раза и производительность труда в 2 раза. На вопрос: как им удалось поднять в 2 раза производительность труда, не меняя оборудование, не внедряя никаких новых технологий и не сокращая промышленно-производственный персонал, выяснилось следующее. В предыдущую пятилетку фабрика выпускала легкие ткани — ситец и сатин. В результате реформы перешли на дорогие и тяжелые ткани — шерсть и сукно. Естественно, станки стали вращаться медленнее: вместо 1 млн. погонных метров
