Черные ножи 2 - Игорь Александрович Шенгальц
— К черту Африку и ниггеров! К черту узкоглазых и прочую шваль! Мы — белые! Мы развили человечество до величайшей ступени за всю историю мира. Разве вы не видите? Черные — это солдаты, желтые — рабы, а белые — основа цивилизации, ее мозги, единственная движущая сила!
Генрих говорил ожесточенно, и я видел, что он верит в свои слова. Я уже слышал подобные рассуждения и даже в чем-то понимал их. Когда ты живешь в городе, где девять из десяти преступлений совершаются мигрантами, когда беженцам государство снижает налоги, в то время как коренное население платит их по полной программе, когда закон стоит на чьей угодно, но не на твоей стороне — озвереешь, захочешь справедливости, поневоле станешь нацистом — как это и сделал Метерлинк, причем даже не тогда, когда он попал в прошлое, он превратился в фашиста — когда погиб в метро. В тот самый миг все его гуманистические воззрения были разрушены обычным актом насилия. И, переродившись, он не мог стать никем иным, как человеком, который воздаст своим обидчикам, будущим и нынешним, еще большим насилием. Поэтому он жег деревни, казнил мирных жителей, рвался воевать — его душа или то, что ее заменяло, требовала крови. Я сам недалеко ушел от него. Моя душа тоже требовала крови… вот только разница между нами заключалась в том, что мои враги были те, кто пришел искоренить мою страну, а его главным врагом стал он сам.
— Мир уже жил подобным образом, — возразил я, — и вы видите, к чему все привело.
— На этот раз мы построим другой порядок! — Генрих фанатично выдохнул. Чувствовалось, что эта тема занимает все его мысли. — Все будет иначе! Никакой толерантности, ни капли слабости! Только сила! Только страх! Это два главных фактора, которые должны стоять в основе любой государственной доктрины. Все остальное не действует. Потому что потом приходят слабые люди, которые пытаются свою слабость выдать за норму. Они принимают глупые законы, стараясь защитить покорное стадо рабов, таких же жалких, как они сами. В итоге становится только хуже. Вы сами прекрасно это понимаете, вы видели подобное много раз.
Я неопределенно пожал плечами. Во многом он был прав, но это ничего не значило для меня.
— А оканчивается все тем, — воодушевленно продолжал фон Метерлинк, — что слабая масса становится доминирующей. Вы знаете, что в мое время на развитие новых видов косметики тратится в десятки, да что там — в сотни раз больше средств, чем на космические программы. Мы скатываемся обратно в варварство, и только крепкая рука может принудить общество одуматься! Я мечтаю о стране, где каждый человек станет личностью! Каждый будет обладать силой, данной ему по праву рождения. Такая нация добьется всего, чего пожелает. Потому что сумеет это взять! Насилие — это власть!
— Считаете, ваш фюрер способен на подобное? — усомнился я. — Он же сумасшедший, к тому же вегетарианец.
— Адольф? — рассмеялся капитан. — Конечно, нет. Он исчерпал свою удачу, но на его место придет другой человек, который точно будет знать, что делать… и он возродит Рейх!
— Вашему рейху осталось полтора года, — напомнил я, — вы же помните историю. Все уже свершилось.
— Нет, все еще можно изменить, особенно если знать будущее и обладать возможностями.
— Это ваше предложение?
— Именно, давайте же объединим наши усилия! — сказал капитан, заглядывая мне в глаза. — Вы и я! С нашими знаниями, мы займем достойное место в иерархии любой империи. Или создадим свою империю сами! Почему бы и нет? Что скажете?
— Хотите, чтобы я предал свою страну?
— Мы закончим эту войну раньше срока. В итоге, погибнет гораздо меньше людей. Нужно сделать то, что не сделал Гитлер — объединиться с Советским Союзом! Этот союз, эта новая империя будет непобедима!
— Господин Метерлинк, — я чуть понизил голос, и капитан еще приблизился ко мне, чтобы лучше слышать, — ваше предложение крайне заманчиво, но…
— Но? — недоуменно уточнил он.
Одним движением избавившись от веревок, я подхватил со стола свой нож и вонзил его в левый глаз немца. Клинок прошел сквозь мозг и уткнулся в заднюю стенку черепа.
— Но с фашистами русскому не по пути, — пояснил я свою мысль, и ногой откинул тело в сторону, высвобождая вороненый клинок.
Метерлинк конвульсивно дергался на полу, подыхая.
У меня на мгновение мелькнула мысль, а не отрезать ли ему голову… для верности… должен остаться только один… тем более Метерлинк сам собирался проделать со мной нечто подобное… но нет, руки марать я не буду, после такого удара не выжить!
Капитан затих.
— Третья попытка вышла самой удачной… прощайте навсегда, господин Метерлинк.
Я прицепил нож к поясу, снял с гвоздя автомат, обычный МР 40, с магазином на сорок патронов. Проверил оружие — к бою готов!
Тяжело ступая, я подошел к двери и чуть приоткрыл ее, стараясь не шуметь. В трех шагах от крыльца курили двое. Мартына среди них не было, как не увидел я и усатого, которому отбил все причиндалы.
Что же, надо же с кого-то начинать…
Дверь распахнулась с легким скрипом.
Они обернулись на звук и тут же замерли, увидев вовсе не того, кого ожидали.
Церемониться с врагами и вести переговоры в мои планы не входило. Короткая очередь, и оба тела упали там, где стояли. Я приблизился и выстрелил каждому в голову одиночными. Контрольные.
И тут же отлетел назад от сильного удара в грудь. Будто бревном шибануло.
А коснувшись рукой груди, увидел что пальцы окрасилась в красный цвет.
Подстрелили, суки! Пуля засела в теле, но я был еще жив и, несмотря на боль, мог двигаться.
Мартын, подумав, что убил меня, вышел из-за дома, держа в руках винтовку.
Он огляделся по сторонам, резко дернул головой, увидев два трупа, и быстро шагнул ко мне.
Я поднял автомат и направил его прямо в живот Шпынько.
Он оторопело замер, а потом развернулся и побежал.
В спину не стреляют? Глупости.
Очередь прошла наискось по его спине, оставляя окровавленные рваные дыры в немецкой форме. Тело бросило вперед. Мартын упал лицом в грязь, но еще шевелился.
Я медленно поднялся на ноги, подошел ближе и выстрелом разворотил ему затылок.
Кончено.
Потом прошелся по двору и наткнулся на спрятавшегося за поленницей усатого. Он жалобно скулил, подняв руки
